Группа дополнительных занятий

Глава 6

– А чего это такое?

Элин ждала этого вопроса и приготовила по дороге речь. Тем более, дорога выдалась долгой: по улице Чеканщиков маршировали паладины, и Элин сначала постояла, ожидая, пока они пройдут, но строй их под синими знаменами тянулся и тянулся, и Элин послушала немного, что говорят в толпе, а потом выпуталась из толкотни и пошла в обход.

– Это, друзья мои, кристалл.

– Без говна, – сказала Конла.

– Что?

– Понятно, говорю, что кристалл. Зачем?

Речь не предполагала, что ее будут перебивать. Элин проговорила размеренно:

– С его помощью можно найти предметы и людей.

– О, окажите в таком случае любезность, отыщите мою заготовку, – сказала Орифия. – Я трудилась над нею, а теперь нигде не нахожу. Вот такого размера...

– Спер кто-нибудь, – сказал Ферик. – Кто б оставил на зачете зелье без присмотра, я б тоже спер.

Элин прочистила горло. Собрание примолкло. Элин поманила их к себе и, понизив голос, выговорила:

– Имея одну часть, теоретически возможно найти остальные, бывшие когда-то едиными.

– И чего? – спросил Кенан тоже шепотом.

Вам это должно быть понятнее всех, подумала Элин с раздражением, вздохнула и облизнула губы. Этот отрезок речи она выдумывала дольше всего.

– В бездействии нет удовлетворения, – начала она, – а в бездействии для собственного покоя, но другим во вред, кроется постыдство. Всякое не наказанное преступленье, всякая неправда искривляет мир. Наш нравственный долг состоит в том, чтобы снова сделать его правильным.

– Что ты несешь? – Конла завертела головой. – Что она несет?

– Печенка, поди, опять мучит, – сказал Ферик.

Элин вздохнула. Похоже, ей придется все делать одной.

– Что поменялось? – спросил вдруг Нейл. – Не вы ли на днях убеждали оставить действие другим?

Элин улыбнулась. Хотя бы кто-то тут соображает быстро.

Орифия с Резелью, кажется, сообразили тоже, потому что первая прищурилась, а вторая, наоборот, распахнула глаза, словно в ожидании ужасных новостей.

– Как и всякий смертный, не наделенный божественным совершенством, я оставляю за собою право учиться, – сказала Элин. Этот кусок речи вышел самый роскошный, его она выдумывала, наблюдая за синими паладинскими знаменами над шлемами. – Некоторые недавние события научили меня, что мир уже несправедлив, и, добавляя несправедливости и лжи, мы лишь ускоряем его разложение. Скрывая свою леность и трусость под покровом осторожности и доверия государственным службам, мы лишь добавляем их к лености самих служб, которым проще казнить без вины. Без сознательного и самоотверженного напряжения сил заинтересованных сторон правосудия не совершится, а совершится очередная несправедливость, и пострадают менее всего того заслуживающие.

– Без говна, – сказала Конла снова.

Элин кивнула и заключила:

– Потому я считаю своей нелегкой, но праведной обязанностью сделать все возможное.

– Я не понял ни черта, – сказал Ферик.

– Элин счас найдет убивца профессора, – пояснил Кенан.

Собрание оживилось, Резель дернула за рукав, а Элин не успела охладить их пыл, потому что профессор Иллеш, наконец, подошел. Тут же вызвал первого вошедшего в аудиторию к доске отвечать, а сам сел за стол и прикрыл глаза. Элин следила за ответом по тетради, поглядывала на профессора и удивлялась, как дурно он выглядит. Может быть, поветрие, профессор Моленар слег, а теперь оно распространяется...

Резель ткнула ей ручкой в спину, сунула записку. “Мы тогда это без ребят”. Элин обернулась. Резель, тщательно выговаривая губами, потыкала ручкой в сторону брата с сестрою.

Элин быстро написала ниже: “Я не собиралась вмешивать никого. Мои перемены мнения – мои за...” На листок не влезло, Элин подула на чернила, помахала листком, перевернула и написала на обороте: “...боты. Я сделаю все сама”.

