Эскадрон особого назначения

– Мои подчиненные. Например, братья Лукашины.

Смирнов презрительно фыркает.

– Они могут просто выполнять ваш приказ. Есть кто-то еще, кого суд мог бы посчитать независимым источником?

Хреново… Мало того что не верят моим словам, так еще и подвергают сомнениям рапорты моих бойцов.

– Подполковник барон Карл Густав фон Маннергейм… Он был свидетелем происходившего.

НикНик разводит руками.

– К глубокому сожалению, мы не можем сейчас его опросить. Подполковника вызвали в военную контрразведку.

– В таком случае у меня нет других свидетелей, – признаю я.

– Господин председатель суда, разрешите мне задать штабс-ротмистру вопрос? – просит слова комэск второго эскадрона Дараган.

– Разумеется, Константин Васильевич, – благосклонно кивает НикНик.

– Большое спасибо!

Дараган поворачивается ко мне.

– Штабс-ротмистр Гордеев, из вашего доклада мы слышали, что вы во время рейда по японским тылам уничтожили личный состав двух полков неприятеля.

– Ну… Уничтожили – громко сказано. Скорее основательно потрепали, – улыбаюсь я.

– Хорошо, потрепали… – спокойно говорит Дараган. – Сколько навскидку солдат неприятеля при этом погибло?

– Мне трудно назвать точные цифры…

– Хотя бы приблизительно, – просит Дараган.

– Как понимаете, никто японцев не считал, но по моим прикидкам – не менее трехсот-четырехсот человек двухсо… то есть погибшими, и раза в полтора больше ранеными.

– То есть вы вывели из строя как минимум семьсот японских солдат, причем только в двух боях. А ведь были и другие схватки?

– Разумеется. Мы не раз сталкивались с японцами. В этом и был смысл рейда – нанести максимальный урон в глубоком тылу противника.

– Подтверждения этих результатов… Ну, кроме ваших рапортов и докладов ваших солдат, имеются?

– К сожалению, замотался и забыл взять справку в японском штабе, – признаюсь я. – Виноват, исправлюсь.

Шутка срабатывает, многие офицеры улыбаются.

– Хорошо-хорошо! Мы вам верим. В двух боях вы истребили пару батальонов японцев, еще столько же отправили в госпиталь. Наверное, счет идет на тысячу уничтоженных и раненых?

– Где-то так. Может, чуть больше…

– Прекрасно! – Дарагану кажется, что он поймал меня на чем-то предосудительном. – А сколько людей было под вашим началом?

– Пятьдесят.

– Я не ослышался? – говорит Дараган скорее для аудитории, чем для себя.

– Вы не ослышались. Как раз эту информацию проверить легче простого.

– Замечательно! – как ребенок радуется Дараган. – То есть мы всем офицерским собранием услышали, что только во время этого рейда на счету у каждого из вас где-то по двадцать трупов врага. А может, и больше.

Он испытующе смотрит на меня.

– Так и есть. Если вы ошиблись, то в меньшую сторону. Мы неплохо покрошили японцев за эти дни, – спокойно отвечаю я, догадываясь, к чему весь этот цирк.

Он обводит собравшихся торжествующим взглядом.

– И после этих слов вы всерьез хотите, чтобы мы вам поверили?!

Я не выдерживаю, хотя понимаю, что меня начинает заносить.

– Я, как офицер, привык хорошо выполнять свою работу. И я уверен, что это еще не самый большой результат, и нам есть к чему стремиться! Если хотите – могу научить.

Последняя фраза – точно лишняя. Лица собравшихся начинают багроветь – поднеси к ним спичку, и она загорится.

Но пить «боржоми» поздно. Я на взводе.

– Штабс-ротмистр, вы заговариваетесь! Теперь мы точно убеждены в том, что вы нарочно подстроили смерть штабс-капитана Вержбицкого. Сами вы его убили или вам кто-то помог – еще надо разбираться! – гневно выпаливает НикНик, которого мои слова, похоже, задели больше всех.

Учитывая, что до начала войны он вообще не нюхал пороха – ясно, почему подполковник так разозлился.

Мне хочется послать всех на три веселые буквы и уйти, но я заставляю себя остаться. Нет уж, сражаться – так до конца! Меня этому еще учили отец и мать, а потом вдолбили в училище.

– Я готов принять любой вердикт суда, – произношу я с гордо поднятой головой. – Но в любом случае все, что я тут рассказал – чистая правда. Я не стал бы обманывать боевых товарищей!

– Суд удаляется на совещание, – произносит НикНик. – О нашем решении вы узнаете через полчаса, а пока всех господ офицеров, кроме судей, прошу покинуть зал.

Взгляды судей не обещают мне ничего хорошего. Эх, не служить мне больше в 52-м… Надо, наверное, было сразу соглашаться на перевод…

Внезапно в зале становится подозрительно тихо. Повинуясь общему инстинкту, оборачиваюсь.

На пороге хорошо знакомый – прикомандированный к части полковник Генштаба Ванновский, с которым мы когда-то неплохо и с пользой провели время, устроив маленькое соревнование по стрельбе.

Он взволнованно утирает пот с лица и выглядит запыхавшимся.

– Господа, надеюсь, я успел вовремя!

– В чем дело, Сергей Петрович? – спрашивает дотоле сосредоточенно молчавший Али Кули Мирза. – У вас какие-то новости?

– Так и есть. Рассчитываю, что вы еще не успели вынести штабс-ротмистру Гордееву приговор.

– Еще нет, но через полчаса приговор будет…

– В таком случае, надеюсь, вы примете к сведению следующие сведения, – полковник набирает полную грудь воздуха. – Во-первых, подполковник Маннергейм подтвердил информацию о том, что штабс-капитан Вержбицкий шпионил на японцев.

Зал взволнованно гудит. Многие бросают в мою сторону взгляды.

– А во-вторых? – интересуется Али Кули Мирза.

– А во-вторых, сегодня был схвачен японский офицер с важными документами. Из них следует, что во время рейда штабс-ротмистра Гордеева по тылам врага его отрядом был нанесен колоссальный урон неприятелю. Счет убитых и раненых солдат неприятеля идет на тысячи, господа! И если это не успех – тогда у меня нет каких-то других слов, чтобы назвать это!