Пепел и пыль

— И как вы это сделаете?

Эдзе хмыкает. Моё сомнение в его способностях явно только веселит мага.

— Как, ты говоришь, тебя зовут? — вдруг спрашивает он.

— Слава.

— Вот что, Слава. Скажи Лукасу, что мне нужно ещё одно помещение: большое и скрытое от посторонних глаз.

— Тюрьма сойдёт? — прикидываю я, вспоминая место, где первое время содержали пиратов. — Точнее, не тюрьма, а подвал.

— Отлично, — кивает Эдзе.

Несмотря на наш диалог, мы друг на друга не смотрим. Эдзе увлечён своей работой, и я его работой тоже.

— Это человеческие кости? — спрашиваю я, когда Эдзе берёт одну, кладёт в деревянную посуду и, ловко орудуя толкушкой, превращает её в порошок.

— Как твои друзья тебя терпят? — поднимая на меня глаза, спрашивает он. — Столько вопросов, и ни одного собственного ответа.

— Это называется «любознательность», — вставая на собственную защиту, я выпрямляю спину, чтобы казаться более уверенной.

— А мне казалось, что глупость.

— Чтоб вы знали, это я предложила переместиться в прошлое, чтобы остановить Христофа.

Платина в глазах Эдзе темнеет на пару тонов.

— И ты правда предполагаешь, что эта идея хороша?

— А разве нет? — я встаю с кровати. — Остановить Христофа…

— Нет, — обрывает Эдзе. Его рука на мгновение вздымает в воздух, будто он хочет бросить в меня то, что сейчас сжимает в кулаке. — Я имею в виду, неужели вы так уверены, что останавливать его вообще необходимо?

— Вы сами сказали, что Христоф сейчас зол, как чёрт, и ждать от него можно чего угодно.

Эдзе качает головой. Ещё одна прядь волос падает ему на лоб.

— Дело не в этом. Да, Христоф хочет изменить прошлое, но ради чего? — я почти отвечаю на этот вопрос, когда Эдзе делает это сам: — Чтобы спасти человечество, дать ему шанс на жизнь в более выгодном положении. Преподнести вам господство на блюдечке, если хочешь. А вы вместо этого намерены остановить его. И почему?

В этот раз я молчу, но и Эдзе тоже. Мы смотрим друг на друга некоторое время, в течение которого я отчётливо чувствую на коже холодок. В голову приходит мысль о могильном дыхании, и от этого становится не по себе.

— Вы хотите спасти своё настоящее. Тех, кто вам дорог. Это благородно, но как-то эгоистично, не находишь?

— Но естественный ход…

— Если бы ты знала, сколько раз за всю историю этот самый естественный ход вещей нарушали, ты бы не стала использовать его, как аргумент.

Не знаю, умён ли Эдзе настолько, насколько пытается казаться, но его слова имеют вес даже на слух, без доказательств. Поэтому я лишь киваю и, недолго думая, выхожу из комнаты, чтобы сказать Лукасу про просьбу его отца.

Сказать Лукасу… сказать. Может, поэтому меня как мячик для пинг-понга и кидает из одной стороны в другую, что ни с кем до сих пор не поделилась своими переживаниями? Одно дело раз упомянуть об испуге и перевести всё в шутку, а другое — поговорить по душам…

Здесь оба моих лучших друга. И я точно знаю, что и Лия, и Кирилл обязательно меня выслушают. Но всё же думаю о Бене, который вместо того, чтобы оказать поддержку, на откровение отвечает тем же: то ли чтобы говорящему было не так уж неловко (что не очень в его стиле), то ли потому, что поделиться переживаниями первым у него попросту не хватает смелости. * * *

Уже на следующий день после полудня Эдзе созывает нас в отведённый ему подвал. Как только оказываюсь внутри, сразу вижу изменения, которые он привнёс в местный интерьер. В центре появились три круга, края которых обозначены мелом и воткнутыми в определённые точки костями — по пять на каждый круг.

— Это ещё что за чёрт? — спрашивает Бен, едва все успевают переварить увиденное.

