Том 6. Под солнцем тропиков. День Ромэна

7. В Австралии водятся утконосы

Следующий день начался поздно. Виноват был Петькин хронометр, снова отставший на 3 часа. И снова пришлось переставлять стрелки его на время, соответствующее солнечному. Короче говоря, из-за небесной неразберихи Петька изволил проснуться в одиннадцать часов утра.

Под ним пробегала земля – материк. Океан скрылся из глаз без следа. Огромные пространства суши стлались грязно-коричневым кустарником. Тонкие, жалкие речушки – куда им до Ганга, Джамны иль Чамбаля! – извивались по бесплодным равнинам. Ни зверей, ни птиц, ни человека. Тихо и недвижно. Лишь вихри кружились в резвых вальсах с желтою пылью и прошлогодней листвой, истлевшей в солнечном пекле. Пустыня, пустыня, пустыня. Смерть и уныние.

– Тощища… – вымолвил Петька, отряхивая пот с носа, бровей и подбородка. Пот выступал беспрерывно, и бороться с ним иначе не имело смысла.

Его мучила жажда, так как вода из ялика испарилась начисто еще прошлым днем. И когда наползли на пустыню горы и заблистали в горах зеркальные озерца, – оживилась местность, оживился Петька. Вокруг озер, по ущельям и по склонам гор могучие леса из пальм и эвкалиптов чередовались с зарослями двухсаженных папоротников, с гущей бамбука или с настоящими тропическими джунглями. В джунглях цвели диковинные цветы – с гигантскими чашечками, махровые, невероятных форм, как в страшной сказке.

Петька выбирал место для спуска, но тут пришел вдруг конец его путешествию.

Ялик плыл к югу. Воздушное течение, словно уставшее от длинного пути, двигалось лениво – медленно и низко – над лесами и горами. Местами оно проносило пилота в двух-трех метрах от верхушек лесных великанов или почти касалось лысой поверхности скал. Петька давно остановил мотор, выбирая хорошее место с хорошей водой, не спеша, кропотливо, так как выбор был богат. Внимание его задержалось на черной, как от огня, скалистой громадине, у подножия своего приютившей небольшое кристально-прозрачное озерцо и чащу древовидных папоротников.

– Вот здесь я напьюсь, – сказал себе Петька, – выкупаюсь и запасусь водой. А может, поохочусь, кроме того.

Он хотел опуститься на озеро, тем более что и течение прямиком направлялось к нему, но какая-то гнусная сила рванула ялик в сторону, когда он уже был над водой. Рывок был резок и силен: Петька очутился в воздухе без всякой поддержки, а ялик по косой линии шлепнулся на лысину черной горы и там остался, как бы прилипшим. Разумеется, летчик брякнулся в воду без лишних разговоров.

Озерцо было отменно глубоким. Не достав дна, Петька поплыл вверх. Исключительная прозрачность воды позволила ему открыть глаза без боязни засорить их. И вот, выплывая на поверхность, он увидал рядом с собой в неверном зеленоватом свете странного зверя, напуганного до полусмерти, величиной с кошку, с четырьмя перепончатыми лапами, с толстым коротким хвостом и с широким… утиным клювом. По этому зверю, сидя в воде, Петька узнал название страны, куда его занесло воздушное течение.

– И-ги-ги. Я в Австралии! – крикнул он, вылезая на каменистый берег.

Странное животное – полузверь, полуптица – называлось утконосом. Нигде, кроме Австралии, утконосы не водятся. Этот зверек весьма замечателен: он кладет яйца, как птица, кормит детенышей молоком, как млекопитающее, имеет лапы с перепонками, как у лягушки, и мягкую густую шерсть бобра. Живет он в сухих норах на берегах рек и озер.

