Жажда бессмертия

Глава 2

Пьяная Светлана ввалилась в квартиру в пятом часу утра. Карл Борисович в это время завтракал горячим сладким чаем, так как больше ничего не было.

— Карлуша, ты меня ждешь? — спросила она, с трудом стягивая сапоги.

— Нет, дорогая, на работу собираюсь, — он поднял ее на руки и отнес на кровать. Такое случалось почти каждую пятницу, поэтому Карл Борисович не придал этому событию никакого значения. От Светланы пахло алкоголем, сигаретами и духами.

Он принялся раздевать посапывающую жену, изредка пытающуюся его ударить. Пьяная, она часто набрасывалась на него, а протрезвев просила прощения. Хотя последние два раза сделала вид, что ничего не помнит. Карл Борисович терпеть не мог выяснять отношения. Разборки лишали его сил и вдохновения, поэтому предпочитал молчать или уходить из дома.

Он снял некогда белую блузку и увидел торчащий из бюстгальтера клочок бумаги. Медленно, чтобы не разбудить, вытащил и развернул. Посередине листа корявым почерком был записан номер телефона.

«Что за номер? Вечером спрошу, если не забуду», — подумал Карл Борисович и положил бумажку на прикроватную тумбочку. Затем расстегнул задравшуюся мини-юбку и, взглянув на часы, направился к дверям. Сегодня Семен Семенович ждет его с докладом, надо подготовиться.

Черный джип, так нравившийся Светлане, доставлял массу неудобств. Во-первых, Карл Борисович был согласен с теми, кто утверждал, что богатством кичиться — дурной тон. Во-вторых, громоздкая махина занимала много места на парковке и узких улочках города. В-третьих, привлекала внимание подозрительных лиц, среди которых могли быть угонщики. Хотя преступная волна, наводнившая большие города страны, до них пока не добралась, Карл Борисович прекрасно понимал, что это дело времени.

Он подошел к кабинету и произвел привычный ряд действий: огляделся, открыл дверь, снова огляделся и запер дверь изнутри. Оглядываться, чтобы убедиться, что никто не подсматривает, он начал со школьной скамьи. Не любил, когда списывали, и считал бессовестными тех, кто нечестно пользовался его умом.

На столе лежала стопка листов с предложениями от сотрудников. Карл Борисович выбрал наиболее подходящие, внимательно изучил и подготовил на каждое изобретение речь. Затем скрутил листы в трубочку, вышел из кабинета и запер дверь.

Раскрасневшаяся Алла Шалвовна как раз дырявила стопку документов шилом.

— Карл Борисович, опять припозднились, — с укором сказала она и смахнула волосы, прилипшие к потному лицу. — Семен Семенович сердится. Дословно сказал так: пусть бегом бежит это «исчадие Да Винчи».

— Ого, вот как закрутил. Молодец, — похвалил Карл Борисович и похлопал в ладоши. — В прошлый раз назвал «отростком Коперника».

— Ага, — улыбнулась она. — А когда ругается из-за кондиционера, то обзывает «выродком Теслы».

Они рассмеялись. Алла Шалвовна махнула рукой, поторапливая. Карл Борисович почувствовал, как жар приливает к лицу, и расстегнул ворот рубашки. Директора он совсем не боялся, однако, не любил ссор и разборок.

Он легонько постучал и зашел в душный кабинет. Семен Семенович дремал на кресле и блаженно улыбался.

— Семен Семенович, я пришел. Как вы и велели, — громко сказал он.

— А, — встрепенулся директор и чуть не свалился с кресла. — Ты что здесь делаешь?

— Сами же вызвали, — удивленно произнес Карл Борисович.

— Да-да-да. Проходи, садись, докладывай.

Семен Семенович притянул к себе поднос, на котором стояли графин с водой и стакан. Вода была теплая, поэтому он сморщился и отставил стакан. Карл Борисович тем временем сел напротив, развернул записи и принялся объяснять каждое изобретение.

— Я тебя не узнаю, — опешил директор, после того как выслушал профессора. — Прошло два месяца, а ты приносишь мне чехол для гитары, картофелечистку и горшки для рассады?

