Эскадрон особого назначения

Глава 13

Гиляровскому чуть за полтинник. Это по меркам моего бывшего времени – почти молодость, а тут, в начале двадцатого века, такой возраст считается уже чуть ли не старостью.

Но «дядя Гиляй» полон сил и кипучей энергии.

Вислые усы, крупный нос, лихо заломленная коническая каракулевая папаха – вылитый Тарас Бульба[14].

– Показывайте, как тут у вас все устроено, батенька! – Его мощная и несколько грузноватая фигура бывшего циркового борца и бурлака так и пышет здоровьем.

– Ступайте за мной, Владимир Алексеевич.

Веду его по расположению: солдатская столовка – ряд столов и скамеек под дощатым навесом с плетенными из соломы стенами-матами, полевая кухня, военно-полевой сортир – в наибольшем удалении от места приема пищи, дабы не разводить антисанитарию.

Длинный ров, чтобы разом хватило на одномоментное отправление больших и малых нужд примерно трех десятков бойцов, сверху устроен дощатый насест с «очками» и длинными, сколоченными из крепких жердей треугольными «козлами».

Перекладины на «козлах» позволяют уверенным пользователям сидеть не орлами, балансируя над отхожим местом, а цивилизованно, как на стульчаке, отправлять естественные надобности.

От непогоды и посторонних взглядов уборная прикрыта такими же плетенными из соломы стенами и крышей.

Дядя Гиляй удовлетворенно кивает, понимая солдатские нужды.

– Гляжу, Николай Михалыч, вы о санитарии изволите заботиться? – Гиляровский указывает на длинный умывальник на полтора десятка персон, устроенный на входе в клозет.

Умывальник представляет собой деревянный коробчатый желоб, устроенный несколько в уклон, дабы вода естественным образом из него стекала и не застаивалась, и длинную трубу из сочлененных между собой толстых полых стволов бамбука с деревянными коническими клапанами, называемыми в просторечии «сосками».

Вода в бамбуковую трубу подается из большого деревянного бака, сколоченного эскадронным умельцем-бондарем.

– Зачем добавлять работы армейским эскулапам, Владимир Алексеевич? Им и так есть чем заняться. Да и боец уместен в бою, а не страдающим от дизентерии в госпитале.

Дядя Гиляй понимающе хмыкает.

– Здорово все у вас, по уму сделано. Есть чему поучиться. А то мне прежде приходилось бывать в таких расположениях, где офицерам нет никакого дела до их подчиненных.

Вздыхаю. Что есть, то есть.

– А это к чему? – Гиляровский показывает на подведенный к сортиру ручей.

– Проточная вода уносит нечистоты на поле. И нам хорошо – не воняет, и китайцам – получают дармовое удобрение.

– Сами додумались? – Дядя Гиляй смотрит на меня с нескрываемым уважением.

– У японцев подсмотрел во время разведки, – признаюсь я.

– Однако…

– Идем дальше.

Показываю репортеру «Русских ведомостей» нашу полосу препятствий, солдатские упражнения в рукопашной.

В глазах бывшего циркового борца неподдельный азарт, когда он наблюдает, как ловко Лукашин-старший валяет своих спарринг-партнеров.

– Господин штабс-ротмистр, дозвольте и мне попробовать?

– Владимир Алексеевич, помилуйте. Иван – медведь-оборотень… Профессиональный разведчик.

– Ну, я тоже не пальцем деланный. С батюшкой на медведей на охоте хаживал, да и на Кавказе почти год с башибузуками в охотничьей команде воевал.

Это когда? На русско-турецкой, что ли? Так это было почти тридцать лет назад.

Смотрю на Гиляровского с сомнением.

– Не сомневайтесь, я не одного турецкого часового скрал. Веселое занятие – та же охота. Только пожутче. А вот в этом и удовольствие.

Его взгляд загорается от воспоминаний.

