Группа дополнительных занятий

Эпилог

– Не получается, – пожаловался Кенан.

– Руки кривые, – сказал Ферик.

– Смотри, – сказала Резель, разложила один из бумажных цветков и принялась складывать снова. Кенан повторял, и Элин поглядывала украдкой, потому что у нее не получалось тоже.

Они откладывали и откладывали, и когда, наконец-то, собрались, снег уже лежал уверенно. Но место они нашли без проблем: к нему вилась протоптанная тропинка, а вокруг плиты было расчищено до травы. Издалека – словно проталина. И, словно подснежники – цветки из тетрадных листов.

Его любили, подумала Элин. Он был из редких людей, которых любили за дело.

– Вот так не женишься – и похоронят тебя рядом с матерью, – сказала Резель. Волосы ее укрывали уши не по случаю холодной погоды, а потому, что она развязала ленту, и теперь собирала сделанные группой дополнительных занятий цветки, обхватывала крученые черенки узлами, и получался венок. У них будет самое красивое подношение, подумала Элин.

Они устроились пока на бревнах – привезли, видно, на дрова и бросили на месте старых могил. Отсюда была видна прогалина и плита, а что написано – не прочесть. Элин знала и так.

– А вот так соберешься жениться, дите заделаешь – невеста тебя и того, – сказала Конла.

– Ни за что не женюсь, – сказал Кенан. – Дольше проживу.

Конла, дернув с силою, поправила ему воротник.

Он двигался уже нормально и без стеснения задирал рубаху, скреб ногтями шрам. Иногда только говорил: вы идите, а я посижу, особенно под конец дня. И старался не вскакивать с места после того, как однажды повело голову, и он чуть не оказался на полу. Кровь народится, говорил Ферик, и будешь как новый. Развели тоже панику.

– Ну, она его не любила, – сказала Резель, – а тебя твоя жена будет любить и не сделает худа.

– Неизвестно, – сказала Элин негромко. – Человек совершает над объектом любви весьма уродливые вещи. При общей искренности чувства.

– При батюшке нашем, – сказал Нейл, – военный корпус был велик и богат, как никогда в истории. Остальной народ был, правда, истощен... При Доневальде, боюсь, к нему вернется былая слава.

– А чего ты просто не придешь и не дашь ему пинка с трона? – спросила Конла.

Нейл улыбнулся, не разжимая губ, и ответил, что не все так просто.

...Когда он, ко всеобщему удивлению, явился в училище через несколько дней, его отволокли в привычный уже к допросам закуток под лестницей и поинтересовались, какого дьявола?.. Нейл Катона начал гладко, словно по приготовленному: он, как уже упоминал мефрау Богнар, записывал за своим нанимателем, доктором Сёгором – течение болезней, лекарства и дозы... И был он с ним, когда доктор Сёгор в числе других врачей был зван к Ея Величеству. Дело было уже, по его мнению, безнадежное, тело слабело и поддерживалось одною только магией. Устраиваемые госпожой Деак молитвы не приносили пользы. Нейл был рядом с государынею почти все время, зарисовывал для развлечения принцессу Каруин, которая заходила проведать матушку дважды а то и трижды в день. С какого-то времени он почти ничего не помнит, и как паладины вошли в его квартирку, а господин Сёгор маячил за их спинами, видел будто со стороны. Его увели, надевали какие-то амулеты, говорили с ним мало, и Нейл только на второй допрос понял, что в нем поселилась чья-то душа. Должно быть, госпожи Рейли, которая была известной и зажиточной чародейкой (раз могла позволить себе услуги доктора Сёгора), а вот недавно умерла от открывшейся в очередной раз язвы, и как раз с той поры у Нейла не в порядке память. Его готовы были уже отпустить, но в допросную комнату зашел стражник и привел заплечных дел мастера, подал паладину какие-то бумаги. Нейла привязали и начали спрашивать про Ея Величество. Убеждая самыми сильными средствами (тут Нейл потер рот), что стоит отвечать правдиво. Ответить Нейлу было нечего, он подумал было, что из дворца что-то пропало, и начал оправдываться, а потом уже, на четвертом зубе, готов был сознаться, что это он прикарманил брильянтовую корону, только бы все кончилось. Его спросили немного про госпожу Рейли и отстали. Дали отлежаться в камере на соломе, нацепили на запястье браслет. Потом – Нейл потерял счет времени, но по его прикидкам – на третьи сутки – отвели снова к допросному столу. Заплечных дел мастера больше не было, зато был магистр ордена паладинов, который походил-походил вокруг и спросил: если я достаточно знаю вас, а за все эти годы это было бы естественно, это часть какой-то вашей задумки. Нейл не понял. Пеньки от зубов болели, и думать было тяжело.

