Эскадрон особого назначения

Уж не знаю, где Скоробут раздобыл этот дефицит для фронтовых условий – харбинское пиво из пивоварни пана Врублевского.

– Я просто словно заново родился, – автор Шерлока Холмса с удовольствием потягивает янтарный напиток, сдувая с усов осевшую на них густую пену.

– Баня все грехи смоет, – усмехается в ответ Гиляровский. – Так у нас в народе говорят.

Снова ловлю на себе пристальный взор Черчилля, но стоит попытаться перехватить его взгляд, он тут же отводит глаза.

Достаю бутылку шамхаловского коньяка.

– Господа, предлагаю по рюмочке в качестве аперитива.

Опрокинули по первой. Глаза у гостей заблестели, даже у сэра Уинстона, который старательно строит из себя Джона Джерома.

Переходим в столовую, где все накрыто для обеда. Гости довольно потирают руками: стол от еды буквально ломится.

Тост за тостом, чтобы между первой и второй – перерывчик небольшой.

Нам с Гиляровским нужно привести гостей в соответствующий вид для лучшего восприятия обязательной программы.

В дело идет местная гаолянова водка и все богатство русско-китайской кухни.

Языки у гостей развязываются. Держатся только майор Хорн и Черчилль. Сэру Уинстону водка как-то не заходит, в отличие от коньяка.

Закуриваем. Черчилль тянет в рот гаванскую сигару. Видит мой заинтересованный взгляд и после некоторого сомнения протягивает сигару.

– Мистер Гордеев?

– Благодарю.

Принюхиваюсь. Говорят, в Гаване их скатывают на своих шоколадных бедрах работницы на фабриках. Спрашиваю об этом Черчилля. Он в ответ дипломатично хмыкает.

– Не знаю, не слыхал такую версию, хотя… – он тоже внюхивается в сигару, – что-то от сокровенных женских ароматов в букете есть.

– Вы сразу начинали с сигар?

– Нет. Приохотился на Кубе, когда освещал бои повстанцев против испанской армии.

– За победу русского оружия! – Гиляровский поднимает очередной тост.

За это нельзя не выпить.

Маотай огненным шаром проваливается в пищевод. Мягким толчком возвращается в голову, окружающий мир словно укутан в толстый войлок.

Надо скорее закусить чем-то жирным и постараться удержать собственный организм под контролем.

Пикантная острая красная свинина «хуншан жоу» – в здешнем будущем, возможно, она тоже станет одним из самых известных китайских блюд, как «любимая свинина председателя Мао», хотя сейчас будущему Великому Кормчему одиннадцать лет, он, по примеру своей матушки, ревностный буддист и постигает школьные премудрости, читая книги запоем.

– Японская армия сильна, – майор Хорн особо тщательно артикулирует, выговаривая слова, – пока говорить о победе над ней рановато. Вот если бы русские войска стояли в двух дневных переходах от Токио…

Джек Лондон согласно кивает:

– У меня нет причин любить японцев после того, как они обошлись со мной, но их пехота выше всяческих похвал. Японцы сумели использовать все достижения Запада. Один японец сказал мне в Альдуне, где я впервые видел ваших пленных: «Вы не думали, что мы сможем победить белых, а мы их победили». Японцы преподали нам урок. Они не объявляли войну России. Они послали флот в Чемульпо, уничтожили много русских, а войну объявили потом. Такой прием убийц возведен ими в международный принцип. Он гласит: убей вначале побольше живой силы, а потом заяви, что будешь уничтожать еще больше.

– Бросьте, Джек, – капитан Джадсон чуть более растягивает гласные, чем обычно, – мой прогноз благоприятен для наших сегодняшних хозяев. В июле я писал нашему послу, что русские действуют лучше, чем ожидалось, и через несколько недель у них больше не будет причин бояться японских войск.

– Мне кажется, ситуация сейчас довольно патовая, – вставляет свои пять копеек (или пенсов) «литературный отец» Шерлока Холмса. – Формально инициатива пока у японцев: они наступают, тогда как русские отходят и обороняются. Порт-Артур в осаде. Полевые армии топчутся здесь, под Ляояном… Пока нет однозначной уверенности в победе той или иной стороны.

