Васильки для Василисы

Глава 24

Филатов Василий Петрович

Никогда в своей жизни, я так не переживал за своих детей, как за последние несколько часов. Мало того, что парень, который только недавно клялся в любви моей дочери, чуть не взял её силой, отчего у малышки случился нервный срыв, так ещё и старший отличился, избив обидчика до полусмерти. Отправив Ритани с Мироном к себе домой, я по полной отчитал Василевса:

— Ты чем думал, когда месил его своими кулаками до состояния котлеты? — стараясь держать себя в руках зарычал я. — Ты хоть понимаешь, что если парень умрёт, тебя посадят в тюрьму за его убийство?

— Знаешь, в тот момент мне как-то было не до размышлений… — попытался оправдаться сын.

— Сейчас же едешь ко мне домой и никуда не выходишь оттуда, — рыкнул я, глядя парню в глаза.

— Я лучше к себе…

— Ты меня не слышал? — резко перебил я Василевса, давая понять, что сейчас не до пререканий. — Сидишь тихо и ждёшь меня. Ритани и Мирон составят тебе компанию.

Как только сын покинул клинику, тотчас же направился в кабинет главного врача. С Вадимом, или как его звали сотрудники больницы, Вадимом Сергеевичем мы были знакомы не один десяток лет. Больше пяти лет Соловьев Вадим просидел со мной за одной партой. Лишь после школьного выпускного наши пути разошлись. Вадим выбрал медицину, а я финансы. Но даже после поступления в разные ВУЗы мы сохранили дружеские отношения и продолжили наше общение, правда не так часто как раньше.

Подойдя к двери с табличкой “Главный врач — Соловьев Вадим Сергеевич”, я громко постучал в дверь.

— Войдите! — звучный бас прозвучал по ту сторону дверного полотна, после чего я дернул дверь на себя.

— Не отвлекаю? — переступив порог его кабинета, спросил я.

— Нет, заходи.

— Есть новости? — без всяких предисловий поинтересовался я.

— Есть… — выдохнул он, запустив пятерню в свои густые волосы. — Вот только боюсь, они тебе не понравятся.

— Говори, как есть, — дав “зелёный свет” к действиям, устроился я в кресле, что стояло напротив массивного стола главврача.

— Ты знал, что жених твоей дочери употребляет запрещенные препараты? — с ходу огорошил меня Соловьев.

— Это достоверная информация? — вопросом на вопрос ответил я.

— Самая что ни наесть. В его крови обнаружили сильнейшее психотропное средство, плюс превышающую допустимую норму алкоголя, — заключил друг.

— Твою ж…

— В нашем случае, это нам только на руку, — продолжил тот. — Многочисленные гематомы, перелом двух рёбер. Я уже не говорю о том, что один из переломов чуть не вспорол правое легкое парню. Твой сын постарался на славу.

— Он лишь защищал свою младшую сестру, — процедил я сквозь зубы.

— Не спорю…

— Вадь, давай начистоту! Сколько?

Вынув ручку из органайзера, Соловьев быстро начеркал на маленьком клочке бумаги стоимость своих услуг и протянул его мне. Взглянув на сумму с пятью нулями, я лишь кивнул, соглашаясь на его условия.

— Раз мы с тобой договорились, думаю, я смело могу покинуть территорию твоей больницы, — поднявшись со своего места, протянул открытую ладонь для рукопожатия.

— Конечно! — Вадим поднялся вслед за мной, пожав мою ладонь в ответ. — Если что, я всегда на связи.

Покинув кабинет главврача, я ещё раз поднялся в реанимацию, где в данную минуту находился бывший жених моей дочери. Завидев меня, навстречу тут же поспешила молоденькая девушка в белой медицинской униформе.

— Хорошие новости, — улыбаясь, произнесла она. — Ваш сын пришёл в сознание. Если хотите, вы можете пройти к нему.

— Не стоит, — устало ответил я, помассировав двумя пальцами свою переносицу. — Пусть отдыхает. Я приеду завтра. Надеюсь, его покой на сегодня больше никто не нарушит?

