Группа дополнительных занятий

Глава 14

– Что значит “кто-то увязался”?! – зашептала Элин. Шея мгновенно задеревенела от напряжения и желания покрутить головой в поисках преследователя.

– Не дергайся, – сказала Конла. – Видишь подворотню? Справа.

Элин кивнула.

– Давай туда потихоньку. Просто зайди и шуруй дальше, не останавливайся. Я тебя потом догоню.

– Погодите, что все это...

Конла уже убежала вперед и втерлась в толпу бредущих с занятий университетских студентов.

Спина чесалась, словно в нижней рубашке застряло перышко и царапало лопатку при каждом вдохе. Элин подергала плечами, перебросила ранец под мышку и прижала к себе, прикрыв карман. Кто-то подглядел, увидел, что с нее теперь есть, что взять, и скоро отнимет, дай только зайти в безлюдное место. Куда Конла и пытается ее заманить.

А сама потом возьмет с грабителя свою долю, каковая полагается за наводку, и будет неплохо жить.

Какая разница, подумала она устало. Я совсем одна, и если небеса хотят в очередной раз проиллюстрировать, что мне не стоит надеяться ни на что хорошее от знакомцев, то что же поделать. Вряд ли мой день станет хуже.

Она свернула в тень подворотни, и скоро к гулким ее шагам прибавились еще одни. Элин на секунду обернулась. Свет сзади вырисовывал обширный силуэт. Элин прибавила шагу. Позади тоже затопали быстрее. От стены отделилась тень, заступила дорогу. Сердце ухнуло в желудок, Элин прошла еще несколько шагов на ослабевших ногах. Тень не двигалась. Элин, раздумывая, как будет прикрывать лицо, когда начнут бить, проковыляла еще немного. Тень пропустила ее, Элин ускорила шаг, предчувствуя, что сейчас схватят за пиджак или волосы, но не схватили, а за спиною раздалось:

– Дяденька, не будет монетки?

Чужие шаги притихли. Голос Конлы продолжил:

– Не откажи сироте, дяденька, дай монетку.

– Что? А ну, пошла!..

Зашуршало, словно завозились любовники в простынях. Элин на ходу оглянулась, не разобрала в потемках, что происходит, только слышала:

– А папироску, дяденька? Дай хоть папироску.

– С дороги, побируха! Руки, руки убери!

– Что ж ты, дяденька, сразу вопишь. Так и случай разный может произойти.

– Что ты... сейчас позову стражу! Исчезни, пока не пожалела!

Конла понизила голос, и, хоть Элин не разобрала теперь слов, от тона ее пробрало почище прежнего. Она стиснула ранец и поспешила во двор, а потом, через другую подворотню – на улицу, и прочь от набережной, и к себе другим путем.

Подумала: надеюсь, она знает, что делает.

Дома оставались позади, Элин то и дело вставала у витрин и просто у стен, якобы осмотреть шляпки и отдышаться, а на самом деле – обозреть окрестности. Больше, вроде, никто за нею не шел... но она не заметила и первого сопровождающего. Элин вглядывалась в толпу: кто из вас желает мне зла? Люди шли мимо нее, не удостаивая и взгляда.

Элин в очередной раз выдохнула, оттолкнулась от стены, поправила пиджак, сделала шаг вдоль улицы – и уперлась в Конлу.

– Все, – скала та. – Все сделано.

Элин взяла ее под руку и поволокла в менее людный переулок. Пропустила мимо себя пожилую парочку и спросила вполголоса:

– Надеюсь, это не значит, что вы обагрили руки кровью?

– Ты совсем, что ли? Только убивать не хватало. Я просто... припугнула слегка. Какой-то дурацкий дядька. – Конла похрустела кулаками, добавила: – И ты дурацкая! Как не заметила? Он пер за тобой, как галеон.

– Как поэтично, – сказала Элин. – Кто это был?

Конла пожала плечами, дернув руку Элин, которая все держала ее под локоть.

– А я почем знаю? Может, папка этого твоего дурацкого женишка. Или очень страшный брат.

– У Йоаннеса только младшие братья, а минейр Барт, уверена, занят делами поважнее, чем ходить за мною и пугать.

– Ну, смотри, – сказала Конла, – подозрительный какой-то хрен.

– Он... – Элин прижалась к ней ближе, – он отстал?

– Да, – сказала Конла. – Точно. Я б его почуяла, если б он был близко.

