Группа дополнительных занятий

– Стойте! Сюда, ко мне немедленно!

Элин вместе со своим эскортом обернулась. Госпожа Деак держала за локоть повергнутого, а теперь воздетого обратно на ноги воспитанника, тот пытался вывернуться, но госпожа Деак поддергивала его к себе то и дело и наставила палец на Элин.

– Немедленно вернитесь!

Элин сжала зубы и шагнула к преподавательнице. Профессор Иллеш тоже будет недоволен, но ему наплевать в той благословенной степени, когда лень замахиваться. К тому же, не зазорно опоздать, если преподавательница зовет ее в свидетели преступленья.

Или в обвиняемые. Что, безусловно, просто вздор, но это проклятое училище воспринимает любой вздор серьезно.

– Кто это сделал? – спросила госпожа Деак грозно и тряхнула воспитанника за локоть. Тот морщился и все пытался вывернуться. Госпожа Деак сказала ему стоять смирно. – Кто сотворил это с вашим товарищем?

– Мать-природа, – сказала Конла. Элин выдохнула ноздрями, предупредив смешок, коротко обернулась. Брат с сестрою стояли за ней, а в остальном коридор был пуст, только пострадавший, обвинение и они, попавшие в жернова правосудия.

Кенан хрюкнул в кулак. Пострадавший сказал: стерва.

Как же его зовут? Какое-то довольно простое имя. Элин поджала губы в раздумье, а госпожа Деак тем временем теребила пострадавшего и требовала опознания злодея. Пострадавший молчал. Брат с сестрою смотрели поверх головы Элин так, что можно было его понять.

– Вы не оставляете мне выбора, – сказала госпожа Деак. – Если вы сейчас же не оставите эти глупые игры в молчанку, я отведу всех к господину заместителю по воспитанию, и он с вами разберется! – Госпожа Деак, видимо, сжала острые пальцы, потому что пострадавший скособочился и зашипел. – Все не желаете? А ну, марш! И вы, и вы, мефрау Богнар, я видела, как вы убегали!

Элин вздохнула и пошагала следом за госпожой Деак, которая тащила на буксире пострадавшего, выворачивая ему руку из плеча. Обернулась на Кенана, прошептала едва слышно:

– Вот спасибо.

Тот развел руками.

Ничего, подумала Элин, сейчас глупое недоразумение разрешится, и она вернется в аудиторию. Виновные получат свое, и это будет, быть может, не так справедливо, как хотелось бы, потому что, Элин только что испытала это на себе, нужно было защищаться, но... Им это ничего не изменит, подумала она старательно. У них и так много пятен на репутации. А ей мараться ни в коем случае нельзя, никто не назначит университетскую стипендию драчунье.

Она сжала лямку ранца. Ничего, ничего, сейчас все разрешится по правде. Всем воздастся справедливой мерой.

Если в этом заведении кому-то есть дело до правды.

Господин заместитель по воспитанию был на месте. Госпожа Деак отпустила пострадавшего, показала на лавку напротив двери и сказала сидеть смирно, постучалась и вошла. Дверь за собою прикрыла плотно, Элин не слышала ни слова, сколько бы ни прислушивалась.

Собрание сидело в тишине: пострадавший на одном конце лавки, Кенан с Конлой на другом. Элин помялась и втиснулась посередине. Поправила волосы. Подумала: в который раз ей не везет оказаться рядом с правонарушением. В университете такого бы не случилось.

Дверь открылась, Элин подобралась, но госпожа Деак не удостоила ее и взглядом, сказала, что господин заместитель просит пострадальца, чтобы узнать обстоятельства дела, и уцокала каблуками по коридору.

– Он не будет болтать, – сказал Кенан.

– Отчего вы так решили? По-моему, отличная возможность свести счеты, – сказала Элин.

– Будет болтать – будет стукач, – сказала Конла.

– Ему зададут конкретный вопрос, и, несмотря на то, что моральная справедливость на нашей стороне... вроде бы...

– Такие дела надо решать между собой, – сказал Кенан. – Бежать к надзирателям – зашквар.