— Ловушки, которые не дадут прибывшим из прошлого набедокурить здесь, в будущем, — спокойно отвечает Эдзе. — Только они ещё не готовы.

Эдзе осматривает нас, пока молча стирает с рук следы мела.

— Нужно наше участие? — первым догадывается Ваня.

— Можно и так сказать. Вы уже определились, кто именно отправится в прошлое?

— Доброволец, — декларирую я, поднимая руку.

— Отлично, — кивает Эдзе.

Не успеваю сообразить, как в его руках сверкает что-то блестящее. В ту же секунду чувствую сначала сильную хватку холодных пальцев на своём запястье, а затем острую и дикую до брызнувших слёз боль в ладони.

Сложно прикинуть, насколько глубок порез, но кровь почти сразу начинает орошать пол подо мной.

— Какого чёрта! — взвизгиваю я.

Эдзе, не давая опомниться, свободной от кинжала рукой хватает меня за шкирку и тянет к ловушке. Никто не пытается мне помочь. Я хочу глянуть на ребят, но не могу извернуться. Опустив меня на колени, Эдзе вытягивает мою порезанную руку и капает кровью на кости. Свечение, которое они начинают излучать, когда с губ мага срывается первое слово на неизвестном мне языке, напоминает отражённый от зеркальной поверхности солнечный свет. Оно настолько ярко бьёт в глаза, что приходиться зажмуриться.

— А теперь выпей это, — вместо того, чтобы помочь подняться, Эдзе сначала тормошит меня, призывая открыть глаза, а затем опускается рядом на одно колено и протягивает маленькую чёрную рюмку, сделанную из камня.

— Сначала порезали, теперь отравить решили?

— Я бы не стал ждать столько времени, чтобы тебя убить.

Делать нечего. Я принимаю рюмку и быстро опрокидываю жидкость внутрь. Она вязкая и солёная, словно кровь.

— Зачем это?

— Залечить твою руку и активировать чары.

Я гляжу на ладонь. Порез медленно затягивается.

— Почему нельзя было сделать это нежнее? Или вы думали, я откажусь?

— Нет, — Эдзе качает головой. — Это просто мой метод работы. К тому же, должен же я был проверить защитные чары.

Он оборачивается на стоящих в стороне ребят. Они потерянно озираются по сторонам и, кажется, совсем нас не замечают.

— Они…

— За барьером, — отвечает Эдзе, обрывая меня. Выравнивается сам и всё-таки протягивает мне руку, помогая встать. — Видишь?

Он подбородком указывает вперёд. Прищурившись, я различаю тонкое, как проволока, и подвешенное в метре над полом нечто воздушное и блестящее, напоминающее сбитую в облако пыль.

— Они нас не видят?

— Для них мы исчезли, когда пересекли линию чар.

— Но почему они не проходят дальше?

— Почему же, смотри.

Вытянув руки перед собой, с непонятной смесью испуга и удивления, ребята перебирают ногами, словно идут, но при этом стоят на месте. Со стороны смотрится крайне забавно, и я даже позволяю себе пропустить смешок.

— Они думают, что помещение пусто?

— Да.

— Даже не слышат нас?

— Нет.

Я удовлетворённо хмыкаю.

Мы с Эдзе подходим к линии чар. Медленно делаю шаг, и в том месте, где она соприкасается с телом, нить рвётся.

— Вот она! — восклицает Ваня.

— Это что за фокусы? — гаркает Бен.

Его руки дёргаются, то ли чтобы толкнуть меня, то ли… не знаю, обнять?

— Защитные чары, — объясняю я. — Круто, да?

— А с рукой чего? — Нина хватает моё запястье и разглядывает рану на ладони, успевшую превратиться в дугообразную розовую полосу.

— Следующий, — не отвечая ни на чьи вопросы, говорит Эдзе. Ему глубоко параллельно и на возмущённые возгласы ребят, и на то, что теперь они смотрят на него с недоверием. — Ну, кто из вас вместе со Славой планирует отправиться в прошлое? Нужны ещё двое. Но учтите, вы будете связаны. Поэтому лучше те, чья голова не забита всякого рода переживаниями.

— В смысле, связаны? — спрашиваю я. — А раньше нельзя было предупредить?