Не успев прийти в себя от изумительного открытия, даже не успев вытряхнуть воду из ботинок, Петька изумился еще один раз. Здорово изумился. На скале, где прилип ялик, в двух шагах от него в таком же состоянии висел второй ялик…

Петька вытряхнул воду из одного ботинка, из другого не стал и кинулся, сломя голову, к черному утесу, боясь найти во втором ялике труп несчастной Верки. Лишь с большим напряжением, пустив в ход всю свою обезьянью ловкость и цепкость, он осилил почти отвесный и гладкий утес. Но ялик был пуст. Ни живой, ни мертвой девочки не нашел там Петька.

Ну-те-ка, уважаемый Петя-пионер, поразмыслите-ка об изумительной загадке, об исчезновении дочери техника Верочки, а также о неведомой силе, заставившей оба ялика покинуть солнечные высоты ради мрачного утеса, на котором вы теперь стоите, ковыряя в носу…

Смущенный, Петька оставил нос в покое и попробовал сдвинуть ялик с места. Не тут-то было. Ялик прирос, вроде как корни пустил. Петька залез в него и нажал подъемный рычаг. Никакого впечатления. Петька – сильней. До отказу крутнул рычагом. Ялик не шелохнулся даже. У ошарашенного летчика с натуги и от возбуждения пот выступил на лбу. «Ну-к еще!» Он схватился за второй рычаг и потихонечку-потихонечку, опасаясь сюрприза, закрутил его на подъем. Однако рычаг отвернулся до последнего деления, а подъема ни на сантиметр не вышло. Тогда Петька качнул ялик, сидя в нем, и вдруг – словно лопнуло что-то. Сейчас же, в то же мгновение, как из пушки, метнулся ялик в небо. Засвистел, заревел ветер. Задохнулся Петька и очнулся на отчаянной высоте, в ледяной атмосфере, откуда земля смотрела скверной географической картой.

– Здо-ро-во… – пропыхтел он, кое-что понимая, и добавил:

– Эт-то называется… – А как называется, не сказал.

Стал спускаться.

Над утесом замедлил спуск до минимума. В двух метрах от черной поверхности ялик без разрешения резко дернулся книзу.

– Шалишь, брат, – обратился Петька к утесу и, нажав подъемный рычажок, противопоставил силе притяжения силу подъема.

Ялик застыл в воздухе неподвижным.

– По-ни-ма-ю, – подмигнул Петька кому-то. – Магнитная гора, вроде уральской «Благодати», состоит из магнитного железняка, а в киле ялика – железо, вот и притягивает.

Отпуская рычажок понемногу, он заставил ялик снизиться плавно, без толчков.

Одну загадку Петька разгадал. Вторая была потруднее.

С вершины утеса, возвышавшегося метров на 300 над окрестностью, открывался далекий вид: с одной стороны, с западной, на дикую пустыню; с другой, восточной – на высокоствольный лиственный лес, перемежающийся с соснами и тропическими джунглями. Этот же лес подходил и с северной стороны утеса. На юге тянулась невысокая цепь гор.

Одинокая фигура юного пионера стояла в раздумьи на краю обрыва. Пар от быстро сохнувшей одежды окружал ее зыблющимся ореолом.

Петька думал: «Пойдет ли дочь техника в выжженную солнцем пустыню? Очевидно, что нет, потому что ничего привлекательного там не имеется. Кроме того, пустыня отсюда далеко видна, но присутствия жилья человеческого в ней не видно. Итак, западное направление побоку. Дальше. На севере – лес, на востоке – лес, на юге – пустяк лесу, много гор. Всюду вид достаточно заманчив, по крайней мере, для меня. Я бы, например, будь я свободен, отправился вон в те джунгли, что на востоке. Больно красивы там цветы. Девочки особенно любят цветы, но девочка Вера едва ли интересовалась здесь красотой. Она должна быть зверски голодной: папаша-изобретатель не догадался снабдить ее в дорогу ни пищей, ни водой. Ба! Вода… Конечно, она умирала от жажды и прежде всего накинулась на воду. Где же она могла спуститься к озеру? Там, где я лез, она не спустится. Посмотрим. Ага! Она пошла в обход».