Денежная купюра красного цвета плавно перекочевала из кармана моего пиджака в небольшой нагрудный карманчик медсестры.

— Конечно, — тихо выдохнула девушка, нервно оглядываясь по сторонам.

Оставив своего “сына” на попечение понимающего медицинского работника, я покинул отделение, спустившись на лифте на первый этаж.

Вернувшись домой, я долгое время не покидал своего кабинета. Переведя необходимую сумму на счёт Соловьева, немного успокоился. В списках пациентов Боря значился, как Филатов Борис Васильевич, поэтому единственным человеком, которому предоставлялся отчет о его лечении числился именно я, Филатов Василий Петрович.

— Пап, я могу войти? — услышал я робкий голос своего младшего чада.

— Конечно, — развернувшись в кресле, ответил я дочери. — Я думал, что ты уже спишь.

— Да вот как-то не спится, — смущенно выдохнула она. — Не помешала?

— Нет, конечно! Проходи.

Ритани неспешно подошла к дивану и забралась на него с ногами. Она по привычке обхватила колени руками, отчего рукава её кофточки слегка задрались, обнажив запястья, на которых алели синяки. Поднявшись из-за стола, я молча направился к дочери.

— Болят? — осторожно проведя по фиолетово-алым отметинам, поинтересовался я.

— Немного… — смущенно пряча взгляд, Ритани тут же натянула рукава пониже. — Я хотела спросить, ты видел его в больнице?

— Издалека, — слегка слукавил я. — В реанимацию, сама понимаешь, не пускают посторонних. Но медсестра, что дежурила на посту, сказала, что ему уже лучше. Кровь почистили, раны обработали, переломы зафиксировали. Жить будет.

— Я очень испугалась…

— Зря… — поджав губы, ляпнул то, что думал.

— Я не за него испугалась, — подняв на меня глаза полные слез, призналась дочь. — Я переживала за Василевса. После того, что произошло, Борис для меня лишь фрагмент ушедшего прошлого.

— Рит, так быстро любовь нельзя вырвать из своего сердца, — тихо вздохнул я. — Тут главное смириться и переболеть…

— Знаю, пап. Уже! Я уже и смирилась, и переболела, — с уверенностью в голосе ответила девушка.

— Ответь мне, только честно. Ты любила Бориса? — не выдержав, задал я интересующий меня вопрос. — Я почему спрашиваю, после школы ты так легко согласилась жить в его квартире. А потом эта помолвка…

— Мы с Борей не жили вместе, — огорошила она меня своей правдой.

— То есть?..

— Ты же знаешь маму! Она бы ни за что не отпустила меня из-под своего контроля. Вот я и решила немного схитрить, тем более, что с Борей мы действительно встречались, — как на духу призналась Ритани. — Его мама знала с наилучшей стороны, вот и отпустила своё нерадивое чадо под его ответственность.

— Зачем же ты тогда ездила к нему за вещами, раз не жила у парня? — попытался восстановить в своем сознании картину произошедшего.

— После помолвки, я решила попробовать “сблизиться” со своим женихом, — краснея от смущения, созналась дочь. — Мне правда нравился Борька, он очень красиво ухаживал, слова ласковые говорил, готов был весь мир к моим ногам положить. Только… — её голос дрогнул, но, взяв себя в руки, она всё же продолжила. — Пару недель назад, он начал настаивать на скорейшей подаче заявления в ЗАГС. Говорил, что безумно любит и больше не может сдерживаться рядом со мной. Потребовал, чтобы я переехала к нему, мол, жених и невеста, а живём на разной территории. Вот только, стоило мне поддаться на его уговоры, стало ещё хуже. Две ночи подряд я сдерживала его порывы, как могла, а на третью сбежала…

— И правильно сделала! — громко воскликнул я. — Нужно было уходить от него в первую же ночь. Раз он не может держать в трусах свой…

— Па! — не дав мне закончить фразу, возмутилась дочь.

