Предисловие к Мирозданию

II.

Бард:

Дом престарелых. Общий зал.Столы, цветные стулья,безвкусное, экономичное убранство.Большой экран на стенке. Сериал.Субтитры, не успеть прочесть, как промелькнули.Старики, старушки. Иные вяжут, у других глазалишь пялятся в пространство.

Рая:

Как жаль Марленочку, не дожила.
Адель, сестричка – умница. Её питьё работает чудесно.
Без шума так, тихонечко, взяла,
соорудила нам коктейль и этим пресным
своим напитком напоила быстро
нас всех, в глаза глядя при этом.
Не знаю, право, что нам больше помогло —
её раствор, чуть подогретый
на кухне, иль взгляд её лучистый.
Но в теле всё теперь легко,
и мысли в голове опять логичны, бы́стры.

Моше́:

Всё так. Нет больше вируса
у нас в Дому.
Он отступил от наших стариков,
как будто сдался.
Конец ему.
Но жаль, она не вылечила дряхлость
перед исчезновеньем. Давай без дураков,
что возраст для её таланта? – это малость.
Но вот уж месяц, как она не появлялась
в моих хоромах.

Рая:

Моше, я знала, ты – не промах!
Но шутки прочь.
Она исчезла на моих глазах.
Не так задолго
до того, как эти вот полотна
её возлюбленный принес и тут развесил,
сказав, что он смотреть на них не может.
Особенный же страх,
почти животный,
в нём вызывал вон тот портрет
над спинкой кресла
из красной кожи
в общем холле.
Испанка нарисована там, что ли?
Но как дрожит её лицо, как будто треплет
ветер кончики волос. Она вполоборота
следит за зрителем
и, кажется, моргает, как живая.

Моше́:

Ты стала мнительная,
Рая.
Воображаешь чёрте-что. Мне неохота
говорить про старческие бредни.
Ты лучше расскажи мне про Адель. Намедни
слушал я медбрата
с медсестрою.
Они болтали там, где вход в мою палату
в коридоре.
Я не расслышал полностью всего,
но понял так, она кого-то
там жалела, обнимала, как вдруг упала,
зажёгшись странным светом изнутри,
и тело сразу недвижимо стало.
Её трясли,
реанимировать пытались,
но всё напрасно.

Рая:

Я там была. Адель меня кормила
хлебом с маслом.
Я ей сказала, что мне больно было,
с трудом с постели встала
я с утра.
Она тогда умыла
руки. Подожда́ла,
чтоб доктора
ушли в свои покои-кабинеты.
Взяла
меня за плечи и при этом
взглянула мне в глаза.
Смотря куда-то внутрь глубоко,
она рукою провела вдоль живота,
потом назад
к спине, и боль прошла.
Мне стало вдруг легко.
Я рот открыла, чтоб благодарить,
как вдруг Адель вся вспыхнула цветами фейерверка.
И из неё вдруг протянулась видимая нить,
нет, скорее, лента, кверху
к потолку, насквозь. Потом пропала.
В наставшей тишине
лишь тело бездыханное лежало.

Моше́:

Какой кошмар!
Она была мне всем.
Я оживал, когда свиданье с нею
вдруг светом убирало будней боль.
Её улыбка, ямочки на щёчках, шея,
поступь. Я без Адели бы давно ушёл в иной…

Рая:

Моше, не сыпь мне соль.
Я понимаю и, поверь, не хуже
тебя. Но завтра Пасха. Слова за упокой
души.
Придет рэбай, произнесёт, и будет служба,
мы по закону помянём её.
Но что такое? Ты замёрз, дрожишь?
Эй, санитар! Моше внезапно плохо!
Есть ли какое-то питьё?
Где доктор?
Что, снова выходной?
Окно,
откройте же окно, для вздоха!

Бард:

Но бесполезно всё. Носилки, скораяи суета медперсонала.Он видел их, над столиками поднимаясь.Смотрел, как продолжалосьв телевизоре кино.Они ему все показались мельче.Странно.Кто-то сильный все-таки открыл окно,но нечтоего тянуло вверх, и это не был ветер с океана.

Рая:

Святые уходят всегда мгновенно.
Как правило, в праздник,
будет ли это Пасха или Йо́м-Ки́ппур.
И без разницы
из какого они там колена.
Того, что разрушено,
уже не исправить.
Мы продолжаемся без них. Со скрипом,
цепляясь ржавыми душами
за светлую память.