Охота на волков

Глава 2

Мгновенной смерти толстяк избегает по двум причинам. Во-первых, я дико задолбался за прошедшую неделю. Настолько вымотался, что нет сил резко отреагировать. Во-вторых, мы в храме и стоим перед гигантской статуей бога. И я чувствую мощную силу, витающую в древних стенах. Словно за нами наблюдают. Возможно, так и есть.

Поэтому успешно подавляю подавляю порыв сдавить мужика нитями Нергала так, чтобы он лопнул.

Это наверняка очередная проверка. Мне не могут просто отказать, ничего не объяснив. Глава рода собрал такую внушительную стопку справок, рекомендаций и прочих данных, что к их недостатку точно претензий не должно быть. И даже обе письменные благодарности императора приложил. Да, оказывается и такие мне прислали из императорской канцелярии.

И я пообещал нашей верховной жрице вести себя подобающе статусу. Никаких криков, угроз и упаси боги, физической силы. На последнем она особенно настаивала.

— Мне будет позволено узнать причину отказа? — очень вежливо спрашиваю я с перекошенной рожей.

Не справился синхронизировать голос с выражением лица и женщина чуть вздрагивает, но задирает острый подбородок вверх, отвечая:

— Вы считаете себя настолько важным и особенным, что даже шрамы выставляете напоказ, какая самоуверенная гордыня!

Я понимаю, что они в первую очередь говорят про мои руки. На ладонях симметричные толстые белые шрамы от кинжала. Я не позволил ни Олегу излечить их, ни отвезти меня к верховной целительнице.

Не потому что мне так захотелось пощеголять доказательствами сражений. Мне было страшно загубить хорошего целителя. Рисковать кем-то ради того, что само заживет — я не настолько ценю свою шкуру.

Но тут ее ценят. И я забыл о том, что шрамы оставляют либо в наказание, либо чтобы помнить. И если в первом случае такой шрам еле заметен, как на моей скуле, то во втором такое право надо заслужить.

А как бы я не отличился на севере, об этом знают немногие. И уж точно не эти канцелярские крысы.

— Нет, они остались не по причине того, что я ими горжусь.

— Ах, значит вы их стыдитесь? — презрительно выплевывает женщина.

Да чтоб тебя! Я решительно не понимаю для чего эти откровенные провокации. Такой способ самоутверждения? Единственный доступный? Слишком уж демонстративно и неприкрыто. Глупость какая-то.

— Это всего лишь необходимость. Связанная с тем, какой силой я обладаю. Они, — протягиваю ладони, — не стоят риска целителей.

Акула хмурится и умолкает, но тут подхватывает колобок:

— Так значит вами движет гордость другого рода, своей великой силой?

Нет, тут ты меня не подловишь.

— Я не говорил, что она великая. Но может представлять опасность для целителей. Только это я имел ввиду. И да, — добавляю, видя что мужик кривит лицо, собираясь продолжить, — я горжусь силой, которой меня одарили боги.

Я делаю ударение на последнее слово и толстяк захлопывает рот, не решившись обсуждать дар богов.

Верховная жрица, молчащая и неподвижная до сих пор, награждает меня намеком на улыбку. Думаю, что она как раз в курсе моих заслуг, ведь с ее участием проводился ритуал познания языка. И верховные не те люди, которых не посвящают в подробности. Но она в меньшинстве.

Мое раздражение постепенно тает, по мере того, как нужные слова слетают с губ. Не зря же меня натаскивали.

— Допустим, — забирает слово женщина. — Но ваш род посчитал нужным ткнуть комиссию носом в достижения, отмеченные особой императорской благодарностью.

Ну дед, удружил… Хотя, с чего бы мне скрывать эти самые достижения, щедро оплаченные моей же кровью? И жизнями других людей. Чувствую, как снова завожусь.

Демоны их забери, пока они сидят тут и воротят нос от незалеченных царапин, в реальном мире творится полная хрень. Люди гибнут, нелюди призывают силу хаоса, а эти…

Встряхнуть бы хорошенько их, вместе с храмом.

Дышать, Игорек, глубоко дышать и думать. Простая задача.

— Ткнуть носом? — деланно возмущаюсь я неподобающему словосочетанию. — Насколько мне известно, к моему личному делу всего лишь была приложена вся информация, которую требовала комиссия.

Даже интересно становится, как бы их бомбануло, попроси за меня сам император. Пришлось бы мне тогда стоять тут, словно нашкодивший ребенок?

— Приношу свои извинения за формулировку, — сухо бросает она. — У нас сложилось впечатление что на нас оказывают давление, выпячивая ваши заслуги как нечто неординарное.

— Вы сомневаетесь в оценке императора? — я с удовольствием перехожу к следующей запретной теме. — В том, что он решил выделить мои заслуги?

Женщина бледнеет, сжимает губы так, что они белеют, и переглядывается с мужиком. Я прямо таки слышу, как скрипят их зубы и чуть не позволяю себе улыбнуться.

Кажется, упражнение по словесности я решил на отлично. И до сих пор никого не послал и не оскорбил, учитель мной бы гордился.

— Никто не сомневается в воле императора, — слишком уж довольно отвечает толстяк и гаденько ухмыляется. — Как и в законах, им утвержденных. И по закону, с этого учебного года ни один студент не имеет права на ношение личного оружия.

Он многозначительно кивает на кинжал в ножнах, который закреплен на моем поясе. Ни о каких новых законах при подготовке дед мне не говорил. Ограничения касались только опасных артефактов и амулетов.

Студенты императорской академии обязаны проживать на территории академии почти все время обучения. С возможностью выбраться с островов в город только по выходным дням. И то, если не получают дисциплинарных взысканий и не имеют дополнительных занятий. А их, как я понял, хоть и выбирают добровольно, но практически все.

