Группа дополнительных занятий

Глава 4

Элин подумала, что нужно упасть в обморок. Хорошее воспитание предполагает, что на ужасы жизни леди будет реагировать соответствующим образом. Элин прислушалась к себе: голова не кружилась, не тошнило (а, напротив, последние дни было сыто и хорошо), и даже не тянуло присесть. Элин подумала, что можно тогда просто изобразить, откинуться на стуле в бессилии и закатить глаза, но Резель – леди, конечно же, не будучи, – сказала:

– Так он не болеет!

И изображать что-либо расхотелось тоже.

– Рискну предположить, – сказал Нейл, – что это нечто более радикальное, чем болезнь.

Профессор Коппенс был совсем на себя не похож, Элин потерла глаза и вновь убедилась, что не обозналась, и это он. Его, вернее сказать, часть.

– Да чтоб тебя! – рыкнула Конла и разразилась потоком ругательств, из которых следовало, что кому-то непременно следует гореть в аду, насаженным на кол с шипами, как у кошачьего органа любви. – Главное, именно нам, никому другому не попался!

Она потрясла голову любимого профессора. Орифия попыталась отнять у нее несчастливую находку.

Носит дорогие побрякушки, но тоже не может поступить подобно воспитанной девице, подумала Элин.

Орифия взяла, наконец, голову за уши, положила на пол у полок, вытерла руки кружевным платком. Кенан сел прямо на пол, отполз на заднице в дальний угол и, скрючившись, сидел там, зажав ладонью нос. Какой чувствительный, подумала Элин, как молодые господа, которые падают в обмороки не оттого, что научены, и не из-за тугого корсета, а искренне, от всей души, потому, что не видели столько крови, сколько видит каждая девица регулярно.

Конла отряхнула руки и села в угол рядом с братом. Тот теперь прикрывался рукавом. Повисло молчание, шуршала только одежда, когда честная компания переглядывалась.

– Надо кому-то сообщить, – сказала Элин, наконец, потому что никто не пожелал озвучить очевидное.

– Ага, – сказала Конла, – и сразу на нас повесят.

– Но вы же его не убивали, верно?

Конла молчала, и брат ее молчал, уставившись на мертвую голову мерцавшими от каменного света глазами.

– Вы его не убивали? – повторила Элин с нажимом.

– Дура, что ли? – поинтересовалась Конла.

– Вне зависимости от того, как вы желаете меня обозвать, нам всем, – Элин обвела притихший коллектив рукой, – хотелось бы для собственного спокойствия знать...

– Нет, конечно! – воскликнул Кенан. – Зачем нам? Если б это мы – уж мы бы сюда не поперлись, а?

– Разумно, – сказала Элин, – следствие это учтет.

– Какое, на хер, следствие? – зашипела Конла, отпихнула себя от полки, оказалась на четвереньках, пробежала так два шага и встала прямо. Подняла ногу, как цапля, задрала штанину. – Это видала? Если кто затырит мел из класса – нам нельзя даже рядом быть, иначе – обратно! Упекут и не спросят, виноваты или нет! Ссать нельзя в одном поле сесть рядом с преступленьем.

Интересно, каким образом преступление отправляет естественные надобности, подумала Элин, если это не личность, а событие.

Нейл кашлянул и сказал, что у него, пожалуй, те же проблемы.

– Во! – сказала Конла, широко махнула рукой в его сторону, чуть не выбив Ферику глаз. – Ты понимаешь, да? А начнут разбираться – на кого подумают? На того, кто раньше сидел, или на сосуд.

– Минейр Катона, – повернулась к Нейлу Элин, – развейте мои опасения. Это ведь не вы... ну... устроили сие происшествие?

Вокруг Нейла тут же образовалось свободное пространство. Элин тоже захотела прижаться к стенке, но было поздно, и они остались стоять, как борцы на площадке, друг напротив друга.

