Микки-7

5

Нет, на этот раз меня не затолкали в люк рециклера. Рассеивающее поле получило кукиш с маслом.

Говорю об этом сразу, забегая немного вперед, потому что вы, похоже, нервничаете.

Я стою на четвереньках над открытым люком и честно собираюсь распасться на молекулы. Медленно опускаю лицо к самому диску и чувствую, как натягивается кожа на щеках и переносице: поле начинает меня засасывать. И в тот момент, когда я перебираю в уме варианты, как ускорить мучительно долгий процесс, на плечо ложится чужая рука.

— Дай мне еще минуту! — рявкаю я, решив, что Восьмой хочет столкнуть меня в люк.

— Нет. — Он дергает меня за плечо назад, и я с размаху сажусь на пятки. — Так нельзя. Я не могу стоять и смотреть, как ты себя уничтожаешь.

Он протягивает мне руку и помогает подняться. Меня так трясет, что я едва стою на ногах.

— Хорошо, — говорю я. — Полностью с тобой согласен.

Я делаю пару глубоких вдохов. Почему-то смотреть в зев черного диска было намного, намного страшнее, чем в пасть твари вчера в туннеле.

— Итак… Ф-фух… Твои предложения?

— Давай вернемся наверх, — говорит он. — Я утоплю тебя в унитазе, потом порублю на куски в химическом душе и скормлю рециклеру по частям.

Я смотрю на него в ужасе. Он ухмыляется.

— Мне пока не до шуток, — ворчу я. — То есть совсем. Серьезно, Восьмой, что нам делать? У нас по-прежнему одна на двоих койка и один рацион. А главное, одна зарегистрированная личность. Если хоть кто-то узнает, что мы размножились…

Он пожимает плечами:

— Так ведь и обстоятельства исключительные, разве нет?

— Да, возможно… но в условиях жесткого распределения ресурсов командование вряд ли нам посочувствует. Если мы сейчас обратимся к Маршаллу, один из нас исчезнет в люке рециклера.

— Наверняка, — соглашается он. — А если попытаемся схитрить, велика вероятность, что сразу оба превратимся в питательную жижу.

Я крепко зажмуриваюсь и жду, пока сердце сперва перестает бухать молотом в груди, а потом трепыхаться пойманной птичкой, наконец возвращаясь к нормальному ритму. Когда я снова открываю глаза, Восьмой смотрит на меня с беспокойством, почти с тревогой.

— Ты как, Седьмой?

— Нормально, — говорю я, трясу головой, делаю вдох и выдох. — Все в порядке. Я, конечно, слышал выражение «смотреть смерти в лицо», но…

— Вышло слишком буквально, да?

— Точно, — говорю я. — Если Маршалл соберется скормить меня рециклеру, очень надеюсь, что у него хватит порядочности сначала меня убить.

Восьмой снова кладет руку мне на плечо:

— Я тоже на это надеюсь, брат. А пока нам нужен план действий.

— Согласен. Есть идеи?

Он запускает обе пятерни в волосы.

— Не знаю, не знаю… Нас не готовили к тому, как поступать в такой ситуации.

И то правда. Тренировки на сто процентов были посвящены умению умирать. Не помню, чтобы хоть раз речь зашла о навыках выживания.

— Слушай, — говорит он. — У нас с тобой жирная продуктовая карточка. Если ты не успел накосячить в тот период, когда не обновлялся, нам по-прежнему положены две тысячи килокалорий в день.

— Да, так и есть.

— Если мы поделим рацион пополам, то какое-то время вполне сможем протянуть. Радости мало, но с голоду не помрем.

Меня невольно передергивает.

— Тысяча килокалорий в день? Это жесть, Восьмой. Не пойдет, нужно придумать, как увеличить рацион. И как мы поступим с Берто? Ведь все вышло из-за него. Может, рассказать ему правду, надавить на чувство вины? Пусть делится с нами своей пайкой.

В глазах Восьмого мелькает сомнение.

— Можно, но я бы оставил этот вариант на крайний случай. Не припоминаю, чтобы среди колонистов Нифльхейма Берто славился альтруизмом, а вот про его отношение к мультиклонам мы ничего не знаем: а ну как он радикальный фундаменталист в этом вопросе?

— Да, умеешь ты убеждать, — замечаю я. — К тому же не забывай, что вчера вечером он бросил меня подыхать в пещере: еще один аргумент не в его в пользу.

— Тоже верно, — говорит он. — Ну хорошо. Может, тогда напишем Маршаллу заявление на увеличение рациона?

Я закатываю глаза.

— Ну да. Держи карман шире.

— Послушай, — говорит Восьмой, — когда я спускался к рециклеру, по дороге заглянул в столовую. Биомасса сейчас продается с двадцатипятипроцентной скидкой. Если не брать ничего, кроме нее, то наш рацион автоматически увеличится до тысячи двухсот пятидесяти килокалорий на каждого. Тоже не идеально, но…

— Ладно, — говорю я. — Допустим, от голода мы не умрем, во всяком случае сразу. Но это никак не решает основную проблему: нас двое. Маршалл и без того всякий раз кривится, будто наступил в дерьмо, когда ему поневоле приходится вспоминать, что в его колонии есть такой парень Микки Барнс, или иметь со мной дело. Если он что-то пронюхает, то рециклер покажется самым гуманным выходом.

Здесь стоит добавить, что командор Маршалл узнал о моих неприятностях с Дариусом Бланком примерно неделю спустя, как мы ушли с орбиты Мидгарда, взяв курс в открытый космос, и воспринял известие как личное оскорбление: будто я преступник, проникший в ряды порядочных колонистов. Присовокупите тот факт, что он исповедует религию, которая даже разовую биопечать людей из белковой массы считает мерзостью пред Господом, и вы поймете, почему уже через полминуты Маршалл пожелал вытолкнуть меня из шлюза за борт, пока не вмешалась капитан «Драккара», милейшая женщина по имени Мара Сингх, ныне возглавляющая наш инженерный отдел, и не напомнила ему, что до приземления на Нифльхейме руководство миссией осуществляет она.

Так что текущая ситуация вряд ли улучшит мнение командора обо мне.

— Да знаю я, знаю, — ворчит Восьмой. — И однако, если ты не собираешься сегодня отправиться в люк, эту проблему мы пока решить не можем, согласен?

— Да, пожалуй.

— Конечно, если ты вдруг передумаешь…

— Не суетись, Восьмой. Если передумаю, ты узнаешь об этом первым.

Он улыбается во весь рот, весело ему. А вот мне совсем нет.

— Спасибо, — говорит он. — Слушай, а как быть с Нэшей? Мы ей расскажем?

Я не могу ответить с ходу, мне нужно подумать. Мы с Нэшей вместе с того времени, когда я еще был Микки-3, и, в отличие от Берто, вчера она готова была рискнуть своей единственной жизнью, лишь бы вытащить меня из чертовой расщелины. Если и есть в колонии человек, которому мы можем довериться, так это она.

С другой стороны, если не повезет и придется предстать на суд Маршалла, я бы очень не хотел, чтобы она отправилась в рециклер вместе с нами.

— Знаешь что? — говорю я. — Давай пока оставим все между нами.

— Не вопрос, — соглашается Восьмой. — Судя по тому, как обстоят дела с момента приземления, один из нас все равно скоро умрет. Проблема решится сама собой.

М-да… А ведь он, вероятно, прав.