Эдзе смеряет меня вопросительным взглядом. Удивление превращает платину его радужек в серость тумана.

— Вы переместитесь в чужие тела. Благодаря связи, вы будете видеть друг друга такими, какие вы есть сейчас, — Эдзе небрежно машет рукой перед лицами ребят. — Пока другие будут видеть вас теми, другими.

— А причём тут переживания?

— При том, что вы будете связаны в прямом смысле. Будете чувствовать настроение и эмоции друг друга, пусть и лишь фоном.

— И зачем это?

— Вы отправляетесь в прошлое, не забыли? На это требуется не только сильная магия, но и большой объём энергии и крови. Забери я это лишь у одного из вас, он бы помер на месте. А мне удалось распределить всё так, чтобы можно безопасно задействовать троих.

Я гляжу на Эдзе снизу вверх. Стоя так близко, впервые понимаю, как он на самом деле высок: разница между нами, должно быть, три головы, не меньше.

— Есть храбрецы?

— Ой, короче, — Бен делает шаг вперёд. — Не ссыте, я снова всех спасу.

Он протягивает Эдзе руку. Секунду спустя они исчезают за чарами защиты.

— Третьим кто будет? — спрашиваю я.

— Звучит так, словно намечается оргия, — прыскает Нина.

— Я точно знаю, кто не будет, — подаёт голос Саша. — Это я. Вы уж без обид.

— Ну, и не Марк, — сообщает Рэм. Его голос непривычно тих. — Я пойду.

Рэм не успевает и шагу сделать, как Лиза, стоящая рядом, цепкой хваткой дёргает его за кофту, собирая ткань в кулаке.

— Нет!

— Лиз, этот подонок разбил сердце моей сестре, я должен…

— Без меня не пойдёшь, — категорично заявляет девушка. — Как хочешь. Не пущу.

Рэм дёргается, но Лиза оказывается сильнее. Тогда он обречённо роняет голову назад, тяжело вздыхает и кончает с попытками.

Я уже пролила кровь, Бен сейчас занимается тем же самым. Осталось только одно вакантное место, и если ни Рэм, ни Лиза его не займут, то…

— Ладно, — нехотя протягивает Нина. — Что бы вы без меня делали?

Она закатывает рукава рубашки, по покрою очень похожей на мужскую; штаб передал нам достаточно одежды, а она всё продолжает таскать её у местных.

— Уверена? — спрашивает Ваня.

Сам он будто на распутье. Возможно, он бы предложил свою кандидатуру, если бы в итоге все отказались, но сейчас добровольцем оказалась Нина, а потому ему бы выдохнуть… Но вместо этого Ваня явно напряжён.

— Конечно, — Нина стряхивает с рубашки невидимые пылинки. — Я рождена, чтобы делать невероятно глупые и отчаянные вещи. В смысле, открытая лесбиянка в стране, где к этому относятся с отвращением — мне уже бояться нечего!

Вернувшись в зону видимости вместе с посеревшим в лице Бене, Эдзе забирает Нину и снова исчезает.

— Ненормальный какой-то, — ворчит Бен, оглядываясь через плечо. Только вот там ничего нет. Защитные чары всё скрыли. — Поливал моей кровью кости на полу до тех пор, пока у меня двоиться не начало перед глазами!

Когда возвращается Нина, она некоторое время растеряно глядит на свою порезанную ладонь, словно сама не своя. Хочу спросить, что её так беспокоит, но меня отвлекает Эдзе, снова начавший отмахиваться от чего-то.

— Вы в порядке? — интересуюсь я, когда мы выходим сначала в дом, затем на улицу.

Эдзе поправляет ворот плаща. Погода тёплая, если не жаркая, а он в чёрной коже. Одно слово — странный.

Эдзе опускает на меня прищуренный взгляд.

— Смерть, — роняет он спокойно, словно продекламировал мне ни что иное, как курс доллара.

— Что, простите? — я даже головой трясу; мало ли, показалось.

Но вопреки моим надеждам, Эдзе с каменным лицом повторяет то же слово. А мгновение спустя поясняет:

— Здесь очень сильно пахнет смертью. * * *