– Со всей искренностью заверяю, – сказал Нейл в ладонь, – что я не совершал ничего предосудительного и не наносил вреда живым существам с тех пор, как нахожусь здесь. Это своего рода требование, – он потряс рукой, браслет съехал ближе к кисти, – я не могу его нарушить, даже если бы желал. И я не желал.

– А не было ли у вас провалов в памяти? – спросила Орифия. Элин подумала: в точку, сосуд не всегда владеет собою.

Нейл растянул губы, проговорил:

– Если бы бывали, я бы не мог этого знать, верно, мефрау? Не помнил бы.

– Почему мы решили, что это кто-то из нас? – спросила Резель, обхватив себя за плечи. Элин, напротив, было жарко, она расстегнула пиджак.

– А кто вас знает, почему? – буркнул Кенан из угла, ткнул в Элин пальцем. – Это вон она придумала.

– Ничего подобного, – сказала Элин, съежившись под дружными взглядами. Запахнула пиджак и все-таки отошла к стене. Стол с покинутыми тетрадями окончательно осиротел.

– Кому из присутствующих нравился профессор Коппенс? – спросила Орифия и первой подняла руку. За нею подняли все остальные. Она продолжила: – Кому здесь нужен был у него зачет? – И снова единогласно. – А кто не уверен, что получит хорошую отметку у профессора Моленара или кого нам пришлют на замену еще?

Уверен не был никто. Орифия сказала:

– Значит, ни у кого из нас не было мотива. Мотив, между прочим, первое, что нужно искать.

Элин выдохнула и подумала: стыдно, что не я первая дошла до этого. Тетя любила почитывать новеллы про иностранного графа с какой-то сложной фамилией, который вперед стражи и паладинов распутывал самые сложные загадки. Судя по тому, что, куда бы означенный граф ни поехал, везде его преследовали смертоубийство, предательство, мошенничество с наследством, тайны незаконнорожденных сыновей, государственная измена и кровосмешение, лучше бы ему сидеть дома.

Так вот, в этих новеллах граф первым делом бросался на поиски мотива. По крайней мере, в пересказах тети.

– Как мы будем искать мотив? – спросила Резель. – Спрашивать всех, кому он что плохого сделал? Бедненький...

– Шашни завел не с тем, с кем надо, – сказал Кенан, – вот его и того, сразу после перепихона.

Он провел пальцем у горла. Элин подумала, что где-то видела этот жест, а Резель возмутилась:

– Только бы тебе про это дело!

Кенан пожал плечами: пахнет.

– Наверное, сверху тянет, – сказал Конла, подвигала ноздрями, – опять она там молоденького жарит.

– Может, это оборотень, – сказал Ферик. Пересек комнату, присел у головы, натянул рукав на ладонь, ткнул в висок, повернул. – Глядите, как отгрызено. У нас в деревне волки заели одного, так было похоже.

– Это не оборотень, – сказал Конла.

– Предупреждение еще не сняли, – сказала Орифия, – значит, он до сих пор на свободе. Может быть, он пробрался в здание и... гм...

– Это не оборотень.

– Между прочим, – продолжала Орифия, – смотрите, какое замечательное изолированное помещение. Оборотень сам не пробрался бы сюда, но его могли бы заманить, запереть, а профессор Коппенс мог бы наткнуться – с известными для себя последствиями.

– Это не оборотень.

– Профессор вряд ли стоял бы смирно, пока его ели, – сказал Нейл, – а тут все довольно чисто, мебель цела. Либо кто-то все прибрал после, либо схватка произошла не здесь.

– Это не оборотень!

– И заодно, здесь должны валяться все остальные... э... части, – сказала Элин, – если оборотень их, конечно, не употребил.

Раздался вопль и стук. Конла, выпучив глаза, орала и колотила пятками по полу. Когда все лица обратились к ней, она сказала:

– Это не оборотень, вашу мать, говорят вам, едрить через колено!

Нейл пришел в себя первым. Сказал мягко, как душевнобольной:

– Не стоит повышать голос, душенька, это не престало незамужницам.

– В жопу! – заявила Конла. – В жопу пошел со своей душенькой.