– Что ж… извольте, – развожу руками, а сам шепчу Ивану на ухо, чтобы был поосторожнее с гордостью российской журналистики. Пред-упреждаю: – Зашибешь или поломаешь – башку отверну.

Казак кивает.

Гиляровский сбрасывает с плеч бекешу, а с головы свою запорожскую папаху.

Оба поединщика медленно сходятся в центре площадки, кружат, не сводя друг с друга внимательных глаз.

Неуловимое движение Ивана, и шея Гиляровского оказывается в жестком захвате. Плечи Дяди Гиляя бугрятся мускулами, он хекает и высвобождается из захвата, как скользкий обмылок из неловких пальцев.

Должно быть, какая-то французская штучка, недаром в цирке Гиляровский боролся с лучшими силачами своего времени, да и потом стал в Москве членом-учредителем первого Русского гимнастического общества, был даже какое-то время его председателем.

И вот уже Иван пыхтит в замке рук Владимира Алексеевича, лицо его багровеет.

Но и казачья выучка многого стоит. Гиляровскому удается оторвать противника от земли, но тут оборотень выворачивается и с кошачьей грацией приземляется на одно колено.

Рывок. Иван отскакивает от противника, разрывая дистанцию.

Оба стоят, тяжело дыша и не сводя взгляда друг с друга. Иван обозначает движение, Гиляровский тут же словно перетекает в сторону.

Противники замерли. Круг зрителей затаил дыхание.

И тут оба выпрямляются, жмут друг другу руки и обнимаются. Два мастера признали равенство сил и мастерства.

Тайком показываю Ивану оттопыренный вверх большой палец в знак одобрения.

– Вашбродь… – Кузьма тихонько толкает меня под локоть, – там Жалдырин с Буденным прислали сказать, что у них все готово для спытаний энтих… ракетных снарядов.

– Силен ваш казак… – Гиляровский подходит к нам, надевая на ходу бекешу с папахой, – в какой-то момент я думал – каюк, не вывернусь. А я ведь каждый день стараюсь тренироваться.

– Владимир Алексеевич, мне необходимо отлучиться на испытания одной новой приспособы. Могу назначить вам провожатого, походите по расположению, посмотрите, пообщайтесь с бойцами…

– А можно с вами, Николай Михалыч? Нутром чую, вы что-то необычное будете испытывать.

– Не могу отказать.

Едем с королем русского репортажа на наш импровизированный полигон.

Одалживаю Гиляровскому смирную лошадку – не пешком же ему тащиться, а тачанки у меня все при деле, да и не для пассажирских разъездов они.

Мой барабашка-ординарец на своей коняге держится чуть позади, готовый выполнить первый же приказ или распоряжение.

– Владимир Алексеевич, откройте тайну, что за французский прием вы использовали, чтобы вывернуться из захвата моего казака?

– Да особой тайны тут нет. Только прием не французский, а… японский.

– Вы бывали в Японии?

– Не довелось. Но был у меня учитель – дядька Китаев, беглый матрос. Этакий квадратный человечище… Руки, как у обезьяны, длинные. Лет шестьдесят ему было, мне, подростку, он казался тогда каким-то сказочным богатырем.

– Так уж и богатырем?

– На медведя без ружья ходил с одним ножом. Медведь на задние лапы, пасть разинет, дядька Китаев ему полушубок в зубы, ножом – прямо в сердце. С одного удара валил. Десяток мужиков с ним совладать не мог. Расшвыривал их, как котят, и матерился не то по-японски, не то по-китайски. Теперь уже и не понять.

– Фантастическая личность, – восхищенно присвистываю я.

– Не то слово. Его еще в юности забрили в матросы, так он в каждом порту устраивал драку, через это и зубы все потерял. В конце концов, провинился так, что его приговорили к расстрелу. А он в море кинулся и того… Попал к японским рыбакам. Потом несколько лет жил в Китае. Он меня и научил многим премудростям, да и вообще к гимнастическим упражнениям приохотил.

