Группа дополнительных занятий

– Господин, говорите, Гаспар?

– Да, о да, славный, милый Нандор, добрый друг нашей семьи. Вы знаете его? Ах, не позорьте! – Элин драматически закатила глаза. Пощупала лоб. Нужно было подготовиться и подержать лицо над кастрюлей, чтобы сымитировать нервную горячку, но кто же знал.

– Так, – сказал господин заместитель, поднялся. – Так. Вы, – он ткнул пальцем в Кенана, зыркнул на Конлу, – идите вон и ждите снаружи. Вы, мефрау, – он, скособочившись, добыл из недр сюртука платок, обошел стол, подал Элин, – присаживайтесь.

Элин доплелась до кресла сбоку от стола, рухнула в него и прикрылась просторным, как простыня, платком. Глянула поверх него на брата с сестрою. Те вымелись без лишнего слова. Элин украдкой расслабила живот, подвигала плечами и старательно промокнула глаза, потерла. Поглядела на господина заместителя по воспитанию снизу вверх. Никто не мог устоять, кроме нянюшки, которая лучше всех знала эти трюки. Остальные сразу принимали в ней участие, видя заплаканные (хорошенько натертые платком и кулаком) глаза.

– Прошу вас, – сказала Элин дрожащим обессиленным голосом, – если есть в вас милосердие... со мною никогда такого не бывало! А теперь... когда я осталась совсем без семьи...

– Зачем же вы толкнули вашего товарища? – спросил господин заместитель по воспитанию. Элин попросила воды и долго пила, икая и прижимая платок ко рту. Вода была с привкусом извести. Господин заместитель по воспитанию принял стакан, поставил сзади себя на стол, а сам встал над Элин.

– Я не знала, что делаю... – Элин выпрямилась, стоически улыбнулась. – Но нельзя себя так оправдывать, верно? Я понимала, что творю, но не могла с собою совладать. После кончины тетушки, – она еще повсхлипывала, подышала и продолжила: – на меня что-то находит. Видите ли, я опоздала на занятие, в чем каюсь, и получила от госпожи Деак наказание, за что благодарю, но наказание получил и весь класс, и меня после этого пихали и толкали, насмехались... – Она повернулась к господину заместителю щекой, приподняла волосы. – Из-за этого. Ах, раньше я и не знала, что кто-то может быть так жесток, у нас было не принято даже замечать... Он не бил меня, нет, но толкал, и такая ярость и злость объяли меня, что я толкнула в ответ, и вышло слишком сильно... госпожа Деак появилась так вовремя! Она все рассказала вам верно, и, пожалуй, я могу ее понять, что она возложила вину на, – Элин показала глазами на дверь, – этих. Они ведь уже были замечены в недостойном поведении. Я бы и сама заподозрила их.

– Тогда зачем вы признаетесь? Покрываете?

– Кого? – изумилась Элин, даже глаза выпучила от рвения. – Этих? Мы с ними разного круга, мы и не разговариваем толком, они требуют иногда помощи в учебе, так докучно! – Элин повозилась в кресле, опустила лицо, уставилась на носки туфель. Сказала со смущением: – Я бы и скрыла, в конце концов, если они не совершили преступленья сейчас, то совершат его потом, есть ли разница... но снова на меня нашло... это... я ничего не имею против вас, я никогда бы не посмела... я не сделала вам больно? Ах, это было бы ужасно!

Господин заместитель по воспитанию оглянулся, но книжки Элин ему не было видно из-за стола. Он потер бородку и спросил:

– Близок ли вам этот ваш... друг семьи?

– Господин Гаспар? О, он был так с нами дружен! Заходил частенько, привечал меня, даже когда я была мала. – Элин печально улыбнулась, скомкала платок. – Он не оставил меня, когда я осталась одна, принял живое участие в сироте, пристроил меня сюда... сказал, что так я буду под его присмотром. Добрый Нандор! А вы... вы знаете его? Ах, как глупо, конечно, знаете, он ведь беседовал с вами, чтобы меня сюда приняли? Или... с господином директором? Я ничего в этом не понимаю...

