Предисловие к Мирозданию

V.

Бард:

Плита полупрозрачного металла перегораживает келью.На ней набросанные горкой свитки.Пред ними Загадор, в растерянности, рядом с Исабелью.Он хмурится, она с улыбкойразглядывает жёлтую от старости трубупергамента, и верх, и низраскручивая сразу.Трубу, теперь растянутую в плоский лист,она придерживает но́гтем над собой в пространстве.
Расправленная секция ползёт, не быстро(ведь древний свиток тот не стойкий)краями крутится, как в танце,а серединою висит на месте, и там бегутнеторопливо друг за другом строки,так что пергамент, их несущий, не заметен глазу.
Тут Загадор себя вдруг хлопает по лбу.

Загадор:

Невозможно!
В этих старых рулонах что-либо найти невозможно!
Ну когда они всё оцифруют, уже ли так сложно?

Исабель:

Не шуми! Посмотри, я нашла кое-что.
Дата сму́тна, но событье похоже на наше.
Подожди, вот я свиток разглажу
и тебе покажу.

Бард:

Исабель раздвигает руки,останавливая движение свитка.Отступает на шаг, чтобы лучше на буквыложился свет.В воздухе проступает, медленно яснея,фрагментизображения и текст, почти что слитноподписанный к рисунку. Картинкавспыхивает, но потом тускнеет,в остатке виден контур, как отпечатка след.

Исабель:

Вот плато. На нём странное здание.
Но это не важно.
А важно на фронтоне название.
В переводе оно означает «жильё осуждённых».
И сказано дальше:«тут души проявлены теломв одном измеренье.Это жизнь их последняя, без воскресенья.Конец наказания тёмных.»

Загадор:

Судебное дело
про это должно быть в архивах. Отлученье от света —
я слыхал от таком, от кого – не упомню.
Посмотри на картинку – это что за планета?

Исабель:

Да ты прав, не Земля. Это где-то
ещё во вселенной бездонной. Но вернёмся к идее,
что давно существует
возможность перехода души напрямую,
целиком, без созданья себе двойника на планете.
И старейшие этим
секретом владеют.

Загадор:

Я ревную
к их власти и знаньям. Но постой. Среди свитков вот этих
я видел фрагмент о потере бессмертья.
Дай найду.
Где ж он был? Белый свиток, где то ближе к концу, вроде тут

Бард:

Загадор поднимает трубуиз немного побеленной ткани,на которой наклеен пергаменти, порывшись, находит фрагмент, оглашая его на лету:

Загадор:

«Наблюдатели врут,нет бессмертия, если связь между душамивдруг разрушена.На сфиротах вторую уже не найдут».

Исабель:

О какой же там связи толкуют?
Да ещё наблюдатель им нужен?
Что он видит, какую-такую
душевную связь? Но постой,
ты на днях говорил с молодыми о чём?
Да неважно. Но там был учёный
один, по всему, непростой.
И тем утром
ты запомнил его – слишком много вопросов, где ответы —
на грани секретов.
Слишком много там было в толпе, кто на это
смотрел с любопытством.
Ты сказал, он обмолвился – что-то про суперкомпьютер
на квантумном принципе.

Загадор:

Да, я помню. Эту душу найти, расспросить – не проблема.
Но ты погоди, Исабель, этот свиток —
откуда он взялся?
Быть может, неправда? Глянь, тут вот написано криво?
Подделка?

Исабель:

Подделка, Загадор, не бывает нетленной.
Обвиненье во лжи?
Кто бы в нём сомневался?
Да, пожалуй, такое не встретишь в доступных архивах.
Не спеши,
давай в переходе с тобой разберемся сначала.
Ангел, душа – здесь у нас они очень похожи,
но там, на планете,
у ангела нет ведь
бессмертной души,
правда, тело не старится тоже.

Загадор:

А ты замечала,
если тело разрушилось, у мерло или убито, то это – конец?
Сколько ангелов так растворилось в эфире навечно?