Элин кивнула и выдохнула. Прижала руку к груди. Спохватилась, отпустила Конлу. Та будто не заметила, шла рядом.

– Зачем вы пошли меня провожать? – спросила Элин.

– Этот хрен болтался у ворот, а потом пошел за тобой.

– О, вот как.

– А ты как думала, я бегу за тобой сопли утирать?

– Я прошу прощения?..

– Да ладно, – пробормотала Конла, сунула руки в карманы. – Ты меня не слушай. Это я так. Где ты, говоришь, живешь?

Я вас не приглашаю, подумала Элин. Поправила себя мысленно: не приглашала, а теперь, пожалуй, стоит. Безопасности ради и выражения благодарности для.

– Ты у нас была, а я у тебя нет, – сказала Конла.

– Конечно, конечно, – ответила Элин. – Только сначала нам надо зайти в какую-нибудь лавку, у меня ничего приличного съестного.

– Не бери в голову, – сказала Конла, – попить нальешь горячего – и ладно.

– Разве это гостеприимно? – улыбнулась Элин и стала приглядываться к вывескам.

В бакалее она, старательно скрываясь, достала золотую монету. Попросила Конлу подождать на улице – на всякий случай. Конла вышла, и Элин не понадобилось объяснять ей, что подозрительных юнцов с крупными монетами торговцы ловят за руку: наверняка срезали чей-то кошелек. Элин пригладила волосы, оправила пиджак, загородила брюки ранцем, как могла, и подала монетку лавочнику с приправой из рассказа про матушку, которая отправила ее после университета заплатить ювелиру за полировку браслета, а на оставшиеся купить себе вкусного побаловаться. А у господина ювелира не было денег сдать ей, поэтому Элин обращается к доброму минейру – лимонного мармелада и джема из вишен, пожалуйста, как раз отлично выйдет.

Пакет Конла забрала у нее сразу по выходе. Сунула нос, вдохнула, сказала:

– Богато. Не как у Орифии, но тоже ничего.

– Если желаете, можем отойти немного назад, там кондитерская, и я угощу вас не менее вкусными конфетами.

– Лучше хлеба, – сказала Конла. – Чтоб макать.

Как это по-простецки, подумала Элин.

Хлеб они купили у торговки на улице. Элин в жизни бы к ней не подошла: нечистый фартук и подозрительно тощий ребенок у юбки, но Конла втянула воздух и сказала: у нее свежее всех. И в самом деле, хлеб был еще теплый, Элин подавила желание отщипнуть кусочек на ходу.

Они взошли по лестнице, Элин открыла дверь и пропустила Конлу вперед. Вздрогнула, когда та обернулась впотьмах: глаза блеснули желтым. Элин поспешила включить лампу, поставила пакет. Конла тут же подцепила край платка на стене, потерла между пальцами, сказала:

– Богато. Дыра дырой была, а? А ты все тут отделала, не отличишь от графской спаленки.

– Никогда не бывала в графских спальнях, – сказала Элин.

– Да? Нейла надо спросить, граф за бабулькой его ухлестывал, неужто не добрались до рядышком полежать.

Элин сказала, что ей тоже весьма занятны похождения нейловой родственницы, и пошла греть воду. Когда вернулась, Конла сидела у кровати прямо на полу, вытянув ноги на середину комнаты, и стучала башмаком о башмак.

– Что же вы, – сказала Элин и, поставив чайник на ящик, принялась разбирать стулья. Потом подала умыться. Конла скептически посмотрела на нее снизу вверх, но все-таки встала, дала себе полить и приняла полотенце. Потом полила Элин.

Джем они налили в хрустальную вазочку, которую никак не удавалось продать, хотя хрусталь был настоящий. Конла тут же оторвала от хлеба ломоть и ткнула им в тугой джем. Элин отпила чаю и культурно выложила джема себе на кусок ложечкой. Конла слизнула каплю с подбородка, утерлась кулаком и облизала и его.

Элин смяла мякиш между корочками и тронула джем хлебом, осторожно погрузила, подержала над вазочкой, дав уронить похожие на разогретую смолу капли, сунула в рот. Подумала: так и в самом деле вкуснее и быстрее.

И еще подумала: что они со мною сделали.

– Точно не твоего суженого родственник? – спросила Конла, облизав пальцы.

– Йоаннес мне теперь не нареченный, – сказала Элин.

