Группа дополнительных занятий

– Или пойдем к нам, – сказал Ферик.

– Мне папенька не велит ходить по мужским домам, – сказала Орифия и тут же засмеялась.

Они сошли с крыльца и взошли на точно такое же, но уже без собаки. Холл был пуст. Конла скомандовала: быстро!

– Что за разнополый табор? – послышалось откуда-то сбоку, стена лопнула, в щель проник свет, и Элин поняла, что это приоткрылась незаметная дверь. Из-за нее, пригнувшись, в холл вытек длинный парень с жестяной кружкой.

– Заниматься, – сказал Кенан. – Где надзиратель?

– Головушка у них изволит болеть после вчерашнего, – сказал парень. – А я вас не пущу, а то трахаться станете.

– Мы и так станем, – сказал Ферик, – тут-то чего нельзя? Было ж можно.

– А вот не положено, – сказал парень. В темноте было не видно, в каких он летах, но голос был молодой. – Хотите – платите таксу, кто же вас неволит. Только она теперь двойная.

– А по морде не хочешь? – осведомился Кенан.

– Сядешь, – пообещал парень и отхлебнул из кружки.

– Не будь говном, – попросила Конла.

– Я не говно, я ответственное лицо, – сказал парень, – выполняю распоряжение.

– Не пускать?

– Не давать трахаться. – Он со стуком прислонился к стенке, снова отхлебнул. – А то беременеют, варят сами зелья и помирают. Труп давеча нашли. Так что платите, и я отвернусь, или мне таких проблем не надо, и валите-ка, дамы, к себе. Без обид.

Конла фыркнула и сказала: очень надо, и они снова вышли на воздух.

Сказала:

– Если труп – то это недели на две, а потом снова будет можно.

– Часто ли у вас умирают жильцы? – спросила Элин, поглядев вверх. С крыши что-то свешивалось. Элин отошла подальше.

– Бывает, – сказала Конла, – но запирают – только когда какая-нибудь девчонка беременная кони двинет, с проволокой в одном месте или от зелья. Или если младенца находят вон там, – она кивнула к проулку. – Тогда типа нельзя трахаться. Двойная такса, ишь!

– Какой ужас, – сказала Элин.

Сама она попивала тетино зелье из флакона с радужными стенками, тогда немного тянуло в животе – и все проходило.

– Что нам, прям тут? – спросил Ферик и побил каблуком по крыльцу. От подошвы отвалился пласт грязи.

– В окно же, – сказала Конла.

– Поймают, – сказал Ферик.

– Не будь ссыклом, – ответила Конла.

– Мы можем разделиться, – сказала Элин. Как и обычно, пришлось взять на себя роль гласа рассудка. Она мимолетно улыбнулась и продолжила: – Заботами мефрау... – она запнулась, посмотрела на Орифию, припоминая, как ее называли в классе.

– Алдеринк– сжалилась Орифия.

Надо же, подумала Элин, вот это встреча.

Сказала:

– Заботами мефрау Алдеринк у нас два комплекта учебников. Давайте разделим домашнюю работу и договоримся, кто что копирует, и разойдемся по, прошу прощения, половому признаку. Встретимся, положим, когда будут звонить к вечерним песнопениям.

Делить стали прямо на ступеньках. Элин подождала предлагать мужской половине свои учебники, и Орифия отдала свои. Алдеринк. Возможно, врет, потому что нечего Алдеринк здесь делать.

На сей раз пропустили их без проблем, предупредили только не шуметь. Конла повела их на третий этаж, под самую крышу, провела по коридору с окошком в конце, пихнула одну из дверей.

– Очень мило, – сказал Резель.

Элин воздержалась, хотя в комнате с четырьмя койками, четырьмя тумбочками и одним столом было намного просторнее, чем у нее в коморке. Это из-за вещей, подумала она, здесь ни у кого, кажется, нет никакого имущества.

– Кидайтесь сюда, – сказала Конла и показала на одну из коек, а сама присела у тумбочки, прижала пальцы к дверце, – а я сейчас за кипятком схожу, будет чай.