Господин заместитель по воспитанию стоял, покачиваясь, как сосна на ветру, раздумья взбороздили высокий его лоб. Элин ждала.

Нандор Гаспар, инспектор народных училищ, в самом деле захаживал к тете, сколько Элин себя помнила, когда с супругою, когда один. Элин после ужина укладывали спать, а она вставала, пробиралась к гостиной и в замочную скважину смотрела, как они с тетей курят трубки и раскладывают карты, и господин Гаспар заводит рассказ о последнем своем докладе государыне. После тетиной смерти Элин пыталась нанести ему визит, но ей каждый раз говорили, что он в разъездах. Быть может, не врали. А быть может, нынче ее, без дома и средств, считали не таким желанным гостем, как раньше. В училище Элин подала бумаги сама – словно бы у нее был выбор. Господина Гаспара с тех пор встречала на улице дважды, и каждый раз он выражал соболезнования и сокрушался о тете. Отобедать не звал.

Но господину заместителю по воспитанию знать все это было бы совершенно излишне. Главное – знакомство. Профессор Коппенс был, пожалуй, прав: все в мире делается не по справедливости, а по знакомству.

Интересно, что старик Гаспар рассказывал государыне и соответствующим комитетам об этом благословенном месте?

– Было бы жестоко не проявить сочувствия к вашим тяжелым обстоятельствам, – разродился, наконец, господин заместитель по воспитанию.

– Я не заслуживаю снисхождения, – сказала Элин, – я прошу лишь не расстраивать моего благодетеля.

– Я вижу, вы осознаете свою вину, – сказал господин заместитель, прошелся по кабинету. Идти было от кресла до шкафа у той стены – пару шагов, и скоро господин заместитель вернулся. – Обещайте мне более не безобразничать

Элин замотала головой и заверила, что станет себя сдерживать и аккуратнее принимать нервные капли.

– Идите, мефрау. И пригласите остальных.

Элин поднялась, оставив платок на кресле, и долго его благодарила с поклонами и прижиманьем руки к сердцу. Бурно извиняясь, подхватила книжку от стены, ранец с пола и, еще раз поклонившись, выскользнула за дверь. Выдохнула, сказала подскочившим к ней брату с сестрою заходить, а сама рухнула на лавку. Голова от крика и плача разболелась, Элин прижала руки к вискам и глядела на дверь, откуда раздавались звуки, словно двигали мебель. Нужно было сходить умыться, а потом на занятие, но Элин осталась сидеть. Каждый заслуживает знать, какие плоды принесут его усилия, а усилий Элин приложила немало. Она положила руку на шею: в горле першило. И рука все еще болела. Элин положила ее на юбки, осторожно погладила. Мимо прошла незнакомая дама, удостоила лишь быстрого взгляда. Что же это, подумала Элин, я похожа на хулиганье, которое обычно тут обретается, сливаюсь с интерьером? Она усмехнулась и раскрыла пострадавшую книжку. Но углубиться в рецепты притираний не успела, настоящие хулиганы, которым, в отличие от нее, самою жизнью положено тут обретаться, кучно вывалились из дверей и разошлись: пострадавший, потирая ягодицы, спешно удалился по коридору к лестнице, а брат с сестрою подошли к Элин. Она убрала ранец, давая места, но они остались стоять.

– Ты просто абзац, – сказал Кенан. – Столько соплей.

Элин поднялась, сказала спокойно:

– Я сделала то, что следовало сделать, – она понизила голос: – для вашего, между прочим, блага.

– Ты абзац, – повторил Кенан.

– Пошли курить, – сказала Конла.

– “Пойдем”, – поправила Элин.

Они вышли на крыльцо, Элин привычно встала так, чтобы дым летел мимо, обхватила себя за плечи. Мимо пробегали, топая, воспитанники на гимнастике. Господин Борбей с газетой поглядывал то на них, то на Элин с компанией, прикрикнул: а ну марш внутрь, прогульщики! Кенан крикнул в ответ: мы поротые, счас пойдем. Господин Борбей сказал: ну стойте, раз поротые, но на следующие занятия шуруйте в класс.