– Ага. Это было видно.

– Отвечая же на ваш вопрос, – сказала Элин быстро, – я не могу ничего сказать точно. Кроме того, что господина этого видела впервые в жизни.

Конла кивнула, переступила ногами по доскам и встала. Сказала:

– Мне к себе надо. Хочешь, я тебя утром встречу? Чтоб одна не ходила. А то он подозрительно пах.

– В самом деле? Чем?

– Знакомым чем-то. Не помню, откуда.

Значит, Йоаннес тут ни при чем, подумала Элин, откуда бы запах его родни мог быть ей знаком? Значит, тут замешан кто-то из наших общих... врагов? Прекрасно, подумала она, я успела наделать врагов. А ведь когда-то меня все любили.

И Йоаннес любил.

– Останьтесь, – попросила Элин. – Пожалуйста. Мы сделаем домашнюю работу и приляжем, я уступлю вам... А, впрочем, вам же нужно показаться в женском доме. Идите, конечно. – Она встала. – Буду рада видеть вас завтра. Встречать, я думаю, лишнее. Раз вы говорите, что этот господин нас потерял, то он не знает, где я живу.

Конла почесала загривок, поскребла затылок и за ухом, и сказала:

– Ты постели, где хочешь, мне на жестком еще и привычнее.

Элин украдкой улыбнулась и принялась прибирать с импровизированного стола. Конла сказала: но-но!, и отобрала у нее вазочку. Вылизала розовым языком, который быстро стал вишневым.

Какой ужас, подумала Элин весело.

Она подвинула ящик и разложила учебники, они обе сели на кровать, а потом перебрались на нее совсем, подложив под тетради “Приготовление вредоносных зелий” и добытый из-под кровати “Атлас иноземных островов, их народов и диковинок”. Конла то и дело поднимала тетрадку, открывала обложку, гладила страницу и разглядывала картинки и карты со вниманием. Посмеялась над голым человеком в юбке из листьев, сказала: у нас бы так побегал зимой, все б отморозил.

– На его родине всегда лето, – сказала Элин. Она рассматривала этот атлас с тетиным супругом, когда он еще не показал своей сущности. Он хотел, угождая жене, подружиться.

– Всегда лето – это всегда охота, – сказала Конла. – Или лучше осень. Звери тогда жирные, в лесу ягод полно.

– Там такие ягоды, – сказала Элин, – не чета нашим. Давайте-ка... – Она отложила свою работу, пересела к Конле ближе, взяла у нее атлас, пролистала. Показала: – Ананасная трава. Не буду ручаться, не уверена, что это ягода, но растет как ягода.

– Шишка, – сказала Конла. – Только большая. Удобнее ковырять.

– Его не ковыряют, – сказала Элин, – его разрезают и едят мякоть. Она очень сладкая, мягкая, золотистая, как солнце.

– И ты едала?

Элин кивнула. Когда уже неделю выставляемый на стол ради хвастовства достатком ананас начинал портиться, его разрезали и ели вилкой с блюдечек.

Теперь такого уже никогда не будет. Тетя не будет кормить ее со своей вилки, а Элин не будет жаловаться ей, что щиплет язык и губы.

Элин проглотила ком в горле и открыла следующую страницу.

Когда, доделав кое-как домашнюю работу и доев хлеб, ложились, Конла забрала атлас с собою на пол и листала, то и дело бормоча что-то под нос. Элин приглушила свет, и теперь лежала, глядя в потолок, и слушала тяжкий, плотный звук от увесистых листов.

Она приходила к матушке в спальню, когда была гроза. Элин не боялась, но делала вид, чтобы забраться под одеяло в душистую середину кровати, уснуть не у себя, что было равно приключению. Она приходила в спальню к тете, когда та втирала в руки касторовое масло, чтобы пожаловаться на девочек из класса, а потом и университетских приятельниц, на Йоаннеса, на то, что в этом году бульвар украшен не так пышно, как в прошлом. А тетя брала ее руку в пахнущую маслом свою и вела к постели, и они забирались под покрывало. Еще не спать, но уже не бодрствовать: никаких дел, все заботы завтра. Сегодня только разговоры. Элин потерла руку. Масло оставалось на коже, она втирала его себе и думала тогда, что теперь-то точно защищена от старческих пятен. У тети они так и не появились. Все дело в каждодневной заботе с самого юного возраста.