Она выдохнула и присела на корточки. Воззрилась снизу вверх.

Ферик прокашлялся и сказал осторожно:

– Может, и не оборотень. Может, и не откушено. А отрублено тупым чем-то. Топором-то аккуратнее, а вот колуном... был, не у нас, правда, а в соседней деревне, один мужик, убил жену спьяну, так ее, жены-то, брат мужика этого и раскидал в овсе. По всему полю потом находили. Вот как раз так как-то и было, как раздавлено.

– Какие очаровательные у вас родные места, – сказала Элин.

– Ну! Небо дальше взгляда и холмы...

Он улыбнулся, забыв, видимо, что у его ног лежит отделенная от тела голова. Элин возвела глаза к потолку, поправила волосы. Поглядела на стол, где дожидалось ее задание Йоаннеса, а заодно и порция общей домашней работы.

Сказала:

– Мы не обязаны бороться за истину. Эта находка нас ни к чему не принуждает.

– Но кто-то же его убил, – сказала Резель. Вздохнула. – Как жалко...

– Безусловно, – сказала Элин, – но настолько ли, чтобы подвергать себя опасности? Как тут верно было отмечено, никому не пойдет на пользу связь с преступлением. Так что предлагаю притвориться, что мы ничего не видели, поклясться в молчании и направить свои силы на то, что влияет на наши жизни непосредственно и в ближайшем будущем, то есть, на учебу.

– А это – не влияет? – спросила Орифия и показала на голову.

– Если мы правильно себя поведем, то – не должно.

Собрание переглядывалось интенсивнее, хрустели шеи. Элин ожидала, как оратор ожидает реакции толпы на блестящую речь.

– Что, засунуть обратно – и все? – спросил Кенан.

– Во-первых, спрятать... э... доказательство туда, где вы его нашли, – сказала Элин с готовностью. Она уже все продумала. – Во-вторых, оставить здесь все в таком виде, в каком было, вон, кровь натекла, и книги...

Ползать по полу и подтирать никто не хотел. Элин подумала, что они не слишком торопятся работать руками – для тех, кто избрал работу руками своим призванием, достала платок, присела. Конла затолкала голову за книги, пошарила еще там рукой, сказала: не-а, больше ничего нет. Элин, беря книги через платок, поправила ряд корешков, тщательно затерла капли на полу.

– Во-вторых, нужно скрыть следы на себе.

Собрание стало оглядывать себя и друг друга. Ферик наладился было снять рубашку с пятном на рукаве, но Элин остановила: если он будет расхаживать с голым торсом, то привлечет гораздо больше внимания. Спросила Резель:

– Есть ли возможность скрыть пятна так же, как вы сегодня скрыли... гкхм... нечто на мне?

– О, можно подумать, – подала голос Конла, – “нечто”. Что, женатый, что ли?

– Кто? – спросила Элин спокойно, чувствуя, что щеки наливаются пунцовым.

– Да хахаль твой, который тебе “нечто” оставляет. Чего стесняешься, женатый?

– Как вы могли такое подумать. Просто... не престало незамужнице ходить со следами ухаживаний напоказ.

Нейл кивнул, будто бы со знанием дела. Элин только сейчас подумала, что он, прилично старше них, может уже быть женат.

Конла сказала, что не престало бы показывать совсем другие губы. Орифия засмеялась громче всех.

Резель тем временем прошептала, взявшись двумя пальцами за манжету Ферика, и рубашка засияла чистотой. Подозрительно, подумала Элин, он выйдет отсюда чище, чем вошел, но лучше так, чем рисковать. Отдала Резели свой платок, и скоро он тоже стал чист на взгляд, но по-прежнему неприятно влажен на ощупь.

– Какое полезное заклятье, – сказала Элин, – я не видала его в учебнике.

– Его там и нет, – сказала Резель. – Нехорошо, говорят, так делать – накладывать иллюзию, будто чисто. Могут даже сделать штраф, если увидят проверяющие.

– Нас могут оштрафовать?