Но, к удивлению своему, он заговорил, сам не понимая предмета разговора.

С тех пор голос этот прорывался в нем нежданно, Нейл научился не давать ему слова, но редко пользовался этим умением. Кто он такой, чтобы затыкать Ея Величество.

Тогда группа дополнительных занятий от него отстала, хотя Элин подозревала, что Нейл снова не сказал всей правды.

– ...Это невозможно сделать, поскольку меня… нас не примут Ея Величеством императрицею. Человек есть единство тела и духа. Человек не считается собою в другом теле, человеком не считается тело, населенное другою душой.

– То есть, ты теперь тоже не Нейл Катона? – спросила Резель.

Нейл вздохнул и кивнул. Сказал, что пока что это ему не особенно мешает, настоящие трудности проявят себя, если он вздумает получать наследство, брать или отдавать займы и быть свидетелем в суде.

– Все равно непонятно, – сказал Кенан. – Почему тело там, а ты здесь? Нельзя как-то, – он жестами изобразил некий сложный процесс вроде починки гобелена, – совместить обратно?

Нейл наклонился к своему цветку, поправил лепестки и сказал снова: не все так просто. Тело, друзья мои, имеет срок службы. Таковой для тела Ея Величества давно вышел. Стоит развеять заклятья – и природа возьмет свое. Душа не продержится в нем долго, и неизвестно, хватит ли у нее сил так ловко и полно перебраться в кого-то другого.

– А при чем тут профессор Коппенс? – спросила Резель.

– Некроманты ведают смертью и жизнью, – сказал Нейл. – И тем, как обратить смерть. Профессор Коппенс вместе с профессором Моленаром когда-то плотно занимались приведением мертвого тела в состояние, располагающее к принятию живой души. У них даже есть определенные подвижки.

– То есть, в случае успеха у нас была бы немертвая императрица? – спросила Элин шепотом.

Нейл снова улыбнулся. Подал Резели цветок.

– И чего, пока они там не кончат с телом, ты будешь мотыляться с нами? – спросила Конла.

– Таков план, – сказал Нейл. – И в очередной раз прошу вас хранить строжайшее молчание!

– Да уж, – сказал Ферик.

Элин подумала, что он отлично выразил всеобщее настроение. Да уж. Что тут еще сказать.

– Эй, вы!

Группа дополнительных занятий обернулась к дорожке. Орифия свернула с нее, стремительно прошла между плит, вручила Элин звякнувшую корзину, отняла у Конлы свой ранец, выдернула из него учебник и изо всех сил врезала Ферику по плечу. Тот закрылся руками, а Орифия охаживала его по плечам и спине и приговаривала зло:

– Я похожа вам на девицу?! Это не остроумно! Ваши деревенские... уж не говорили вам... спасибо за такое!.. Великий... целитель!..

Она запыхалась и опустила книгу. Ферик опасливо выглянул из-за рук и спросил:

– Ч-чего?..

– Вы это нарочно?! – воскликнула Орифия и обрисовала рукой у живота. – Кто вас просил?!

– Чего? Чего я сделал-то?

– Кто вас просил возвращать мне девство?!

Ферик поморгал, оглядел Орифию, потом сказал:

– Ну так само, наверно... сама ж просила живот... я случайно и...

