Предисловие к Мирозданию

V.

Бард:

Ещё три дня прошло. Дверь в студию полуоткрыта,но охраняется собакой, смотрящей неотрывноза просветом и с утробным рыкомсопровождающей движение на вход, на выход или мимо.Адель заходит с сумками продуктов, бросает сумки напол.Бежит проверить, как там в спальне Пабло.

Адель:

Я вижу, ты не спишь, любимый.
Что, отпустила боль в груди?
Дай посмотрю поглубже.
Вроде лучше.
Ты как-то более живой,
чем раньше. Забавно, как там позади,
за головой,
на плоских волосах след от подушки
виден. Надо расчесать.
Потом. Ты голоден? Ты хочешь пить?

Пабло:

Адель, остановись. Часы показывают полчаса
до срока, когда она должна тут быть,
чтобы забрать портрет и заплатить баланс.
Василий обещал помочь портрет обра́мить,
если будет шанс.
Он да веча тут побывал, иль мне отказывает память?

Адель:

Да, Вася заходил. Картина в раме, полностью готова.
Ты даже не вставай.
Когда она придёт, я с ней поговорю сама.
Ты стал получше, но до здоровья
полного, как до луны.
Я накупила фруктов, и даже спелая хурма,
любимая тобой, была сегодня.
Ты столько спал! Скажи, ты видел сны?

Пабло:

Мне снился пляж. Испанская ривьера.
Ты в красном платье.
Солнце грело
сквозь виноград
на столики уютного кафе.
В руках меню – во сне
не разобрать —
что там, в какой графе.
Мы взяли латте
с пышной пенкой и с рисунком из сердечка
у официантки из славянского местечка,
по Праде
судя и акценту.
Мы платим временем,
разбитым в евроценты
за башню Мурскую, роняющую тень.
За набекрень
заломленную шляпку.
За обещание неги позже жаркой
ночью.
За всё то прочее,
за этот яркий
сон,
что сбудется ещё когда – так вряд ли.
За право ветра помнить твои пряди,
хотя бы в нём.

Адель:

Всё сбудется. Всё будет хорошо и скоро.
Я чувствую, хоть логики тут нет.
Люблю тебя. Пойду встречать твою сеньору,
не помешают деньги за портрет.

Бард:

Едва сказала, лай собаки громкийпрервал их разговор.Дверь в мастерскую хлопнула, и тонкийженский голос, к зверю обращаясь: «Свои, не вор!»Адель бежит навстречу незнакомке,а та стоит, недвижима, котомкаприжата к животу руками,собака более не лает,но близко не подходит тоже.Поднявши шерсть, следит, чтоб та не двигала ногами.Немая сцена посреди прихожей.

Адель:

Простите нас. Мы вас не испугали? Сильва, место!
Я узнаю вас, вы за своим портретом?
Да, он готов, вы проходите. Садитесь, вот вам кресло.
Хотите пить? Есть чай, конфеты.

Исабель:

Спасибо. Нет. А вы, наверное,

Адель,

та самая, что Пабло ангел?
Как чувствует себя маэстро
сам? И ходит ли уже ногами, без палки?

Адель:

Позвольте, миссис…

Исабель:

Короновель

Адель:

Откуда знаете вы, что он болен? Гая,
что ли, разболтала?

Исабель:

Нет, не Гая.
Я это, дорогая, читаю
по глазам по вашим.
Мне в них видны
постель и суета вокруг больного,
ухаживаний
полная, ну и любовь…
Ведь вы же влюблены?
Вы плачете ночами —
и это тоже видно по глазам.

Адель:

Да, я в печали,
но только, извиняюсь я, мадам,
для первой встречи
вы преступаете интимности границы.
Я вас не знаю иль никак не вспомню,
но почему-то кажутся знакомы
движенья ваши, тембр речи,
и странно то, как необычно длится
эхо от ваших слов по дому.
Мы, часом, не видались раньше где-то?

Исабель:

Не буду лгать. Похожестью портрета,
что Пабло написал, необъяснимо чувство deja vu.
Адель, мы же дружили близко в мире тонком.
Смеялись вместе громко,
когда шутили в разговорах,
и как-то я тебе призналась, кого люблю.

Адель:

Ты – Исабель! Ты любишь Загадора!
Но как ты здесь возникла в этой форме?
Рассказывай, тебя не тороплю.
Зачем ты в этом нижнем мире снова?

Исабель:

На то есть несколько причин. Я, кроме
миссии тебя спасти
от растворения в небытие,
должна была заразу принести
и распылить её.
А также ревность сильно жжёт,
что Загадор в тебя влюблён без пониманья,
но если встретится с душой
он Пабло
в нашем мире, тогда, быть может, Загадор поймёт,
что ты не стоила его вниманья.

Адель:

Так ты из ревности?
Как низко опустился ангел!
Но знай, не нужен мне твой Загадор. Неинтересен.
Я в человеческом обличье
полюбила Пабло.
Он – личность,
и с ним вместе
я буду навсегда.
Когда бы не беда…
Ты говорила что-то там про вирус,
что принесла?
А я-то думала, что он развился
сам.
Выходит же, что ты и заразила!
Из ревности, подруга!

Исабель:

Прости меня, коль можешь. Ревность – му ка.
А я любила!
Вот вам
лекарство. Тут немного крови тела моего.
Ведь я иммунна к этой дряни.
На, забери флакон.

Адель:

Ах, Исабель! Одновременно, я то в радости от встречи,
а то в печали от удара в спину.
А Пабло я спасла. Похоже, лечит
мёртвая вода поганый вирус.
Но крови образец твоей пусть будет рядом.
Тебя прощаю я, но не забуду. Ладно,
рассказывай, что там у нас случилось?

Исабель:

Ах, если б я умела, как Малколам войти в контакт
прямым лучом, то я бы быстро объяснила.
Почувствовала б ты, что ревность – сила,
которой я никак
сопротивляться не могла, тем паче долго.
Но без луча придется оперировать словами только.
. .
Как хочется всё время в этой форме пить.
Ты предлагала мне воды немного?
Адель:
Пройдем на кухню, там ты нить
истории неторопливо всю расскажешь
под чай с конфетами, с печеньем.
И даже
Объяснишь, причём здесь сам хранитель Уравненья?

Бард:

Оставим дам вести свою беседу.Пусть Исабель поведает про путь по свету,Про Малколама и про то, как душитеперь приходят качественно лучше.
Ещё расскажет, что возврат обратнодля ангела возможен многократный,но требует луча и маякаили какой души-проводника.
Расскажет про дорогу в нижний мир,про назначенье старых пирамид.Оставим их. На час перенесёмсятуда, где светит неземное солнце.