В конце концов, ей более остальных хочется виновной крови и воздаяния: убийца отнял у нее шанс на исправление жизни. Впрочем, профессор, быть может, успел поговорить... с кем он там хотел поговорить, и тогда, конечно, намного лучше.

Элин вывернула руку назад, нащупала край стола, положила записку. Профессор Иллеш не видал их экзерсисов, был серый и словно бы еще более мешковатый, чем обычно.

“А ты правда его найдешь?”

Элин вздохнула. Она часто вздыхала, общаясь с местными. Они, конечно (те, что стали ее знакомцами), не так плохи, как остальные, но все равно сложно.

“Возможно. Я могу найти остальные части тела, если они еще не...” Огрызок листка кончился, Элин скомкала его, достала из тетрадки новый, большой, переписала и добавила: “Если они еще не найдены. Также возможно найти все, на чем кровь жертвы”.

Резель долго не писала. Элин обернулась. Резель тыкала в щеку ручкой, вдавливая под скулу, и слепо смотрела в окно. Потом принялась писать. Подняла голову на Элин, мотнув хвостом, улыбнулась, опустила. Передала записку.

“Я б не стала хранить вещи с кровью того, кого убила”.

Не все такие умницы, подумала Элин. И не все аккуратны до последнего предела.

“Убийца мог не заметить. Осталось на одежде или на инструменте”. Резель долго думала. Профессор Иллеш успел очнуться, обвести аудиторию мутным глазом и буркнуть конспектировать главу. Элин достала свой учебник, привычно подложила под тетрадь копировальные листки и понемногу принялась.

“Давай ты сегодня меня проводишь”.

Элин обернулась, подняла брови. Резель улыбнулась, замерла, ожидая. Элин губами проговорила: зачем? Резель моргнула. Элин прошептала: зачем?

Резель прошептала в ответ: так надо.

У меня нет времени, подумала Элин, мне нужно встретить моего Йоаннеса и... Она стиснула ручку. Йоаннес так страдает без нее, и ее невнимание и толкнуло его искать чужого тепла. Ей надо проявить сочувствие.

Элин написала: “Не могу, прошу извинения”. Передала вслепую назад.

Резель ответила тут же: “Жалко. А завтра?”

А завтра у меня найдутся дела, подумала Элин, я не эскорт, не охрана и не то, что можно назвать задушевным дружком, с кем приятно прогуляться. Тем более, живет она, скорее всего, в районах, куда не следует соваться без маленькой личной армии.

Но она ведь не отстанет.

“Давайте тогда лучше сегодня”.

Резель с силой ткнула ее ручкой, попрыгала на скамье, как какое-нибудь радостное животное.

На задах, откуда и без того раздавался гомон, выкрикнули: “Есть! Ха-ха, соси х...” Профессор Иллеш прикрикнул, оборвав непотребство, и сказал: кто будет шуметь – пойдет вон и получит незачет по всем возможным и невозможным вопросам. На задах угомонились, перешли на шепот. Элин подглядела между спинами, что они разложили карты на одной из парт. Наверняка это не приветствуется. Вот кого нужно отходить тростью, а не...

Брат с сестрою усердно строчили из одного учебника. Элин подумала, что это место оказало-таки на нее разлагающее влияние, вернулась к своему конспекту. Профессор Иллеш держал голову в ладонях. Несчастный.

– Вот это похмелюга у человека, – сказал Ферик, когда они, предусмотрительно сбившись кучей, вышли в коридор. На них никто больше, однако, не нападал, и даже злобных взглядов заметно поубавилось.

– Не может быть, – сказала Элин. – Чтобы преподаватель появился на занятии в таком состоянии...

– А чего такого? – удивился Ферик. – Он чего, не человек? Все пьют. Не бухой хотя бы.

– Какие низкие у вас стандарты, – пробормотала Элин.

– Нормально, он зато отвалил от всех, – сказал Кенан. – Надо напаивать всех преподов накануне, чтобы были тихие.

– Особенно бабулю Деак, – сказала Конла.

