Эскадрон особого назначения

Кузьма растворяется в темноте. И вскоре возвращается, подталкивая в спину раненного в руку японца средних лет в офицерских штанах и исподней рубахе.

– Штабс-ротмистр Гордеев, – представляюсь, – с кем имею честь?

– Тайи Мицуи Такатоси, командир второго батальона, – говорит по-русски с сильным акцентом.

Тайи на наши дрожжи – это штабс-капитан или штабс-ротмистр.

– Ваше коварное нападение противоречит всем законам войны, – горячится японец.

– Хотите об этом подискутировать? Победителя не судят. Такатоси-сан, я не чудовище, как вам может показаться. Организуйте оказание вашим раненым первой помощи. Соорудите носилки для тяжелораненых. У вас час, после чего я требую, чтобы вы покинули Сюянь.

– Куда же мы пойдем среди ночи?

– В любом направлении – все дороги для вас открыты.

Тайи злобно зыркает на меня своими узкими глазами. Но выбора у него нет. Отправляется исполнять.

А теперь самое интересное: надо решать, что делать с трофеями. Их так много, что все не утащить, а жаль. Приходится выбирать самое ценное.

– Кузьма, унтера Бубнова и Жалдырина ко мне!

– Бу сде, вашбродь! – Домовой козыряет и снова растворяется в темноте.

А я пока поворачиваюсь к Маннергейму. Тролль задумчиво курит, глядя на суету японцев, перевязывающих своих раненых и мастерящих носилки из подручных материалов под руководством Такатоси.

– Отпустите японцев? – спрашивает он с недоумением.

Пожимаю плечами.

– А куда нам девать полторы тысячи человек, большая часть из которых ранена? Предлагаете расстрелять? Это несложно: выстроить тут на улице и вдарить пулеметами…

Тролль смотрит на меня изумленно и с возмущением.

– Господин штабс-ротмистр…

Ну вот, еще немного, и он вызовет меня на дуэль. Понимаю, что перегнул палку.

– Вот и я, господин полковник, на такое все-таки не способен. Одно дело использовать ночь и фактор неожиданности, и совсем другое – цинично расправиться с безоружными. Это уж совсем не по-людски, что ли. Так что пусть идут и молятся своим японским богам, что уцелели.

Барону ответ приходится по душе.

– Я рад, что не ошибся в вас, Николай Михалыч, – Маннергейм пожимает мне руку.

А вот и Бубнов с Жалдыриным. Они-то мне и нужны.

Водоплавающему начальнику моей пулеметной команды ставлю задачу как следует затрофеить «гочкисы»: размонтировать с лафетов пулеметы, забрать с собой все патроны для них и зиповские комплекты.

Бубнову приказываю отобрать сотню «арисак» с хорошим запасом патронов и все «смит-и-вессоны». А остальные винтовки сжечь. Найти керосин и запалить жарким огнем всю эту кучу оружия.

– Что придумали сделать с трофейным оружием? – интересуется шведско-финский тролль.

– В ближайшее время использовать против врага.

– Хотите устроить рейд еще на какое-нибудь расположение японцев?

– Не успеем – до рассвета всего пара часов. Что бы вы сделали, барон, если бы на соседний с вами полк ночью напали?

– Выдвинулся бы на помощь.

– Думаю, японцы поступят так же. Ближайшие части у «джапов» вот здесь, – показываю Маннергейму карты с отметками, – Гунцзиво и Танчун.

– Двадцать две версты до одного пункта и двадцать девять до другого. И там, и там – пехотные части. Как раз к рассвету прибудут проверить, что за ночной переполох. Встретим с огоньком.

После сегодняшнего разгрома барон на подъеме. Думает, что нам теперь вся японская армия по плечу.

Сразу после окончания ночного боя в Сюани я отправил по обеим дорогам, верст на пять по каждой, тройки разведчиков. Их задача – обнаружить подход к японцам подкреплений и вовремя предупредить, откуда именно ждать супостата.

Собственно, я уверен, что первыми сюда доберутся японцы из Гунцзиво. Вряд ли двинут весь полк, скорее всего, отправят два батальона. Для нашего небольшого отряда многовато будет, но коль взялся за гуж…

Не знаю, где старший унтер раздобыл керосин, но гора японских винтовок бойко запылала в ночи, осветив даже самые тайные закоулки центральной площади деревни.

Пока они горят, в душе все просто переворачивается. Эх, как же хреново, что приходится уничтожать такую кучу добра!