– Джентльмены, позвольте заметить, думаю, нынешняя война станет последней в истории знакомого нам типа.

– Поясните, мистер Джадсон?

– Я видел одно сражение, в котором число убитых русских превысило число погибших на двенадцати величайших полях сражений нашей Гражданской войны. Будущие войны окажутся настолько дорогостоящими, что даже победители не смогут оправдать их ведение. Нужно быть готовым к войне, но стремиться к разоружению, потому что следующие войны будут нечеловечески ужасны.

Знал бы этот американец, насколько он прав.

Делаю придурковато-многозначительное лицо, подпуская в голос большую толику опьянения, чем на самом деле:

– Господа, возможно, командующий Куропаткин просто ждет возможности дать противнику генеральное сражение и им одним покончить с дальнейшей войной. Хотя, кто я такой, чтобы судить о замыслах командования? Всего лишь скромный командир эскадрона.

Из-под полуприкрытых век перехватываю внимательный взгляд Черчилля.

– Я не стал бы прогнозировать действия России. Это загадка, завернутая в тайну и помещенная внутрь головоломки. Но, возможно, есть ключ. Этот ключ – русские национальные интересы.

Э-э… то ли алкоголь сказался на мозгах сэра Уинстона, то ли он тоже мастер наводить тень на плетень и заводить раков за камни. Многосмысленно и никакой конкретики.

– Кузь-ма!

– Здесь, вашбродь!

– Т-там у господ вольноперов где-то есть гитара. Скажи – командиру нужен музыкальный инструмент. Давай. Одна но-ога здесь, другая уже тоже здесь… – старательно изображаю большее опьянение, чем на самом деле.

Пока ординарец бегает по моему поручению, мы успеваем опрокинуть в себя еще пару раз гаоляновку под жизнеутверждающие тосты.

Джентльмены держатся из последних сил – слабоваты вы по части выпивки против русского человека. Гиляровский почти как стеклышко, только нос покраснел.

А я? Я незаметно сачкую – делаю вид, что пью полную, на самом деле лишь пригубливаю – есть, знаете ли, способы во время пьянки отвести внимание собутыльников в сторону.

О! Вот и Скоробут с гитарой.

Пальцы трогают струны. Эта песня здесь еще не написана. Высоцкого перепевать не буду. А перепою я фокстрот Шлоймо Секунды Bei Mir Bistu Shein[24], который в нашем мире появится еще только лет через тридцать.

Барон Такеда-сан
На русский круассан
Решил разинуть рот,
Отправился в поход.
Стесняться он не стал,
Заранее о подвигах кричал.
Орал в газетах он,
Что в Порт-Артуре он,
Так на параде он,
Ест русский круассан.
Что ест он и пьет,
А круассан дает
Под клюквою развесистой мужик.
Барон Такеда-сан
Потерял и честь, и срам.
Забыл про русский штык,
А штык бить супостата не отвык.
И бравый наш барон
Получил штык в афедрон.
Допрыгался наш бравый фанфарон.

Джентльменов пробило на ржач. Лондон от восторга даже кулаком по столу пристукивает. Джадсон утирает выступившие от хохота слезы. Конан Дойл аплодирует, Черчилль усмехается, только Хорн кривится в какой-то кислой гримасе.

– Слова спиши, Николай Михалыч, – шепчет мне на ухо Гиляровский, обнимая, – это же будет просто фурор. Вся Россия будет петь и хохотать.

– Прекрасное выступление, мистер Гордеев, – Хорн, пошатываясь, делает попытку подняться. – Но мы сюда приехали ознакомиться с боевым опытом вашего подразделения…

Откладываю гитару в сторону, опрокидываю в себя рюмку коньяка, памятуя прекрасный совет Шамхалова – чтобы не мучиться похмельем, заканчивать выпивку коньяком.

– Прошу, джентльмены. Все, как говорят у нас в России, «na mazi».