— Чехол для гитары — это пример использования. Можно сделать чехол для контрабаса или скрипки. Суть остается прежней. Как и горшки для рассады. Кто мешает в такой горшок посадить кактус или герань?

— Нет, это не годится. У нас не так много музыкантов, и вряд ли домохозяйки возьмут в руки полиэтиленовую картофелечистку и откажутся от ножа. Думай, Борисович, думай, — Семен Семенович встал и подошел к окну. — Ты же прекрасно понимаешь, если завод закроется, твои прихлебатели…

— Сотрудники, — поправил Карл Борисович.

— Ну ладно, сотрудники. Так вот, они останутся без работы. Городок у нас маленький, рабочих мест ограниченно. Помни: мы в ответе за тех, кого приручили, — он поднял указательный палец вверх и многозначительно посмотрел на профессора. — Осталось не так много времени, поторопись.

Карл Борисович кивнул и вышел. Алла Шалвовна сидела на диванчике для посетителей и ела конфету. Шило торчало в стопке бумаги. Не говоря ни слова, профессор подошел и, навалившись всем телом, продырявил документы до конца. Алла Шалвовна поблагодарила, вытащила из кармана еще одну конфету и протянула:

— Заслужил.

Карл Борисович засунул конфету за щеку и направился к лифту.

***

Каждый день Карл Борисович приходил на работу в шесть утра и уходил около полуночи. Он похудел и осунулся, но глаза горели. Кто-то считал, что азартом, кто-то — сумасшествием. Сотрудники научно-технического отдела посовещались и решили, что профессор помешался на очередной разработке.

— Лично я думаю, что наш КБ уже придумал, что мы будем выпускать из полиэтилена, и сейчас занимается тем, что проектирует новые станки, — сказал Костя на обеденном перерыве. Они с Севой сидели на скамейке в парке и кормили хлебом уток.

— Если так, то нечестно об этом молчать. Мы бы перестали ломать голову.

— Подожди, — удивился Костя. — Ты все еще работаешь над этим?

— Конечно. А ты нет?

Костя прыснул так, что утки испуганно закрякали и уплыли. Отсмеявшись, он вытер слезы с уголков глаз и ответил:

— Нет, и уже давно. Как и остальные.

— А вот и неправда, — вспылил Сева. — Мы с Аней только на прошлой неделе обсуждали ее задумку по поводу столовых приборов.

— Хорошо, — согласился Костя. — Кроме тебя и Аньки.

— Но ведь каждый понедельник все приносят подписанные листы с предложениями.

— Да, приносят. Но он их ни разу не читал, иначе бы заметил, что я горшки для детских садов приношу уже в шестой раз!

Сева задумчиво уставился на воду. Костя встал, накрошил оставшийся хлеб голубям и дружелюбно сказал:

— Не расстраивайся. Мудрость приходит с опытом. Пошли на работу, обед закончился.

Они зашагали в сторону завода, уворачиваясь от мчащихся навстречу подростков на велосипедах.

«Если КБ не расскажет о контейнерах, я сам пойду к директору», — подумал Сева и настроение сразу улучшилось.

***

Карл Борисович сидел у радиоприемника и слушал уже знакомых музыкантов. Он даже дал им имена: Струнный и Духовой. Струнный сегодня был в хорошем расположении духа и наигрывал веселую ритмичную мелодию. Духовой изредка включался, но потом и вовсе замолк.

Профессор исписал весь блокнот, но так и не смог перевести ни единого слова. Поход в библиотеку на прошлой неделе не принес результатов. Русско-португальского словаря у них не оказалось. Зато в магазине «Музыкальный мир» он нашел пластинку с популярными ариями разных стран. Одна из арий была на португальском языке. Карл Борисович попросил продавца включить арию и прослушал ее несколько раз. Однако ни одного знакомого слова не услышал.

— И вообще, с чего я решил, что они говорят по-португальски? — допытывался он у истукана. — Может, это язык какой-нибудь африканской страны?