Снова подзываю Бубнова.

– Савельич, надо заминировать подходы к деревне со стороны Гунцзиво. Метрах в трехстах от околицы. Бери Ипполитова и кого сочтешь нужным.

Унтер козыряет и испаряется исполнять поставленную задачу. Его сменяет Жалдырин.

– Вашбродь, – мореман весело щерится, – ваше приказание выполнено, пулеметы затрофеены.

– Отберете с Семеном для них и для себя вторые номера из бойцов.

– А наших куда?

– А ваши вторые станут первыми номерами для «гочкисов». Разместите их вот здесь, здесь и здесь, – показываю Жалдырину на карте примерные точки по обе стороны от дороги на Гунцзиво.

– По кому стрелять собираемся, господин штабс-ротмистр?

– По японцам. Жду пару батальонов из Гунцзиво. Должны же были они слышать наш ночной бой. Обязательно отправят разузнать, как и что. Тут мы их прихватим.

– Любопытная эволюция намечается, вашбродь.

– Что?

– В смысле маневр. Это по морской привычке так назвал.

– Надо запомнить, – киваю. – Сигнал на открытие огня – взрыв на дороге. Уяснил?

– Так точно. Разрешите выполнять?

– Дуй.

Маннергейм бросает взгляд на карманные часы.

– Время, отведенное японцам, вышло.

– Благодарю, что напомнили, Густав Карлович. Кузьма!

Скоробут тут как тут.

– Здесь, вашбродь!

– Найди главного над пленными. Этого… Такатоси.

Домовой козыряет и растворяется в темноте. Через пару минут возвращается, подталкивая прикладом винтовки Такатоси.

– Вы готовы выдвигаться, Такатоси-сан?

– Да, господин Гордеев, – кивает японец.

– Выдвигайтесь колонной в направлении Танчуна. Чем быстрее вы это сделаете, тем вам же будет лучше. – Поворачиваюсь к Скоробуту: – Уведи его.

Через пять минут колонна японцев под командованием Такатоси с ранеными и деморализованными ночным разгромом бойцами скрывается в ночной мгле в направлении Танчуна.

Надеюсь, с их стороны проблем у меня не – будет.

Еще через десяток минут Бубнов докладывает, что фугасы на дороге из Гунцзиво заложены и будут взорваны по первой команде.

Ипполитов и один из разведчиков, посланных на дорогу Гунцзиво, подходят почти одновременно.

Выслушиваю их доклад.

Пулеметы расставлены по моему указанию. На дороге замечены приближающиеся японцы. Три батальона, винтовки на плечах, но штыки уже примкнуты – стало быть, готовы с ходу вступить в бой.

Отправляю посыльного к разведчикам, ушедшим на дорогу в Танчун – пора им вернуться. Занимаем позиции в темноте по обе стороны дороги. Все бойцы в дополнение к собственным карабинам вооружены японскими винтовками с большим количеством боеприпасов к ним. Пусть японское оружие послужит против своих хозяев.

Скоро снова в бой…

Сперва слышится отдаленный легкий гул, переходящий в приближающийся мерный топот множества бегущих ног. Это они, три батальона, посланные из Гунцзиво на подмогу.

Голова колонны показывается из-за поворота. Японцы бегут побатальонно трусцой, винтовки уже в руках, штыки примкнуты. До околицы им метров пятьдесят.

И тут дорога буквально вздыбливается под ногами второго батальона. Закладывает уши от грохота взрыва – срабатывают обе заложенные нами мины. Летят в воздух комья земли и части разорванных человеческих тел.

Хвост колонны – третий батальон – тормозит. С флангов по нему бьют пулеметы Буденного.

А с фронта включаются в симфонию ночного боя пулеметы Жалдырина. Трещат винтовочные выстрелы. Это не бой, это мясорубка.

Враг настолько растерян, что не успевает сообразить, что к чему, и выстрелить в ответ.

Десять минут – и все кончено. Дорога на подходе к Сюани покрыта ковром мертвых и раненых тел. Восток розовеет, еще немного и взойдет солнце. Нам пора.

– А теперь, Густав Карлович, уходим. И как можно скорее – надо успеть уйти как можно дальше до наступления дня, – говорю я, вытирая с лица пот.

– Согласен, Николай Михалыч, не стоит искушать судьбу. Нам и так повезло по высшему разряду.

Тут уж не поспоришь.