Что за тюремные традиции, подумала Элин. Поправилась: какие еще здесь могут быть? Надзиратели... и в мужском доме тоже был надзиратель. Впрочем, может статься, это здесь официальная должность. Элин потерла плечо, где наверняка останется синяк от товарищеского локтя, поправила ранец на коленях. Снова прислушалась.

Дверь распахнулась, пострадавший бодро выскочил в коридор, встал перед лавкой. Элин поднялась. Господин заместитель по воспитанию, одетый в хороший сюртук и с тщательно выбритой бородкой, которая, впрочем, не компенсировала залысин, приказал входить. Элин сглотнула и шагнула ему навстречу первая. Пострадавший тут же шлепнулся на ее место.

– Дверь, – сказал господин заместитель по воспитанию и сел за обширный свой стол. Кенан прикрыл дверь. Элин оглядывала убранство. Похоже на кабинет средней руки чинуши, по которым Элин находилась по вопросам наследства и съевших его долгов на жизнь вперед: шкафы с бумагами, письменный прибор с поделочными камнями – для красоты, и обычный, латунный – для работы, полутемно, какие-то свидетельства на стенах... охапка розог в углу, прислоненная к странной скамье с выступом посредине. Элин снова сглотнула и сотворила благопристойное выражение лица.

– Нарушители, – сказал господин заместитель по воспитанию, пригладил бородку и сложил мослатые руки перед собою. Подвинул, поглядел в бумаги. – Осужденные, значит. Обратно захотели?

– Никак нет, – буркнул Кенан.

– Молчать! – взвизгнул господин заместитель по воспитанию вдруг, пристукнул бумаги кулаком. Элин почувствовала, как подпрыгнувшее сердце колотится в пищеводе. – Поговорите мне тут! Не потерплю!

Конла перемялась с ноги на ногу. Неслышно, но под Элин заходили половицы. Господин заместитель по воспитанию сверлил их взглядом. Откашлялся и спросил:

– Банда?

– Чего?

– Вы трое, – он покрутил пальцем с отвращением, будто наматывал на него паутину.

Кенан гулко засмеялся. Господин заместитель по воспитанию снова завопил: молчать! Кенан примолк, а Конла сказала:

– Она тут вообще ни при чем. Где мы, а где она.

Благодарю, подумала Элин, даже если вы не задумывали это комплиментом, вышло очень лестно.

Но господин заместитель по воспитанию сказал:

– Госпожа Деак своими глазами видела вас троих, так что в вашем участии в беспорядках сомнений нет. Драк не потерплю. Выдрал бы, порка ставит ум на место, но у меня связаны руки, – он поднял их, сомкнув запястья, – за драку пожалуйте обратно за решетку. Не для того вас выпустили, чтобы вы мне тут нарушали дисциплину и калечили товарищей.

– Мы больше не будем, – сказал Кенан.

Элин обернулась, чтобы убедиться, что сказал это именно он: голос истончился и лишился силы, как сдутые меха.

– Постойте-постойте, – сказала Элин, – со всем уважением, о каком “калечили” идет речь, там даже не было и драки, и госпожа Деак не видела происшествия, а верить словам одной стороны, к тому же, настроенной против нас...

– Молчать! Умничать будете! Не позволю!

Конла пихнула Элин в плечо и прошипела: молчи.

Вот и все правосудие, подумала Элин. Интересно, их осудили в такой же манере, не дав сказать и слова? Элин склонила голову, сжав зубы до боли, сделала книксен. Проговорила кротко и тихо от задушенной злости:

– Многажды прошу прощения, не смею больше прекословить. Дозволено ли мне только будет сказать в свою защиту?

– Мефрау...

– Богнар, – сказала Элин и подумала: знает ведь мою фамилию, бабка Деак ему сообщила, что бы не сообщить.

– Сказать-то можете, – ответил господин заместитель по воспитанию, переложив бумаги, – только не думайте, что это вас спасет.

Преподавателю он поверит больше, чем воспитаннику. Поэтому бабулю не трогаем.

– Не надеясь на помилование, а одной правды для, и не ставя под сомнение остроту зрения госпожи Деак, хочу довести до вашего сведения, что, хотя этот некрасивый инцидент действительно произошел, некоторые обстоятельства сторона пострадавшая скрыла или исказила. Позвольте мне...