Исабель:

Перестань ворошить всё сначала,
Загадор, эти раны свежи
и никак не проходят,
их залечивать – не чем!
Без души —
на земле не жилец,
хоть ты кто – всё равно ты погибнешь в природе.

Загадор:

Отложи
эти речи.
Помолчи. Я ведь помню их всех, как сегодня, живых.
Да, Адель надо срочно спасти,
ищем дальше, чтобы новую вечность
по ней не грустить.
Мы почти подошли к пониманью.

Бард:

Только в воздухе вдруг появилось мерцанье,дальше маленький вихрь или шквал,покрутился и сгинул.Гаардвализ него сделал шаг,распрямляя согнутую спину.

Гаардвал:

Какая компания!
Исабель, Загадор, вы в архивах!
Ужель узнаванье
истории мира
является пищей?

Загадор:

Гаардвал! О, старейший и высший,
скажи,
если ангел, как есть, воплотится
для жизни на некой планете и там вдруг умрёт,
он обратно сюда возвратится?

Гаардвал:

Без шансов. Он не сможет решить,
в каком направленье прибежище наших сфирот.
Человек к нам приходит, идя за души половинкой.
А у ангела нету зеркальной души.
Потому-то он, кстати, никогда и не врёт
в разговоре, но это – побочное свойство.
Ему нужен маяк, чтоб искринкой
своей указал ему вектор возврата.
Только странен вопрос твой.
Что тебе непонятно?
Ужель за ответом вы явились сюда?
У тебя беспокойство
в глазах, говори, не тяни через вечность.

Загадор:

Да такая вот ерунда.
Адель вдруг исчезла, беседуя с нами.
А после нашлась на Земле, целиком в человечьем
обличье.
Там шумела вода, крики слышались птичьи.
А потом её след затерялся в тумане.
Может быть, чтоб она перешла без рожденья, как есть,
обретя себе тело земное?

Гаардвал:

Дайте стул. Надо сесть.
Что не мною
открыты пути меж мирами, вам понятно.
Да, спасибо за кресло, мой друг.
Вот ведь новость! И как неприятно!
Формально, её отыскать, для умеющих рук,
не проблема.
На крайний —
послать купидона. Он найдет.
Но реально,
её уже нет. Раз уйдя со сфирот,
она больше не сможет вернуться.
Это физика тонкого тела.
Как случился её переход?

Исабель:

Нам не ведомо. Она со мной пела,
потом говорили о чём-то,
смеялись, как вдруг её контуры чётко
так осветились
и вспыхнули, впрямь посреди разговора,
а дальше прозрачными стали,
и она растворилась
почти что мгновенно.
Лишь пустое пространство осталось для взора.
Мы сперва растерялись,
позвали,
но ответом лишь ветер.

Гаардвал:

Все ж, о чём разговор был, вспомнить сумейте?

Исабель:

Мы вели диалог об искусстве, как инструменте
познания мира.
Говорили об истине, непременно
замешанной в красках, незаметно
живущей в рисунках,
как в пробирках
научного эксперимента. Как, по сути,
из глаз на портрете
удачном душа никогда не уходит.

Загадор:

Но Адель говорила, что живопись больше не в моде.
Что теперь на Земле все работают с цветом и формой
в абстрактной манере.

Гаардвал:

Да известное дело.
Как будто их души не кормят,
как прежде, своею энергией сферы.
Они смотрят, не видя, коверкая
линии тела,
рисуют, ваяют
напрямую открытые чувства,
не скрывая
подспудно в свечении кожи
волну вдохновенья искусства.
Только редко выходит похоже.
Что художники? – говорить почти не о ком.
Но когда получается образ, то может случиться,
что в это же время им ангел поможет
словами, раздвинув мгновенья.
И тогда этот ангел вдруг сам воплотится
на портрете своём иль из пены морской —
человеком.
Вот и весь переход. Загадор,
но послушай внимательно – есть ещё один способ.
Его описанье разбросано
по кусочкам по свиткам с легендами разными.
Невозможное в этих сказаньях – всего лишь помеха
устройства.
Она – словно красная краска на бледном рисунке
сюжета, что сам по себе так обычен, до скуки.
Переход – он почти не описан, но, по сути,
его результат – это главный герой всей истории будет.
Так бывает частенько, решенье подсунуто
прям под глаза,
но при этом не видимо людям.
Да, на каждом фрагменте есть указатель,
что похож на ошибку. Кто истину знает, тот неточность
увидит.

