Группа дополнительных занятий

– Да-а, я вижу, – сказал Йоаннес и, нарочито ничего не касаясь, подошел к ней. Надвинулся так, что Элин села на кровать. Расстегнул ремень, дал штанам упасть, разворошил юбки Элин, взял ее под коленки, резко задрал, так что Элин, вскрикнув, повалилась на спину. Закусила палец, чтобы не будить соседей, которые, кажется, спали всегда, потому что на любой шум в любое время начинали колотить в стену.

Йоаннес надувал щеки и возился, Элин приподняла голову полюбоваться милым старательным лицом, а потом откинулась, уперлась макушкой в стену и закрыла глаза. Приподнялась, когда из-под нее потянули белье. Охнула от толчка, дотянулась, дернула Йоаннеса за рукав, прошептала: ниже, ниже... Йоаннес отстранился, нащупал пальцем и на этот раз попал. Элин охнула громче, снова закусила палец, другой рукой уперлась в стену над головой. Сжала коленями бока. Подумала: так ли выглядела госпожа библиотекарь со своими юными любовниками? Она дама в теле, в отличие от Элин. Элин представила, что, будь у нее грудь потяжелее, она сейчас моталась бы от движений, а на мягкий живот можно было бы положить руку... она провела себе по груди на живот, прижала ладонь. Не то. У Орифии было бы то. А у Резели... а у Резели длинные ноги, они бы хорошо смотрелись на плечах. Элин подняла ноги, устроила на плечах у Йоаннеса, тот ухнул, взял ее под юбкой за попу. А у Конлы сильная попа, и все сильное, подумала Элин, она ногами свернула бы шею, если бы хотела. А у Кенана сильные руки, и он уж держал бы – так держал бы, и двигался бы почаще. А Ферик видал, как все у женщин устроено, раз доставал оттуда младенцев, и уж точно бы не промахнулся, и сейчас бы не забывал... Элин примяла собравшиеся на животе юбки, сунула руку между ног, потревожила сокровенную точку пальцем, прогнулась. Вот так... А у Нейла большие ладони, и ступни, кажется, тоже большие, надо будет приглядеться. А это обещает и большую мужественность, которая наполнила бы Элин целиком, а не хлюпала сейчас, едва тревожа вход.

– Сильнее, прошу, – простонала она.

Йоаннес задвигался сильнее, и, наконец, стало внизу живота туго, налилось и разрядилось. Элин сжала зубы на пальце, застонала от боли и расслабления, медленно приоткрыла глаза.

– Ты великолепен, как и всегда, – сказала Элин, согнула и разогнула палец, растерла.

Йоаннес, отдуваясь, снял ее ноги с плеч, отошел, придерживая брюки, огляделся, сдернул с гвоздя, где раньше висело зеркало, полотенце, полил на него из кувшина над тазом. Пока вытирался, Элин ощупала себя, достала платок обтереться, прежде чем опускать юбки, но платок был в руках жесткий, и она мяла его в ладони и глядела в потолок. Спросила:

– О профессоре Коппенсе не упоминали ли, что он собирается куда-то отбыть? В поездку, на ученое собрание?

Йоаннес застегнулся, пожал плечом. Сказал:

– Как будто бы нет. Я же сказал – узнаю, что смогу.

– Не видал ли ты, чтобы он с кем-нибудь спорил?

Йоаннес буркнул: прикройся, дернул ее юбки к коленям. Скомкал полотенце, уронил в таз. Спросил:

– А тебе какая печаль?

– Я же говорила, дружок, – ответила Элин, отложила платок, села на кровати. Стараясь не слишком возиться, чтобы не замарать нижние юбки, встала. – Он обещал мне помощь.

– Просто так обещал?

Элин нахмурилась. Йоаннес сказал, что ему пора, провожать не надо, он найдет дорогу. Зацепился башмаком о зонтичницу у двери, выругался, повторил: “Бардак!”, и вышел.

Элин развязала юбки, сбросила их к ногам, выпрыгнула и принялась себя тереть. Подняла глаза. На стене под гвоздем темнело округлое пятно, иной формы, чем тетушкино зеркало, которое Элин, отдуваясь, нацепила туда, а потом сняла. Меньше зеркал, подумала она, меньше волнений.