– С ним я еще разберусь, – сказал господин заместитель по воспитанию, – в свой черед. Молчать они мне будут. И некогда мне тут с вами рассусоливать. Вы двое, – он достал из ящика лист, положил поверх бумаг, взял ручку, – даже мараться не буду об вас, не хотите исправляться – как хотите. А вы, мефрау, можете быть свободны на первый раз.

– Прошу прощения, но, если он молчал, а госпожа Деак сама ничего не видела, то как же вы можете наверное знать...

Господин заместитель по воспитанию поднял голову от письма, и Элин тут же опустила лицо, поклонилась и задом протиснулась между Конлой и Кенаном к двери. Повезло. Что значит – отличные отметки и добрая репутация.

И что значит репутация подпорченная. Элин задержалась в дверях, глянула брату с сестрой в спины. Конла протянула руку, Кенан взял ее пальцем за палец.

Сказал:

– Это я. Один. Это я ему врезал. Сам, один. Никто больше не виноват.

Господин заместитель по воспитанию писал. Элин взялась за натертую многими ладонями ручку.

Раскрыла ранец, выхватила первую попавшуюся книжку, размахнулась и с криком: “Подлецы!” швырнула поверх голов. Книжка, крутясь, углом врезалась в стену у господина заместителя над плечом, дрогнула и закачалась бумага в раме, а господин заместитель по воспитанию поставил кляксу, бросил ручку и вскочил. Завизжал так, что брат с сестрою присели:

– Немедленно прекратить!

Элин, придержав ранец, чтобы не раскокать чернильницу, рухнула на колени и с воем зарыдала. Быстро перешла на всхлипы, прикрыла лицо руками. Господин заместитель по воспитанию прыгнул к ней, как рысь, схватил за локти и вздернул на ноги. Элин повисла на нем, зарыдала сильнее и, протягивая молящие ладони, просила одновременно прощения и капель. Господин заместитель тряс ее так, что клацали зубы, но потом устал держать и все-таки отпустил. Элин, прижимая руки к груди, пошла на нетвердых ногах за ним.

– Молю, о молю вас, простите меня, я не хотела, не желала... о, как ужасно, я не владею собою... я толкнула того несчастного мальчика, ах, я не знала, что он упадет, он в порядке? – Она обернулась к брату с сестрою. Они жались к стенам и глядели круглыми глазами. Элин снова повернулась к господину заместителю по воспитанию, пошла на него, норовя сцапать за сюртук, загнала за стол и чуть не ложилась теперь грудью на столешницу. – Я не знала, не знала, я не хотела никому делать несчастий, о, я сама несчастна, я не владею собою, я не желала! Не наказывайте, я не помнила себя! – Она всхлипнула, голова закружилась, и Элин схватилась за стол. Подумала: тут тоже неплохо бы пошел обморок.

– Помешанная? – спросил господин заместитель по воспитанию будто сам у себя, пошуршал бумагами. – Почему не отмечено?

Элин взвыла, что она не помешанная, а просто несчастная душа, не клеймите ее зазря, а Конла сказала:

– Помер у нее кто-то. Так-то была нормальная, а теперь иногда чудит.

Элин скрыла ухмылку за перекошенным в рыданиях ртом, воздела руки.

– О, тетушка, любимая моя тетушка, о, матушка и отец! Глядите со светлых небес, как господин Гаспар заботится обо мне, и каким позором на его имя я плачу за это! Он устроил мою будущность, поместил в это благословенное заведение и обещал, что обо мне позаботятся, а я приношу хаос и разброд! Так ли, – Элин перешла на свистящий шепот, перегнулась через стол и надвинулась лицом в лицо, – так ли поучали меня отплачивать за благодеяния? О, нет! Прошу, не сообщайте ему, не печальте старика, он так чудесно отзывался об училище, думал, что я здесь приживусь, но... но... – Элин обессилено откинулась назад, прижала руку к щеке и за всхлипами ждала, пока господин заместитель по воспитанию сообразит.