Элин раздала листки с конспектом. Брат с сестрою особенно обрадовались: в учебнике из библиотеки какое-то говно и ничего не понятно.

По дороге до аудитории они поговорили про пьяную госпожу Деак, к которой, быть может, в таком состоянии вернулся бы разум и отпали бы молитвы о здравии императрицы. Государыне лучше не становилось, молитва отскакивала от зубов. Видимо, Небесный Кантор имел что-то против нее. Или решил, что в ее более чем приличном возрасте было бы просто некрасиво выздоравливать и вновь занимать трон. Нужно дать наследникам ходу. Квартирная хозяйка, которой Элин занесла намедни деньги с проданных сережек, говорила, что принц Доневальд оставил свой замок на границе и скоро прибудет.

Вот, кстати, что за марши ордена, подумала Элин, репетируют встречу.

Профессор Моленар не появился и сегодня. Собрание отправилось сначала курить, потом по натоптанной тропе – в библиотеку.

Дверь вниз загородили шкафом. Элин, подняв плечи, все ждала, что госпожа библиотекарь окликнет их и скажет: это вы туда спускались? Оттуда днесь вынули мертвую голову. Наверняка ваша работа. И прибежит стража, и заключат в темницу даже тех, у кого нет браслета ни на одной из конечностей.

Но госпожа библиотекарь снова была занята (как сказал, морщась, Кенан: натрахаются – а потом растирают это все везде тут, у баб из бублика пахучее течет), а более в библиотеке никого не было. Единственная замученная студентка, перебиравшая брошюрки у полок, ушла ни с чем, оставив группу для дополнительных занятий в долгожданной приватности.

– Давай, – сказала Конла, навалившись на стол. Стол поехал вперед, на Элин, и Конла приподнялась. – Давай, заводи свою шарманку, ищи негодяя. Ух, мы ему ноги-то поотрываем!

– Во-первых, не думаю, что стража одобрит такое обращение, – сказала Элин, но кристалл из кармана достала. – Во-вторых, находящимся на испытательном сроке предлагаю удалиться.

– Чего это? – возмутился Кенан.

– Как вы там говорили? – Элин подняла глаза к потолку. – “Ссать нельзя сесть рядом с преступленьем”?

Конла гулко хохотнула и сказала: а ты не такая занудная мочалка, как сначала была.

И осталась.

Сами виноваты, подумала Элин.

– Это его кровь? – спросил Нейл, коснулся платка кончиком пальца. Был он сегодня тихий и выглядел нехорошо, как профессор Иллеш, но от него не пахло вином, и держался он не за виски, а за рот.

Несчастный.

– Да, – сказала Элин, понизив голос, – она поможет мне найти все, что когда-то было целостно связано с нею. Жилы, в которых она бежала, поверхности, на которых она осталась. Все, бывшее когда-то единым, стремится соединиться вновь, тяготеет друг к другу.

– А не требуется ли вам карты? – спросила Орифия. – Я думала, для поиска нужна карта.

Перед тем, как приступать, необходимо ликвидировать вопиющую безграмотность всех участников. Элин приосанилась и начала.

Да будет известно уважаемой публике, что по некоторым теориям Вселенная тождественна человеку. Мы заключаем в себе копию тварного мира, не копию даже, но отражение. Это только теория, но она, не объясняя многого и многого, объясняет, тем не менее, феномен поиска. Все пространство, мельчайшие частицы его, соотносятся с частицами нашего тела.

“Ноги – земля, живот – небо, голова – бог”, – сказал Нейл, и был поставлен на место: во-первых, не следует перебивать, во-вторых, это народное, и потому донельзя упрощенное видение проблемы.

Как уже упоминалось перед уважаемой публикой, всякая вещь и всякая сущность стремится к целости. На предмете, который вы держали и носили с собою, остается ваш кожный жир, волокна ткани вашей одежды, и они стремятся вернуться к вашим рукам и вашему карману, вызывая напряжение в пространстве. Наделенный даром чувствует это, и тело его, отражая Вселенную, на самом себе показывает направление этого напряжения.