Микки-7

2

К этому моменту моего рассказа вы, наверное, гадаете, что же я такого натворил, раз меня записали в расходники. Наверняка что-то ужасное. Скорее всего, убил щенка. Или столкнул старушку с лестницы.

Нет и еще раз нет. Можете мне не верить, но я вызвался добровольно.

Когда тебя обхаживают, вербуя в расходники, никто не называет тебя расходником. Тебе продают идею бессмертия. Согласитесь, звучит намного лучше.

Не хочу показаться идиотом. Я более-менее представлял, во что ввязываюсь, когда ставил отпечаток большого пальца на контракте. Сидя в офисе рекрутера на Мидгарде, я полностью выслушал все условия игры. Вербовщицу звали Гвен Йохансен: высокая, плотного сложения блондинка с невыразительным лицом и таким скрежещущим голосом, будто она завтракает гравием. Йохансен сидела за столом, уставившись в планшет, и читала с экрана список действий, которые могут от меня потребоваться и тем самым привести к смерти моего настоящего тела.

Внешняя починка корпуса корабля при межзвездных перелетах была в списке — наряду с контактами с любой местной флорой и фауной, с медицинскими экспериментами, военными действиями против противника, с которым мы можем столкнуться, и так далее и тому подобное до бесконечности, так что в какой-то момент я просто отключился и перестал слушать. Голая правда заключалась в том, что не имело значения, как со мной поступят. Если я хотел получить место в экспедиции, выбора у меня не было. Я не пилот. Не медик. Не генетик, ботаник или ксенобиолог. Меня не взяли бы даже на роль без слов. Я не обладал никакими практическими навыками — но мне очень-очень нужно было убраться с Мидгарда к чертовой матери, и как можно скорее. Это был первый корабль с колонистами, снаряженный со времен первого нашего приземления двести лет тому назад, и у меня оставался единственный шанс обеспечить себе место в команде: завербоваться в расходники.

Я знал, что, сдав образцы биоматериала и позволив выгрузить свои данные, сразу окажусь первым в очереди на самую опасную работу, которая под силу лишь самоубийцам. Чего я так до конца и не осознал — даже прослушав бесконечную литанию в исполнении Гвен, — что опасной самоубийственной работы в месте высадки колонистов на плацдарм будет бескрайнее море, а выдергивать меня для ее выполнения будут крайне часто. Казалось бы, большую часть тупых заданий можно выполнить дистанционно, с помощью радиоуправляемых механизмов: скажем — что уж далеко ходить за примерами, приведу ближайший, — исследовать предположительно нестабильные расщелины в горах, населенные предположительно плотоядной местной фауной. На Мидгарде обычно так и поступают, вот почему я думал, что мое назначение окажется относительной синекурой.

Однако выяснилось, что существует целый ряд агрессивных воздействий, в основном касающихся облучения повышенными дозами радиации, но ими не ограничивающийся, которые человеческое тело способно выдерживать намного дольше, чем любой механизм, не говоря уже о различных медицинских экспериментах, которые и вовсе невозможно провести на роботах. Более того, на чужой планете, в ограниченных условиях колонии, расходника гораздо проще восстановить, чем любую технику. Здесь нет и еще долгое время не будет ни масштабной добычи полезных ископаемых, ни тяжелой промышленности. А пока их нет, любой потерянный кусок металла потерян навсегда. В то время как биоматериал для воссоздания нового меня вполне обеспечит развитое сельское хозяйство.

Не то чтобы мы в нем преуспели. Вырастить на Нифльхейме растения в открытом грунте за пределами купола — серьезная долгосрочная задача; некоторые элементы в составе микробиоты местной почвы затрудняют выращивание растений даже в теплицах, но теоретически эту сложность можно преодолеть в обозримые сроки.

Когда Гвен закончила перечислять то ужасное, что может со мной произойти, — а с тех пор многое из списка и впрямь со мной произошло, — она откинулась на спинку стула, сложила руки на груди и молча уставилась мне в глаза, отчего я почувствовал себя неуютно.

— Итак, — наконец произнесла она. — Вы ознакомлены с условиями. Они вас удовлетворяют? Уверены, что вам понравится такая работа?

Я улыбнулся как можно более уверенно и сказал:

— Да, думаю, она мне подходит.

Она продолжила пристально разглядывать меня, пока у меня пот на лбу не выступил. Я ведь упомянул, что мне очень-очень нужна эта работа? Я уже собирался открыть рот и начать рассказывать, как я люблю рисковать, просто хлебом не корми, и вообще могу выжить в любых, самых трудных обстоятельствах, как вдруг она наклонилась вперед и спросила:

— Вы и вправду полный дебил?

Я даже отпрянул.

— Нет, — пробормотал я. — Во всяком случае, я так не считаю.

— Вы ведь слышали все, что я рассказала? Полный список?

Я кивнул.

— То есть, когда я говорила «лучевая болезнь», вы поняли, что это означает. И поняли, что я имела в виду, когда говорила, что вас могут обязать выполнять работу, из-за которой вы подвергнетесь смертельной дозе ионизирующего излучения. И что это приведет к развитию таких симптомов, как лихорадка и жар, ваша кожа покроется сыпью и мокнущими волдырями, внутренние органы начнут разжижаться и будут на протяжении нескольких дней вытекать через анальное отверстие, и в результате, как мне объяснили, все это приведет к чрезвычайно мучительной смерти. Вы ничего не упустили?

— Нет, — сказал я. — Но ведь в действительности ничего подобного не случится?

— Напротив, — возразила она. — С большой вероятностью именно это и случится.