Исабель:

А сколько их вместе всех этих фрагментов, кусочков
составляющей нити?

Гаардвал:

Кто ж считал все легенды и мифы?
Но во многих есть что-то,
что путь размышленью укажет.
Я не смею вам просто сказать – это тайна,
старейшие мне не простят разглашенья.
Опишу, чтобы им невдомёк.
Информация, с краю,
прилегает вплотную к Всемирному Уравненью.
Игнорируйте грифы в архивах,
смотрите во всё, что вам по́д руку ляжет,
один лишь сюжет будет там поперёк.
Там такой переход – это чудо, прошедшее, скажем
так, без помехи,
но, увы, оно стало основою Веры,
и поэтому сверху
опять
мы не можем его повторять.
Хоть и вехи
на путь перехода ведут, эта дверца теперь без ключей.

Исабель:

Гаардвал! У тебя из плечей
вырастает огонь.

Гаардвал:

Все же я проболтался!
Исабель, тот ключ, что от Веры, не тронь!
Остальные годятся!

Бард:

Ужастик, словно комикса картинки —у Гаардвала со спины и из груди,в обоих направленьяхсразу, изнутринаружу вдруг вырастают половинкиодной стрелы. Та, что имеет опереньедымится в пламени, а на другой краснеютугольки под наконечником.Когда ж концы оружия перестают расти,он мертвым падает сперва на плечи,потом плашмя на спину. И руки, сжатые в горсти,вдруг раскрываются, и каменеет тело.Вот Исабель бежит к нему, спасти,но прикасаетсяедва,как тотчас пылью белойон рассыпается.Сквозь пепел пробивается трава.

Исабель:

Я коснулась руки, и его больше нет! Кто убил?
Первый раз наблюдаю, как ангелы вдруг умирают.

Загадор:

Кто убил —
разве важно?
Важнее за что? Неужели за то, что он нам говорил?
Исабель, мне становится страшно.

Бард:

Загадор отступает к стене и разводит руками.По его повеленью каждый пергаментстановится толщеи потом распадается на копию и первоисточник.Оставляя последнийна месте,он сжимает все копии в теснуюстопкуи пытается с ними из кельибежать,но даже на шагон не может продвинуться, только лишь бокомс трудом развернуться. Ему трудно дышать.

Загадор:

Почему не могу я вернуться обратно на нашу сфироту?
Я ж забрал отражение свитков, и только.
Давай, Исабель, помогай.
Почему-то нам нету отсюда пути!

Исабель:

А я повороту
такому не удивляюсь. Если ангел убит, значит, так понимай,
то, что знал он,
не должно никуда перейти.
Гаардвал помешал.
Кто ему запретил
говорить? Мы тому же мешаем,
но достаточно нас запереть.
Мы секретов не знаем, ничего не решаем.
Наша смерть —
ни к чему.

Загадор:

По уму,
лишь пока ни к чему. Что ещё тут случится —
нам не ведома эта интрига. И куда всё ведёт, не понять.
Но куда бы всему ни катиться —
переход в планетарную жизнь
ищем дальше.
И, видать,
надо б быстро.
Это чувство, что надо спешить,
объяснить не могу.
Ко всем средствам запрета на знание,
это – убийство
стрелой. В мире нашем
стрела или меч – это тоже живое создание,
принявшее форму предмета.
Но вопрос – по чьему повеленью? – пока без ответа.