Даже если допустить возможность того, чтобы договориться уезжать и приезжать каждый день, этого мало. Пока я не получил никаких новостей о проклятии от Свейна, кинжал — единственное, что удерживает темную силу. И расставаться с ним по доброй воле я не намерен.

Я холодею, осознав, что они просто дразнили меня этими подначками, не объявив истинную причину сразу.

— Если мы, по какому невероятному стечению обстоятельств, ошибаемся и вы готовы отказаться от своего оружия, то тогда мы пересмотрим свое решение, — с легкой издевкой добавляет мужчина, манерно вытерев вспотевший лоб платком.

Вот и приехали. Вся троица застывает в ожидании моего ответа. Паранойя, довольно хрюкнув, начинает верещать, что это подстава.

Император не просто обиделся на мой отказ сотрудничать, но еще и выдал мне волчий билет на поступление. Как вовремя появился новый закон…

Поглумились, загнали в угол и теперь выставляют все так, чтобы я сам отказался. Сука! А вот хрен вам, крючкотворы небитые.

— Благодарю за предоставленную возможность и уделенное время! Не смею больше его тратить, — я кланяюсь. — В самое ближайшее время вы получите ответ. Позвольте на этом откланяться и пожелать вам всего наилучшего.

Пока они ошарашенно распахивают рты, я сбегаю. Ну, выглядит со стороны это как целеустремленная походка человека, спешащего по крайне важному делу. Надеюсь.

Огромный зал я прохожу очень быстро, боясь, что они вот-вот опомнятся, остановят меня и потребуют немедленного ответа.

Но мне везет и я не слышу за спиной ни звука. Выкрутился я ненадолго. И вот теперь надо думать, кому бить морду. Тьфу ты, как решать эту проблему.

Пока водитель отвозит меня домой, я начинаю подозревать и деда. Не мог он не знать о запрете оружия. Хоть и бросил все силы в подготовку, но возможно боялся опозорить род? Мог ли он так поступить? Демоны его знают, старого интригана.

Так, гляди, додумаюсь и до сговора главы рода с императором. Ну а что, один получает полезный инструмент, а второй избегает потери репутации. Я оказываюсь при службе на благо империи и все довольны.

Хтонь, я же исхитрился договориться и был готов практически к любому испытанию. Размечтался, как же.

Светослав Белаторский, он же Свят, он же глава рода, он же хитрый хрыч, «изволили отбыть», по словам нашего напыщенного дворецкого. И предусмотрительно плотно закрыться от ментальной связи.

Я мечусь по своей спальне, как тигр по клетке, протирая ковер и периодически рыча.

Связываюсь с друзьями, по очереди получая один и тот же ответ. Никто не в курсе о новых правилах, но и переживаний по этому поводу они не испытывают. Мол, зачем на учебу отправляться вооруженным?

Бэс, так и пропавший наглухо с моей монетой, по-прежнему не отзывается. И я бы начал беспокоиться по этому поводу, если бы не заметил вчера его краем глаза на кухне, пока меня подкармливали домашней выпечкой между уроками.

В итоге решаю сам связаться со Свейном. Это занимает немало времени. Мне выделяют один из общих рабочих кабинетов с антикварным телефоном. Массивная трубка с витым проводом и круглый фарфоровый циферблат поначалу вводят меня в ступор.

Постоянно застревая пальцем в миниатюрных отверстиях, накручиваю номер и дозваниваюсь до посольства. Там приходится объяснять несколько раз, что мне нужно, пока меня переключают с одного сотрудника на другого.

Они уже сами дозваниваются до ярла Генрика, а тот до Магнуса. К моему счастью, погода в горах наладилась и связь восстановили. Пока Магнус ходит искать своего двоюродного брата, я чуть не засыпаю. В лес он ушел что ли опять?

Разговор у нас получается трескучий и недолгий. Вопя сквозь помехи, признаюсь, что успешно потерял все номера, записываю их на первый попавшийся листочек бумаги. И выслушиваю ответ — жди.

У них в разгаре судебный процесс, хоть он и закрытый, но приходится постоянно мотаться в столицу то на дачу показаний, то для оформления бумаг. Свейн сообщает мне, что «вроде что-то нащупал, надо проверить источник» и на этом мы прощаемся.

Нда, вариантов у меня пока нет. Необходимо получить разрешение на оружие.

Устраиваю засаду на террасе, укрывшись в кресле с высокой спинкой. Дед возвращается домой после заката и я успеваю задремать, удобно устроившись и согревшись теплым вечерним солнцем.

Из обрывочного сна меня выводит звук мотора, хлопанье дверей и суета в коридорах. Глава рода раздает распоряжения о позднем ужине и, как я и предполагал, отправляется на свое любимое место с видом на парк и канал.

Я шевелюсь уже когда он устраивается в своем кресле и дед, увидев меня, подпрыгивает на месте:

— Великая девятка Иуну, Игорь! Ты чего тут притаился в тенях?

— Вот уж не думал, что тебя можно напугать тенями в собственном доме, — усмехаюсь я.

— Времена сейчас такие, неспокойные, — туманно оправдывается он и, отдышавшись, спокойно спрашивает: — Когда испытание?

Выглядит он абсолютно уверенным и вранья я не чувствую, хоть и сам не знаю, как я это делал раньше. На сильных эмоциях разве что.

— То есть ты не в курсе?

— О чем? Что-то случилось? — дед вроде действительно обеспокоен. — Неужели и ты учудил перед комиссией? Ох, чувствовал я…

— Нет, это скорее комиссия учудила. С новостью о законе, запрещающем личное оружие в академии, — я пристально смотрю за его реакцией.

Дед хмурится сначала непонимающе, затем раздраженно.

— Что еще за закон? Почему я… Так, подожди.