Она подобрала юбки, бросила на стул, осмотрела и натянула белье, вытащила из кучи одежд гимнастические штаны, нацепила. Дома – можно, дома – прилично, тем более, единственный гость, которого она ожидала бы, уже ушел.

Элин прополоскала и отжала полотенце, повесила на край столика. Подобрала юбки, разложила на кровати, принялась осматривать: уже бывало так, что после шалостей оставались следы, а она не замечала. Нужно освоить те же чары, что знает Резель, как оказалось, чрезвычайно полезные. Элин огладила юбки, разворошила, отложила попавшийся под руку платок. Потом взяла его, полила из кувшина. Вода в тазу тут же окрасилась в розовый, а платок намок и пошел красными разводами. Элин комкала и терла его, полоскала в нечистой воде, поливала чистой, пока не извела всю. Сказала:

– Вот видите, ничего доброго не вышло из вашей жизни на два дома. – Она снова отжала платок, встряхнула, посадив капли на стену. – Уморили вас, скорее всего, те самые несчастные дети, о которых вы так пеклись и которых сватали мне. – Поправилась: – Быть может, не те самые, но какие-то из. Это, безусловно, доказывает, что я была права, а вы – нет.

Голова была совсем на него не похожа. Как тетя во гробу не была похожа на себя. Элин скомкала влажный еще платок, бросила в ведро за тумбочкой, прямо на слой яблочных огрызков, отряхнула руки.

Сказала, глядя в окно:

– Резель, тем не менее, плакала. Будет вам благодарностью.

Задернула плотную штору и, не раздеваясь, забралась под одеяло: повеяло холодом. Элин сказала себе, что после такого дня полежать с часок не зазорно, но не более.

Проснулась, когда уже светало.

К аудитории прибежала запыхавшаяся. Уже толкавшееся у дверей собрание ничего не сказало, хотя и заметило ее прибытие. Они были тихи весь день, и когда Элин спросила: “Пойдемте?”, только покивали и потянулись за нею без слова.

Хаос начался уже на площадке перед библиотечными дверьми: книги колоннами высились вдоль стен, и между ними ходил плешивый господин (которого Элин где-то здесь видала, но не помнила, в связи с чем), наклонялся, помечал на листе, отстукивая ручкой по корешкам, считал. Компания протиснулась мимо него, буркнув положенные приветствия. Уперлась в баррикаду из книг прямо у входа. Половина полок пустовала, книги сгрудились у их подножия, словно сброшенные землетрясением. На одной из полок висела обширная нечистая тряпка. Элин налегла грудью на баррикаду, огляделась. Отшатнулась, когда сбоку выпрыгнула взмыленная госпожа библиотекарь.

– Нам бы...

– Закрыто! Ревизия! Идите вон!

– А вот ваш муж... – завел Кенан, но госпожа библиотекарь снова сказала: закрыто!, и стало ясно, что мнение ее супружника о подвигах лучшей половины никак этого факта не изменит.

– А, прошу прощения, вон там? – Элин ткнула пальцем мимо нее, на вчерашнюю дверь. – Там, внизу, для нас найдется местечко?

– Там тоже ревизия, – сказала госпожа библиотекарь. Глянула мимо Элин на Ферика. – Ты мне ничего не задолжал ли? Вторую историю Петера?

Ферик попятился, и компания потянулась за ним, снова мимо плешивого господина, по лестнице, в коридор и на крыльцо.

Закурили. Элин встала с подветренной стороны.

– Фигово, – сказала Конла. – Найдут.

– Напротив, хорошо, – сказала Орифия. Она не курила тоже. Оглянулась, легко тронула Элин за локоть, потеснила с дороги высыпавших на крыльцо старшекурсников. Вперед толпы полетел ранец, приземлился в грязь у нижней ступеньки, раздался вопль, и по ступеням скатился и упал рядом с ранцем воспитанник в подвернутых штанах.

– Чем это хорошо? – спросила Конла.

– Найдут – значит, начнут что-то делать. Расследуют, найдут виновного.