— Что “па”? Мы с твоей мамой до самой свадьбы берегли себя, — разоткровенничался я перед дочерью.

— Серьёзно? — округлила от удивления свои глаза Ритани. — Хочешь сказать, что у тебя кроме мамы никого не было?

— Нет.

— А мама знала? — резко сменив тему разговора, продолжила выпытывать семейные тайны дочка.

— Знала. У нас вообще секретов друг от друга не было.

— И всё же вы развелись, — печально констатировала дочь.

— Как видишь…

Не желая расходиться, мы с Ритани ещё с часик просидели вдвоём, вспоминая веселые истории из её детства. Обнимая дочку за плечи, я чувствовал, как к моей малышке постепенно возвращается уверенность и тот задор, что буквально вчера были спрятаны где-то глубоко в кулуарах её израненной души. Поцеловав Ритани в висок и пожелав “спокойной ночи”, тотчас же отправил уставшую девушку в её комнату.

Поднимаясь к себе, мне хотелось верить, что произошедшее забудется как страшный сон. Вот только я даже не догадывался, что самый настоящий кошмар нас будет ждать ещё только впереди.

Проснувшись утром, я первым делом созвонился с Соловьёвым. Новость о том, что Борису стало намного лучше, и его благополучно перевели в палату, откровенно порадовала. Конечно, в свете произошедшего, Борис упал в моих глазах окончательно и безповоротно, и теперь однозначно больше не являлся женихом моей дочери. Но в память о его погибших родителях, которые до самой своей смерти являлись моими хорошими друзьями, я решил отпустить парня с миром. Тем более, что после “разговора” с Василевсом, Борис вряд ли сам захочет продолжить своё общение с кем-либо из нашей семьи. По крайней мере, я на это надеялся.

— Вадим, у меня к тебе будет ещё одна просьба, — с уверенностью в голосе, обратился я к другу с неожиданной просьбой. — Попридержи, пожалуйста, результаты анализов Волкова Бориса.

— Которые? — уточнил Соловьёв.

— Те, что указывают на наличие сомнительных веществ в его крови, — прямым текстом пояснил я.

— Ты хочешь, чтобы я их извлёк из медицинской карты больного? — с недоверием, переспросил он.

— Совершенно верно.

— Но это же…

— Должностное преступление, знаю. Я же не прошу их уничтожать, — тут же попытался я оправдать дальнейшие действия главврача, должность которого благополучно занимал Соловьев Вадим Сергеевич. — Мне нужно, чтобы они находились в твоём ведении какое-то время. Так сказать для подстраховки.

— Да уж… Интересная рокировочка намечается… — устало вздохнул друг, прежде чем согласиться на мою авантюру. — Хорошо.

— Только не затягивай. А я, как освобожусь, обязательно подскочу.

Сидя в собственном кабинете, я раз за разом прокручивал в голове события вчерашнего дня. Насилие со стороны Бориса были, так сказать, на лицо. И следы от синяков явное тому доказательство. И то, что Василевс действовал на сплошных эмоциях было понятно даже дураку. Да, не рассчитал! Да и как тут вообще можно было что-то рассчитать. Был бы на месте сына я, вообще бы придушил парня. И гори всё синим пламенем. За жизнь и честь своих родных мы и не на такое порою готовы пойти. И всё же, мысленно я радовался, что Боре больше не угрожала опасность. Стало быть и моему сыну не грозил тюремный срок. Так я думал лишь до тех пор, пока на пороге моего дома не появились люди в полицейской униформе. И самое ужасное, что отрывать двери гостям отправился не кто иной, как мой старший сын. Лишь спустя пару минут к нему присоединился я.

— Князев Василевс Васильевич, вы обвиняетесь по статье сто двенадцатой УК РФ… — летели в адрес моего сына обвинительные речи стражей порядка.

— Прошу прощения, — нагло вмешался я. — Я могу взглянуть на документ, по которому вы так рьяно обвиняете моего сына в совершенном преступлении.