Гиляровский, помолчав, добавляет:

– Никто мне, кажется, не помог так в жизни моей, как Китаев своим воспитанием. Сколько раз все его науки мне вспоминались, а главное, та сила и ловкость, которую он с детства во мне развил.

Владимир Алексеевич роется в карманах, выуживает пятак, зажимает его меж пальцами и сгибает пополам. Протягивает мне.

– Разогнете?

Я верчу монету в руках и так и этак, пытаюсь… Хрен бы там!

Как он это делает? Фантастика!

С сожалением мотаю головой, возвращаю монету Дяде Гиляю.

– Увы…

Тот усмехается и разгибает ее обратно. Протягивает мне.

– Держите, Николай Михалыч, на память.

– Спасибо. Будет моим талисманом.

Бережно убираю монетку в нагрудный карман кителя. Забрасываю удочку на будущее:

– С удовольствием бы взял у вас несколько уроков…

– За чем же дело встало? – удивляется Гиляровский. – Кончится война, милости прошу ко мне в Москву…

– Сперва надо, чтобы она кончилась. Ну и уцелеть, конечно.

– Вы правы.

Подъезжаем к полигону. Спешиваемся.

Журналист с любопытством вертит головой.

На огневой позиции два пусковых станка и три варианта ракет.

Китайские старинные технологии представлены Сяо Мином и Хуа Бином: примитивная тренога из жердин, на которой установлены в трубках четыре шестовые ракеты: топливная часть из полого колена бамбука, боевая – бумажно-тряпичная «головка».

Российские инновации от Жалдырина с Буденным: поворотный станок с полозьями, на которые установлены четыре ракеты двух типов: целиком исполненная в металле и с бамбуковой топливной частью и металлической боевой. Обе с оперением – по три хвостовых стабилизатора.

Мишень – в версте от огневой позиции – многострадальный сарай, не раз уже служивший нам в этом качестве. Поодаль от сарая группа ростовых мишеней, изображающих пехоту противника.

Поднимаю руку, чтобы дать знак к началу испытаний.

– Вашбродь, к нам гости!.. – Кузьма показывает мне за спину.

Оборачиваюсь. К нам приближается подвода в сопровождении нескольких всадников – казачий конвой, а на телеге… Ба, да это же мичман Власьев!

– Сергей Николаевич, какими судьбами?

– Думали застать вас в эскадроне, а нам сказали, что вы на полигоне, на испытаниях какой-то новинки.

– Скорее уж почти забытого старого. Помните наш разговор о ракетах? Приглашаю присоединиться.

– Охотно.

Теперь удается дать отмашку к началу испытаний.

Китайцы поджигают фитили своих ракет. С жутким свистом, переходящим в ультразвук, от которого режет в ушах, бамбуковые ракеты устремляются к цели.

Легкая конструкция без всякого оперения летит далеко, но быстро теряет устойчивость полета, принимается кувыркаться.

Одна втыкается в землю, не долетев до цели примерно с четверть версты, другая, вращаясь колесом вокруг своей оси, уходит к облакам и взрывается высоко в небе, третья и четвертая прошивают сарай насквозь, пролетают еще метров двести и уже там взрываются.

Н-да… Хотя бы звук устрашающий…

Киваю Жалдырину с Буденным.

Отмашка.

Полностью металлические изделия с басовитым воем уходят к цели. Хорошо идут, кучно и ровно. Наверняка оперение способствует.

До сарая не долетела ни одна. Все три во-ткнулись в землю примерно на полуверсте. Зато дружно грохнули и оставили в месте попадания изрядную дымящуюся воронку.

– Тяжеловаты… – резюмирует Власьев.

– Есть такое дело, вашбродь, – Жалдырин с любопытством разглядывает мичмана. – Да и металлу на них уходит пропасть.

– Жалдырин, давай второй вариант.

Морячок кивает, устанавливает с Буденным на пусковые салазки второй вариант своих ракет – снаряженное порохом бамбуковое колено с винтовым оперением и металлической боевой частью.