– Узнают, что мы там были, – сказал Кенан.

– Если до этого дойдет, мы дадим честные показания, – сказала Элин. На нее уставились. Она поправила волосы и сказала: – Мы не совершали ничего предосудительного, нас много, нас услышат.

– Ага, – сказал Конла. – Тебя.

Затянулась, выпустила дым, облизала пальцы, затушила папироску и спрятала в карман.

– Я, главное, ничего и не брал больше, кроме учебников, – сказал Ферик, – а их же еще не надо сдавать.

На него посмотрели. Ферик сказал: чего?

– В любом случае, нам стоит пока хранить молчание, – сказал Нейл. – Подождать развития событий.

Конла пнула с крыльца камушек, сплюнула вслед за ним и спросила:

– Чего, расходимся или все-таки... ну, того?

– Попросимся к кому-нибудь в аудиторию? – предложила Резель.

– Да ну, мыкаться. Потом еще полы мыть заставят. Лучше к нам, – сказала Конла.

Первой соскочила с крыльца и сошла с ведущей к улице дорожки куда-то вбок. Элин оступилась на кочке и глядела под ноги. Под ногами вилась тропа, не широкая, а почти незаметная, “народная”, и упиралась в забор. Конла подпрыгнула, ухватилась за верхний край, заскребла подошвами по доскам и исчезла на той стороне. Кенан перебросил через гребень мешок с тетрадями, разбежался, перемахнул в один миг, и забор долго еще колыхался.

– Я, пожалуй, воздержусь, – сказала Элин.

Там, где оканчивалась тропинка, отъехала в сторону доска и показалось лицо Конлы.

– Давайте, хлюпики.

Орифия протиснулась первой, боком, зацепившись, конечно, обширными своими сокровищами. Элин завороженно наблюдала, как она отцепляет блузку от сучка, и как натянувшийся ворот показывает больше, чем обычно. Потрясла головой, собрала юбки сбоку и влезла в проем сама. Посторонилась с дороги, сказала:

– Любопытный, однако, путь.

– Так короче, – сказал Кенан.

Пролезший последним Нейл поставил доску на место, и они пошли по пустырю, где из прибитой дождем пыли торчали остовы зданий. Из одного из них показалась темная фигура и попросила папироску и опохмел. Была послана Конлой, ответила по матушке и убралась.

– Тут правда, что ли, была лесопилка? – спросил Ферик.

– Ну, – сказал Кенан. – Вон, остатки.

– Это новые корпуса, – сказал Нейл. – Должны были быть. А лесопилка была очень давно, еще когда тут стоял лес. По всему этому берегу, – он махнул рукой, – до самой реки.

Женский дом вынырнул из-за кустов, и тут же за ним показался мужской. Они стояли стенка к стенке, окно в окно, и почти сливались, разделял их только узкий, заваленный мусором проулок. Из окна в окно над этим проулком тянулись веревки. На верхней колыхалось пестрое разнообразие рубах и панталон.

Конла провела собрание вокруг дома к лесенке, из-под которой выпрыгнула и залаяла на нее собака. Кенан притопнул ногой, собака замерла и шмыгнула обратно. Конла сказала: что за гады, ногой выковыряла засунутый между створкой и косяком осколок кирпича, придержала дверь. Элин вошла в свой черед и оказалась в темноте. Вытянула руку, наткнулась на живое, с силой зажмурилась и, наконец, различила в потемках тесный холл, лестницу и стул с обширной фигурой.

– Не пущу, – сказали мелодичным голосом. – Много вас, еще и мальчики. Будете ночью шуметь.

– Мы заниматься, – сказала Конла.

– Мальчиков не пущу.

Элин представила, как брат с сестрою предъявят сейчас в своей обычной манере, что видали, как строгая госпожа с певческими данными обжимается с девицами вовсе не для тепла и материнской ласки, и пообещают сказать ее мужу, и их тут же пустят.

Но госпожа, видно, была непорочна, потому что Конла, попытавшись доказать исключительную благонамеренность мальчиков, отступила. Они высыпали на улицу, Элин поморщилась от света.

– Можно так, – сказала Конла, – мы зайдем, а вы в окно.