Он развернул ватман, на котором вчера изобразил циферблат, но вместо цифр написал то, что слышит. Цифру двенадцать он обозначил, как «Деревня». Там всегда было много людей. Они что-то горячо обсуждали, стучали ложками и весело смеялись. На цифре один слышались голоса молодой пары, которая то ласково мурлыкала, то яростно ругалась. На остальных цифрах говорили редко и в основном пожилые люди. С четырех до одиннадцати голосов вообще не было, только журчание воды и пение птиц. Два раза в полной тиши кабинета раздавались громогласные раскаты, от которых Карл Борисович испуганно подпрыгивал. В промежутке между одиннадцатью и двенадцатью играли Струнный и Духовой.

Он вытащил радиоприемник из сейфа, вытянул усики в направлении цифры двенадцать и включил на полную громкость. Голоса заполнили кабинет. Он откинулся в кресле, закрыл глаза и перенёсся в деревню. Бревенчатые дома располагались вокруг расчищенной от кустов площади, посреди которой стояли столы и скамейки. Кто-то вынес выпечку и угощал соседей, кто-то вырезал из сука ложку, кто-то плёл корзину из коры. Карл Борисович не заметил, как уснул.

— Спасибо, Луиза, вы восхитительный кулинар, — услышал он сквозь сон.

«Светочка телевизор смотрит», — подумал профессор, попытался удобнее улечься и понял, что сидит в кресле. Он вскинулся и прислушался. Гул голосов все так же доносился из динамика радиоприемника, но теперь профессор понимал каждое слово.

— Аймо, пойдем мяч погоняем.

— Нет, я хотел крышу починить. Птицы снова наделали дыр.

— Луиза, можно еще кусочек? Оливер уступил мне.

Ошеломленный профессор прильнул ухом к динамику и тихо повторял:

— Этого не может быть. Быть этого не может.

Тем временем, женщина бархатистым голосом подозвала Оливера и велела:

— Отнеси пудинг старику Савелию, опять забыл прийти на ужин.

— Луиза, ты бы слышала, как он вчера играл, — восхищенно сказал Оливер. — Как глухой человек может так играть? Уму непостижимо.

— Надеюсь, вы нас снова порадуете своим дуэтом, — вмешался еще один женский голос, но уже более взрослый, с небольшой хрипотцой. Оливер издалека что-то ответил, но Карл Борисович не расслышал. Он убавил громкость, подбежал к двери и выглянул в коридор. Уборщица Мария, поднявшись на стремянку, протирала плафоны круглых светильников.

— Маша, где все?

— Здравствуй, Карлуша, — укоризненно сказала она. — Все — уже дома. Спать ложатся.

— Как спать? Сколько времени? — удивился профессор и взглянул на наручные часы. — Половина десятого.

— Конечно. Я вот разберусь с этим светильником и тоже домой.

Тут Карлу Борисовичу пришла идея.

— Машенька, зайди ко мне, пожалуйста, — попросил он и мило улыбнулся. Мария вытаращила глаза и прижала руку с тряпкой к груди.

— Нет-нет, — испугался профессор. — Это не то, что ты подумала. Мне помощь нужна.

Мария с облегчением выдохнула, спустилась со стремянки и вошла в кабинет. Карл Борисович указал на радиоприемник и спросил:

— На каком языке они говорят?

Мария вслушалась и пожала плечами.

— Я только немецкий немного знаю. Эту тарабарщину не могу разобрать.

Тем временем двое мужчин обсуждали рыбалку и Карл Борисович понимал все, что они говорят.

— Они точно не по-русски разговаривают?

— Ты что, за дуру меня держишь? — напустилась Мария. — Сам-то послушай.

Она развернулась и вышла из кабинета, бормоча под нос.

***

Когда Карл Борисович захлопнул за собой дверь, Светлана перестала притворяться, что спит, и с наслаждением вытянулась в кровати. Утреннее солнце золотило комнату, с улицы доносилось пение птиц. Она мечтательно улыбнулась, вспомнив вчерашнюю встречу.