Ирландские чудные сказания

Глава тринадцатая

— По-моему, — сказала Пламенная, — кто бы ни потерял ту женщину, печалиться не стоило.

Монган взял ее за подбородок и поцеловал в губы.

— Все, что ты говоришь, — мило, потому что сама ты мила, — сказал он, и ты — мой восторг и радость всему белому свету.

Тут слуги принесли ему вина, и он выпил его с такой радостью и взахлеб, что те, кто смотрел на него, подумали: наверняка лопнет и утопит их. Но он смеялся громко и с невероятным восторгом, и нежно звенели от его хохота сосуды из золота, серебра и бронзы, а балки кровли потрескивали.

Сказывал он:

Монган любил Дув-Лаху Белую Длань сильнее самой своей жизни, больше, чем свою честь. Королевства всего света не стоили ничего по сравнению с ремешком у нее на туфле. Не смотрел на закат он, если была она рядом. Не слушал лютню, если мог слышать ее речи, ибо она была светом веков, сокровищем времени, чудом мира — до самого Судного дня.

Отправилась Дув-Лаха в Лейнстер с королем того края, и когда удалилась она, Монган совсем расхворался и, казалось, никогда не оправится; стал он таять и усыхать, походил на скелет, мосластый костяк и горе горькое.

Вот еще что надобно знать.

Была у Дув-Лахи юная служанка, ее сводная сестра, и в день, когда Дув-Лаха вышла замуж за Монгана, служанка ее вышла замуж за мак ан-Дава, кто служил при Монгане и был ему сводным братом. Когда же Дув-Лаха уехала с королем Лейнстера, ее служанка, жена мак ан-Дава, отправилась с ней, и так стало двое холостяков в Ольстере — король Монган и мак ан-Дав, его слуга.

Однажды, когда сидел Монган на солнце и горевал о своей судьбе, пришел к нему мак ан-Дав.

— Как поживаешь, хозяин? — спросил слуга.

— Плохо, — ответил Монган.

— В недобрый час привело вас с Мананнаном в Землю Обещания, — проговорил мак ан-Дав.

— Почему ты так думаешь? — спросил король.

— Потому что, — сказал мак ан-Дав, — ты ничему не научился в Земле Обещания, только есть от пуза и подолгу бездельничать.

— А тебе что за дело? — сердито спросил Монган.

— Еще какое дело, — отозвался мак ан-Дав, — жена моя уехала в Лейнстер с твоей женой, а не было б так, если 6 не заключил ты сделку с тем клятым королем.

Тут мак ан-Дав заплакал.

— Я-то ни с каким королем в сделки не вступал, — сказал он, — а жена моя все равно далеко, и все из-за тебя.

— Нет того, кто скорбит за тебя сильнее моего, — проговорил Монган.

— Есть такой, конечно же, — сказал мак ан-Дав, — я сам за себя скорблю пуще всех.

Тут Монган встал.

— Ты в полном праве жаловаться, — сказал он, — а я не желаю, чтоб оставались жалобы на меня без удовлетворения. Ступай, — обратился он к мак ан-Даву, — в то место Дивных, о каком мы оба знаем. Помнишь корзины, что я там оставил? В одной — почва Ирландии, во второй — почва Шотландии. Принеси мне те корзины и почвы.

— Скажи мне, зачем? — спросил слуга.

— Король Лейнстера спросит своих чародеев, чем я занят, а занят я буду вот чем. Я влезу к тебе на спину и встану ногами в корзины, и когда Брандув спросит у чародеев, где я, они ему скажут, что одной ногой я в Ирландии, а второй — в Шотландии, и пока они ему так говорят, он будет считать, что можно обо мне не тревожиться, — и так я отправлюсь в Лейнстер.

— Тоже неплохо, — отозвался мак ан-Дав.

И пошли они.