Петька медленно двинулся со своего наблюдательного пункта по единственному отлогому месту на утесе, ведущему окружной дорогой вниз, к озеру. Он пристально всматривался в черную каменистую почву и вскоре заворчал сочувственно и озабоченно:

– Она ползла на четвереньках… Она страшно ослабла, эта бедная девчонка…

Там, где поверхность утеса под действием солнца и дождей превратилась в мелкий черный песок, он увидел следы детских рук и колен.

Еще в одном месте обнаружились те же следы – на топком краю озера, подле самой воды. Тут же виднелись углубления от каблучков ее ботинок.

– Напившись, она встала на ноги, – констатировал Петька более бодро. – Она, значит, окрепла… Однако, у меня башка… – В виде поощрения и награды он треснул себя легонько кулаком по макушке.

Каблучки шли вправо от воды и исчезали там, где почва вновь становилась каменистой. Здесь Петька сделал стойку, как хорошая собака-ищейка, и опять взялся размышлять, более чем уверенный в своих следопытских способностях:

«Напившись, она вспомнила о том, что необходимо покушать. Вполне естественное воспоминание у человека, 2–3 дня ничего не евшего… Куда же она пошла отсюда? Направо, налево или вперед? Будь я на ее месте и будь я столь же голодным, я бы долго думать не стал. Тронулся бы прямиком вон к той опушке леса. Там могут быть ягоды или еще что».

Петька так и сделал, но прежде снял рычаги с обоих яликов и спрятал их в песке у озера.

На опушке леса он ни ягод и ничего съедобного не нашел, зато нашел сломанный кустик неизвестного ему растения. В пяти шагах, дальше к лесу, стоял второй такой же кустик с надломанной верхушкой. И дальше, вплоть до самого леса, через каждые 5–6 шагов маячили такие же вехи. Последний кустик, уже в лесу, был перевязан красной ленточкой. Ленточку эту Петька видел когда-то в волосах у Веры. Впрочем, она могла быть и синей. Да, конечно, синей, но ведь у девочек всегда имеется с собой большой запас всяких украшений… Очевидно, маленькая путешественница надеялась вернуться к ялику и для этого замечала дорогу, но что-то ей помешало вернуться. Одинокая красная ленточка среди дикой австралийской природы видом своим окрылила юного следопыта и еще более заострила зоркий его глаз.

– Молодец, Петух, ты выглядишь сейчас Ястребиным Оком из славного племени краснокожих команчей! – похвалил сам себя Петька, надул губы и выпятил грудь.

В лесу, где громадины-эвкалипты стояли редко, но мощно, достигая в высоту 120–130 метров и 5–6 метров в обхвате, на него напала внезапная жуть. Жалкой букашкой почувствовал он себя перед этими великанами. Но и здесь, несмотря на жуть, он не потерял следов Веры. То тут, то там, но, в общем, в одном направлении, на древесных стволах на уровне его роста находились глубокие и свежие отметины, сделанные не то ножом, не то острым камнем. Немного спустя Петька до того ушел в свое увлекательное дело, что к исполину-лесу потерял всякое уважение, шныряя в нем совсем как у себя на пустыре среди лопухов и чертополоха.

Вдруг метки оборвались. Петька напрасно осматривал все недалекие деревья вокруг последней отметины. Меток не было. Тогда он стал изучать землю и вскоре открыл на смятой траве следы, оставленные большим скоплением людей.

Предстояло новое и очень трудное размышление на тему: куда девалась Верка и что это было за скопление. По обыкновению своему, Петька остановился, чтобы собраться с мыслями. Необходимо было напрячь все свои мыслительные способности. В это время сзади него хрустнул сучок на земле. Он проворно обернулся и увидал летящее в воздухе копье. Копье было пущено верной, но, видимо, слабой рукой, почему и летело недостаточно быстро. Не желая служить мишенью для какого бы то ни было стрелка, Петька ловко уклонился от копья и обнаружил самого стрелка в нескольких шагах от себя. Обнаружил того самого чертенка, про которого я говорил в присказке.