Орифия размахнулась и шлепнула его книгою по плечу. Сказала:

– Всем присутствующим я предлагаю проверить нужные отверстия. Вдруг их стараниями нашего талантливого друга уже нет!

– Да ладно, чего ты, – бормотал Ферик, и слова его приглушил гогот брата с сестрою, до которых, наконец, дошло. Орифия, красная больше от избиения товарища, чем от смущения, сказала доставать бокалы. Элин поставила корзинку на бревно, раскрыла. Раздала бокалы и извлекла бутылку вина. Осмотрела этикетку, сказала:

– Совсем недурственно. Давненько я такого не пробовала.

– Наслаждайтесь, – сказала Орифия, метая в Ферика гневные взгляды. – Полагаю, в честь профессора нам следует испить самого лучшего. Мы упустили почтить его память раньше...

– Мы были заняты, – сказала Элин. – Кто сделал для него больше нас?

– Все равно, – сказала Резель, отложила наполовину готовый венок. – Надо сделать что-то хорошее для него.

– Лучшая память для мертвых – это помнить их слова и совершения и самим жить достойную жизнь, – сказал Нейл, а, быть может, императрица Маргейд.

Они встали с полными бокалами вокруг могилы и помолчали. Элин думала, что она нисколько не похожа на святую Гют, но... возможно, это было бы недурно. Особенно на ту ее версию, что выдумал профессор Коппенс. Она украдкой оглядела каждого. Нейла Катону, который держал бокал изящно, как благородный, и смотрел себе под ноги, на могильную плиту, и волосы свешивались на лицо и, слава духам красоты, прикрывали уши. Кенана, который гонял вино во рту и то и дело трогал сестру за палец. И Конлу, которая нюхала бокал и отклонялась так и эдак, чтобы заслонить остальных от ветерка. На Орифию, которая крутила на запястье браслет, а больше украшений на ней сегодня не было. Зато было вино – какое гости, не стыдясь, приносят на званый обед, а хозяева выставляют на стол и обтирают от пыли погреба при всех. На Ферика, который опрокинул уже вино, и теперь разглядывал бокал и бросал взгляды на компанию: очевидно, его душила очередная история про убийство или про вино. Или про заращенные отверстия. Про заращенную грудь и живот и спасенную жизнь он не упоминал с той ночи, словно не знал в этом заслуги. Элин перевела взгляд на Резель, которая бегала глазами от одного цветка к другому, рассчитывая, видимо, самое красивое их взаиморасположение. Для любимого профессора все должно быть красиво. Это то немногое, что они могут сделать для него еще.

Элин осушила бокал и сказал про себя: со мною все будет отлично. Не волнуйтесь в небесных палатах. Я же знаю, что вы переживаете за своих воспитанников.

– А надраться-то нам не хватит, – сказал Кенан, подхватив бутылку.

– С какой целью нам обязательно нужно надираться? – спросила Элин. Подставила свой бокал.

– Надо, – сказал Кенан, – на похоронах по-другому никак. Мы, когда еще были сами по себе, искали, где кого хоронят, ждали, пока не накушаются в сиську, и потихоньку тянули со столов, что не доели. А если б все были трезвые, то как тогда?

– У нас был один винодел, – сказал Ферик, – не такое, конечно, богатое делал, а нормальное ягодное, а шибало в голову так же, как дорогое. Ну вот, и была у него дочка.

– И он ее убил, – сказала Конла прозорливо.

– Чего? Почему? Нет, он ее хотел отдать замуж, да так и не выдал. Потому что видел, какие все мужики пьянь. Дочка теперь ух! Тоже вино делает. И еще в девках.

Резель хохотнула невпопад, отвела Элин в сторонку и зашептала, показывая глазами на Орифию:

– Когда она успела понять, что снова не девица? Сейчас, когда ходила за вином? С кем она гуляет, ты не знаешь? Ах, у нее, наверное, так много ухажеров!