Эскадрон особого назначения

Двух других более счастливых людей на свете в этот день не существует. И мореман и будущий маршал Советского Союза готовы бежать с пулеметом прямо сейчас, я все-таки останавливаю Буденного, чтобы напомнить о выступлении перед офицерским собранием.

– Доклад переписал?

– Еще трошки осталось. Чуть-чуть.

– Ну-ну… Ладно, ступай – осваивайте машинку.

Память вдруг выдает новую подсказку: моим штурмовикам придется орудовать в тесных окопах. С обычным оружием там не очень повоюешь – развернуться и то проблема.

В Первую мировую неплохо себя показали дробовики. Вот бы снабдить ими второй взвод.

Понятно, что оружие нештатное, по официальным каналам хрен продавишь. К тому же мне желательно заполучить дробовики вот прям щаз, крайний срок – завтра.

Выкладываю соображения Маннергейму. Тот задумчиво трет затылок.

– Ох, Николай Михалыч… Умеете же вы озадачивать…

– Так я ж не ради себя!

– Только это вас и извиняет! Попробую пустить в ход кое-какие связи. Может, и выцарапаю вам дюжину дробовиков.

– Две!

– Побойтесь бога, штабс-ротмистр!

– Хотя бы полторы…

– Пусть будет полторы, – вздыхает Маннергейм.

Оба понимаем: хочешь получить хоть что-то – проси немыслимое в немыслимых количествах. Что-то да перепадет. То есть штук на пять-шесть дробовиков можно рассчитывать.

Еще день уходит на всякие мелочи и частности: этого – туда, этого – сюда. Ну и что – что не хочет?..

Зато теперь у меня полный расклад: кто, где и за какие заслуги.

Затыкать дыры на фронте эскадрон не бросают, значит, у меня есть время на подготовку людей. В первую очередь – офицеров и вольноопределяющихся.

Сначала гоняю их, они потом гоняют своих подчиненных.

Делюсь наработанным опытом, разъясняю непонятные моменты и всякие тонкости, вроде системы оповещения сигнальными дымами и птичьими криками. Показываю нашу импровизированную полосу препятствий, учу владеть разными видами вооружения, включая трофейные.

Настоящий офицер должен уметь делать все и даже чуточку больше.

Ненавижу пустую беготню, поэтому занятия идут по строгому плану. Эх, мне б месяца два-три, да кто ж мне их даст!

Судя по оперативным сводкам, японцы накапливаются напротив наших позиций, не сегодня – так завтра пойдут в наступление.

Но и изматывать солдат не хочется – ничего хорошего из того, если они пойдут отражать врага смертельно усталыми, не выйдет.

Ищу во всем золотую середину и, как мне кажется, нахожу, пусть и с большим трудом.

Бойцы вроде поднаторели и с «копыт» при этом не падают.

Опять же – хорошая и обильная кормежка, после которой солдат не испытывает дискомфорт и не сидит в нужнике в позе орла часами.

Решительно отказываюсь от занятий строевой. Вот наступит время парадов, так тогда в полном объеме и сразу! А пока пусть лучше учатся броскам от наших окопов к вражеским.

Проверками мне не докучают, но нет-нет да мелькнут на горизонте чьи-то золотые погоны с крупными звездами.

Судя по выражению на лицах – приезжают не столько посмотреть, сколько полюбопытствовать, чем это тут занимается экспериментальное подразделение и что делает из того, что неведомо другим.

Хорошо, что у меня выработанная еще из прошлой офицерской жизни привычка переносить такие вещи стоически, не выпадая из колеи. Тем более я сам заинтересован, чтобы наш опыт распространился как можно шире.

Одним эскадроном можно выиграть сражение, но точно не войну. Мы – всего лишь та соломинка, что способна переломать хребет верблюду, но надо, чтобы таких соломинок было много, не один тюк.

Поэтому я не жалуюсь и не прошу, чтобы нас оставили в покое. Наоборот, с охотой рассказываю про все нововведения.

Конечно, есть вероятность, что информация может уйти налево, к японцам, но, думаю, рано или поздно – это все равно произойдет. Сейчас важнее не сохранность секретов, а подготовка, причем в массовых масштабах.

В часть приезжает репортер с фотографом. Лицо репортера кажется мне подозрительно знакомым, особенно пухлые обвисшие усы.

– Гиляровский, Владимир Алексеевич, «Русские ведомости». Пишу фронтовые заметки, – представляется он и с любопытством смотрит на меня. – Слышал о вас много необычного, господин штабс-ротмистр. Признаюсь, был изрядно заинтригован и потому приехал, чтобы увидеть все собственными глазами. Ну и узнать вас получше.

Точно! Теперь вспоминаю, где его видел. Это же сам король российской журналистики, дядя Гиляй! Большой знаток Москвы и патриот Родины!

Он-то мне и нужен.

– Давайте по-простому, без чинов и званий. Николай Михайлович Гордеев, – улыбаюсь я. – Рад вашему визиту! Думаю, нам есть о чем с вами поговорить, Владимир Алексеевич!