Я помотал головой.

— Понятно, что я могу подвергнуться облучению и чему угодно, но зачем выносить бесконечную агонию и терпеливо ждать мучительного конца? Я ведь могу просто покончить с собой, разве нет? Принять пилюлю, закрыть глаза и проснуться новой версией себя. Насколько я понимаю, для этого и придумали резервное копирование, так?

— Да, — согласилась Гвен. — Это первое, что приходит на ум. Но факты, к сожалению, подтверждают, что большинство расходников на это не идут.

Я ждал, что Гвен продолжит. А когда понял, что она не собирается ничего пояснять, спросил:

— Не идут на что?

Она вздохнула.

— На самоубийство. Насколько мне известно, это происходит крайне редко, несмотря на огромную практическую целесообразность. Очевидно, три часа учебных лекций не способны подавить вырабатывавшийся миллионами лет инстинкт самосохранения. Кто бы мог подумать. К тому же во многих случаях от расходника могут потребовать держаться до конца, хочет он сам того или нет. Взять, к примеру, медицинское исследование. Его невозможно прервать на середине преждевременной эвтаназией. То же касается исследования местных микроорганизмов. Командование должно точно знать, как они воздействуют на организм человека, и не позволит подопытному самоустраниться, пока не будут получены все данные. Это понятно?

Я кивнул. Честно говоря, я не ждал столь развернутого ответа. Гвен закинула голову и уставилась в потолок, а когда снова перевела на меня взгляд, мне показалось, будто она разочарована тем, что я все еще здесь.

— Итак, мистер Барнс, объясните мне, пожалуйста, что конкретно привлекает вас в данном предложении. — Она облокотилась о стол и подперла голову руками.

— Ну, — сказал я, — даже если я погибну разок-другой, по сути, я ведь стану бессмертным, так? Вы сами говорили.

Она снова вздохнула, еще громче.

— Да, так. Но вы и вправду идиот. Обычно мы против дискриминации, но в данном случае проблема в том, что расходник, который примет участие в миссии, имеет для экспедиции огромное значение. Даже такой очевидно простой ум, как ваш, требует немыслимого объема для хранения данных. На создание его резервной копии понадобится отвести солидное количество ресурсов. Если вы согласитесь занять эту позицию, то во всей колонии вы единственный будете той личностью и тем биологическим телом, которые подлежат восстановлению. А это означает следующее: если что-то пойдет не так, вы можете остаться единственным живым человеком на всем «Драккаре», и на ваши плечи ляжет полная ответственность за тысячи пребывающих в стазисе человеческих эмбрионов, не говоря уже о прочих материальных ценностях. Вы уверены, что хотите взвалить на себя такую ношу?

Я нервно улыбнулся Гвен. Она смерила меня еще одним долгим взглядом, потом откинулась на стуле, так что передние ножки оторвались от пола, заложила руки за голову и снова уставилась в потолок.

— Знаете, сколько претендентов подало заявку на эту должность?

— Э-э… нет, — промямлил я.

— Попробуйте угадать. Всего мы получили более десяти тысяч заявлений от желающих занять место в экспедиции. Только от пилотов, управляющих летательными аппаратами в атмосфере, поступило шестьсот запросов. Знаете, сколько в экспедиции мест для атмосферных пилотов?

Сейчас мне известен ответ, потому что Берто невзначай упомянул о конкурсе не меньше тысячи раз, стоило только нам спуститься с орбиты, но на тот момент я понятия не имел.

— Два, — сказала она. — У нас шестьсот заявлений от пилотов на два жалких места, и речь идет отнюдь не о любителях полетать по выходным. Каждый из этих шестисот обладает более чем необходимой квалификацией. Сам Мико Берриган изъявил желание возглавить физический отдел. Можете себе такое представить?

Я отрицательно покачал головой. Впрочем, я даже не представлял, кто вообще такой Мико Берриган, за исключением того факта, что, по-видимому, он гениальный физик.

В этом я впоследствии убедился.

Убедился я также и в том, что Мико Берриган — полный мудак, но к рассказу это отношения не имеет.

— Суть в том, — продолжила Гвен, — что мы можем отбирать для экспедиции не просто подходящих кандидатов, а лучших из лучших. Наверняка для вас не секрет, что избрание для высадки и основания колонии на другой планете — великая честь, многим ни разу в жизни не представится возможность исполнить такую миссию. Если бы по странной прихоти нам захотелось сформировать команду «Драккара» из людей, у которых один глаз голубой, а другой зеленый, мы смогли бы укомплектовать состав экспедиции специалистами, которые все до одного отвечали бы требованию и при этом обладали должной квалификацией.

Она качнулась на стуле вперед, с грохотом уронив ножки на пол, и наклонилась ко мне через стол. Я с трудом сдержался, чтобы не вздрогнуть.

— Что возвращает нас к вопросу о расходнике. Знаете, сколько у нас соискателей на это место?

Я покачал головой.

— Один, — сказала она. — Вы единственный, кто сам подал заявление на эту должность. Мы всерьез подумывали просить Ассамблею назначить кого-нибудь в приказном порядке, пока вы не появились у меня на пороге. По результатам стандартизированного теста я могу сделать вывод, что вы не совсем глупый человек. Здесь вот написано… историк?

Я кивнул.

— Это что, профессия?

— Вообще-то, да. Во всяком случае, была… когда-то. Изучение истории может…

— Но разве любые известные исторические сведения не доступны каждому в любой момент времени?

Я снова кивнул.

— Тогда объясните, почему вы считаете себя более компетентным историком, чем, к примеру, я?