Дверца коротко засветилась и открылась. Элин попыталась запомнить узор охранной печати. Конла достала кружку вроде той, из которой пил нелюбезный парень в мужском доме, и бумажный сверток.

Резель огладила покрывало, присела на кровать, огляделась и повторила:

– Очень мило. Чистенько так. Но пустовато. Я бы вон там повесила что-нибудь в красном.

Конла пожала плечом и, подкидывая кружку, вышла. Орифия зарылась в ранец, выложила на стол перевязанный ленточкой пакет. Сказала:

– Надеюсь, они сохранили форму.

Резель тут же перебралась к столу. Элин подошла тоже. Орифия распустила ленточку, и пакет обнаружил содержимое: конфеты с орешками, как из кондитерской напротив биржи. Элин сглотнула слюну, а Резель уже тянулась, взяла раздавленную конфетку. Элин сжала складку юбки, чтобы не потянуться тоже, сказала:

– Имею предложить сначала занятия, а потом распивание чаев.

– Мы успеем, – сказала Резель невнятно, жуя. Закатила глаза, протянула: – М-м!.. Нужно сначала попить чайку и пообсуждать мальчишек.

– Не вижу ничего срочного в сплетнях, – сказала Элин.

– Чаепитие неизбежно, – возразила Орифия, – и оно требует светского разговора, который отличается от сплетен только... впрочем, ничем и не отличается.

Она снова засмеялась. Элин подтащила один из двух стульев. Вернувшаяся Конла грохнула на стул дымящуюся кружку, черную от всплывшей заварки, достала, гремя, посуду, накрыла кружку блюдцем с отколотым краем, выставила разномастные чашки. Огляделась, взялась за столешницу, со страшным скрежетом и звоном блюдца подволокла стол к кровати, села на спинку. Резель устроилась рядом с нею. Конла утянула с нежной шелковой бумаги конфету, долго гоняла во рту и сказала, наконец: вот это дело.

Резель спросила:

– Что вы думаете о Нейле?

Пока Конла выдумывала что-то более развернутое, чем «да нормальный пацан, только ухи», а Орифия говорила, что есть такой способ узнавать, все ли у мальчика в порядке на нижнем этаже: посмотреть на ладони и размер обуви, Элин взяла конфету. Откусила шоколад сначала с одного бочка, обнажив орешек, потом с другого.

Мама наказывала нянюшке купить пакетик к вечернему чаю. Или покупала сама. Элин капризничала одинаково, но нянюшка не поддавалась, а мама, в конце концов, сдавала позиции и отрывала от пакета край, давала на нем конфетку. Элин снимала кружевные перчатки, брала и засовывала в рот целиком, а потом сглатывала сладкую шоколадную слюну и снимала начинку шоколадным языком с шоколадных зубов. А если конфета все же предательски успевала испачкать рот, мама брала платок и подставляла под фонтанные струи, промакивала Элин уголки губ и давала посмотреться в свое зеркальце. У фонтана на биржевой площади бегали дети, и Элин каждый раз хотела дотерпеть и съесть конфету при них, и каждый раз не могла.

А потом, подросши, она пила с тетей чай. Тетя приглашала к ужину генералов и заседателей императорских комитетов, и к чаю они были уже окончательно очарованы, разговорчивы и даже милы. Элин краснела от комплиментов и брала по одной конфете в рот. Тетя не ела таких, блюла фигуру и здоровье, но всегда посылала купить их, свежих, к вечернему чаепитию, и двигала Элин вазочку.

– Что такое?

– Горячо, – сказала Элин сипло, сморгнула, поискала в кармашке платок. Не нашла, вспомнила, что ничего с утра не успела, даже положить свежий, и, отвернувшись, утерла глаза пальцем. Отпила чаю, который был не только горяч, но и крепок настолько, что вязал рот не хуже незрелых фруктов.

– А что твой-то? – спросила Резель. Элин наклонила голову, и Резель пояснила: – Ну тот, от кого у тебя поцелуи. Как он?