– Все-таки вам не удалось избежать наказания, – сказала Элин. – Очень жаль.

– Да ладно, это он так, – сказала Конла. – От общей говнистости, не наказание, а просто...

– Розгами?

– Тростью, – сказал Кенан. – Показать?

И взялся за пояс штанов.

Элин приложила руку к красной – от холода – щеке и сказала:

– Я не заметила, чтобы он хромал.

– А?

– Трость.

– Так для битья специально, – сказал Кенан.

– Круто ты в него запулила! – сказала Конла, размахнулась сама, будто хотела бросить папироску в господина Борбея. – Промахнулась только по башке.

– План состоял не в том, чтобы нанести ему увечья, – сказала Элин.

– Ты абзац, – сказал Кенан.

– Зачем? – спросила Конла.

– Очевидно – чтобы привлечь его внимание.

– Да не кидаться, а... все. Соврала, подставилась. Зачем?

– Затем, что для меня последствия несколько иные, чем для вас, – сказала Элин. – А результат с точки зрения космической справедливости один: ни так не было бы правды, ни эдак.

– Его тоже выпороли, – сказал Кенан. – Страдальца.

– Об этом я и говорю.

– Он такой же страдалец, как я главный церемонемейстер, – сказал Кенан. – Он первый распустил руки, я всего-то его шуганул немного, чтоб отвалил, а шуму!..

– Об этом я и говорю, – сказала Элин, – наказание оторвано от вины, приговоры – от того, что произошло на самом деле.

– Это всегда так, – пожала плечами Конла.

Отвратительно, подумала Элин.

– И что мы теперь тебе должны? – спросил Кенан.

– Ничего, – удивилась Элин. – Я не просила уплаты.

Подумала: я сегодня порадовала святую Гют. По крайней мере, ту версию, которую выдумал профессор Коппенс.

– Нет, не пойдет, – буркнул Кенан, – давай сразу решим, а то потом начнется...

Конла пихнула его кулаком в бок так, что он шатнулся. Сказала:

– Спасибо. Ты настоящий кореш.

– Э... это... гм... почетно.

– Ну! – обрадовалась Конла. Облизнула пальцы, затушила и спрятала окурок. Спросила, глядя прямо в лицо: – У тебя ведь натурально кто-то помер?

Все, подумала Элин.

Сказала:

– Тетя скончалась этим летом.

– А живешь с кем?

Сил осталось мало, внутри после фальшивой истерики было пусто, как после настоящей, и она сказала, не виляя:

– Одна.

– А родня осталась?

– Нет.

– Ага, – сказала Конла. – Ясно. Ну мы тоже одни.

Взмыленные воспитанники собрались на жухлой траве, помахали руками в виде упражнений для плеч и потекли вперед господина Борбея внутрь. Элин, стараясь ни на кого не глядеть, пропустила их и вошла в хвосте толпы, придерживая левую руку правой.

Нейл, опережая просьбу, протянул ей листы, сказав, едва разжимая губы и мельком показывая щербины: я сделал копию, мефрау. Элин поблагодарила, отдельно – за прекрасные рисунки и схемы, в которых, в отличие от зарисовок самой Элин, можно было узнать изображаемый предмет. Остальные сгрудились вокруг и, в отличие от Нейла, полезны не были, а спрашивали только: ну чего, чего?

– А ничего, – сказал Кенан с удовольствием, обвил Элин за плечо и потряс, она тут же вывернулась. – Наша миледи ловко провела самодура!

Конла на него зашипела, глазами показала на проходившую мимо профессора Девос. Кенан сказал: оп-па, и понизил голос для рассказа. Элин слушала вполуха и читала конспект.

– Какой ужас, – сказала Резель, схватила Элин за руку. Она поморщилась, но вырывать не стала. Резель сама сказала: ох, прости, выпустила, показала свои кисти: худые и, как обычно, белые, без следа ударов. Сказала:

– Сейчас попросим Ферика, он так отлично делает, правда талант... где он?