Когда Элин собиралась в углу залы с подружками, они, прикрываясь веерами, тоже говорили о юношах. Где теперь все подружки? Элин вздохнула и принялась рассказывать: студент, жених, хорошего обхождения и хороших способностей к лобзаниям. И ко всему остальному.

– Университетские страшные, как божий гнев, – сказала Орифия. – Дети чинуш особенно, военные еще сгодятся. А здесь встречаются намного приятнее. И в кадетском, офицерские сынки.

Элин подумала и со смешком согласилась. Ее Йоаннес, конечно, исключение, но правило, тем не менее, на месте.

Они обсудили еще Ферика, который общим мнением признан был неплохим и дельным, на лицо середнячком, а во всем остальном вполне продолжающим фантазии о крепких пейзанах, Конла подглядела однажды на упражнениях. Кенана из уважения к сестре обмусоливать не стали, хотя Элин, если задуматься, находила его диким, но чисто внешне очаровательным, как и сестрица его. Резель, выразив общее мнение, сказала, что отпустить бы обоим кудри, ему – до плеч, ей – до пояса, и немного подводить сажею глаза, и не было бы отбою от женихов и невест. Конла фыркала и говорила: очень надо!

До звона успели почти все, только домашнюю работу по амулетам лишь начали. Орифия сказала, что это, пожалуй, ее вина, поэтому она возьмет сей труд на себя.

На том и окончили, прибрали посуду и тетради, Конла подвинула мебель, и они вышли из комнаты. Навстречу им двигалась компания девиц, обдала смехом и запахом вина и костра. Конла оглянулась и сказала: хорошо, сейчас завалятся спать.

Мальчики уже ждали, протянули исписанные красивым Нейловым почерком листы и сказали, что домашку по чарам завтра, сегодня не успели. Обсуждали девочек, подумала Элин, и присваивали номера: о ком лучше всего мечтать под одеялом в греховном порыве. Ведь именно этим мальчики и занимаются? А может, играли в карты, у Кенана из нагрудного кармана куртки торчала колода.

Элин распрощалась и, запахнув пиджак, пошла по тропинке. Лезть сквозь дыру в заборе снова не хотелось, но улиц этих она совсем не знала, а заплутать здесь, да без сопровождающего... интересно, Нейлу по пути? Она оглянулась, но никого из мальчишек на крыльце уже не было.

Зато ее догоняла Орифия.

– Мефрау Богнар! Окажите любезность, проводите меня до цивилизации.

Элин подождала ее, подала локоть. Мысленно прорепетировала, как они будут колотить ранцами преступные элементы. Выходило знатно: университетскими учебниками только убивать.

Орифия взяла ее горячей мягкой рукой под локоть, и они зашагали по тропе.

– Благодарю за угощение, – сказала Элин. – У вас хороший вкус к сластям.

– У вас, я полагаю, тоже, – сказала Орифия. – Я знала, что вы оцените. Видите ли, я имела в виду угостить лично вас и только вас, но обстоятельства сложились иначе, это неожиданное чаепитие...

Элин помолчала. Со стороны совсем уже темных развалин раздался стук. Орифия взяла ее под руку крепче и сказала:

– До моего сведения дошло, что в нашей маленькой группе принят обычай: благодарить вас съестным за ваши труды.

– Труды нынче общие, а что до уважаемых мефрау и минейра... э... родственников, то они неверно меня поняли. – Мясо закончилось только недавно, и Элин, забывшая на эти недели о слабости по утрам, добавила: – Впрочем, не буду гневить небеса неблагодарностью. И я признательна вам за жест.

– Он удался лишь вполовину и, кажется, расстроил вас.

– Нисколько, – сказала Элин. – Сладости – это прекрасное баловство для бодрости духа и ума. Ими не бываешь сыт надолго, но...

Орифия глядела на нее внимательно, и Элин замолчала. Спросила, чтобы оставить последние слова позади:

– А верно ли я понимаю, что Алдеринк – это те самые Алдеринк? И тогда не видала ли я вас где-нибудь в местах более изысканных?

– Мы разминулись в университете, – сказала Орифия, – вы были там позже меня. А на приемы я не большой ходок с недавних пор.