Жажда бессмертия

— Алло, Вася, привет! — крикнул он, едва услышал голос друга. Тот работал на их заводе юристом.

— А-а, вспомнил обо мне, — послышался довольный голос. — Ты куда пропал? Света сказала, что ты дома не живешь. Мы с Семен Семеновичем обыскались. Хотели уже в милицию идти.

Карл Борисович недовольно поморщился. Ему совсем не хотелось выходить на работу, но и лишиться стабильного дохода, было страшно.

— Выйду в понедельник. Пусть оформят «за свой счет». Мне еще немного времени надо, чтобы прийти в себя.

Тут он вспомнил, что так и не сходил на кладбище, а за окном уже стемнело.

— Сочувствую тебе. Тяжело мать терять, сам через это прошел.

— Спасибо, Вась. Я вот по какому поводу тебе звоню, — Карл Борисович огляделся и понизил голос. — Со Светкой хочу развестись. Поможешь?

Вася молчал. Профессор терпеливо ждал, зная эту особенность друга: сначала обдумать, взвесить и только потом ответить.

— Смогу. Тебе надо будет документы подписывать и все. А что случилось? Гуляет?

Профессор шумно выдохнул и грустно ответил:

— Гуляет и…Крадет. Не буду вдаваться в подробности, ни к чему это. Пусть живет, как хочет и с кем хочет.

— Будешь делиться?

— Нет, — твердо ответил он. — С чем пришла ко мне, пусть с тем и останется. Сама виновата. Нельзя так с людьми поступать.

Василий обещал все устроить, и они попрощались. Однако Карл Борисович не спешил возвращаться в номер. Ему очень хотелось услышать Марию, но он никак не мог решиться позвонить.

«А, ладно. Не возьмет, так не возьмет», — он набрал ее номер и начал стучать подушечкой указательного пальца по столу.

— Алло, — еле слышно ответила она. — Кто это?

— Машенька, это я. Как ты себя чувствуешь?

— По-прежнему, спину ломит, кусок в горло не лезет, халат от слез не высыхает.

— Стабильность — признак мастерства, — усмехнулся он, но понял, что шутка неуместна и извинился.

— Да ладно тебе. Лучше смеяться, чем плакать. Конец все равно один, — сказала она и спохватилась — А на могилку-то матери мы не сходили. Пойдем завтра? Таблеточки, которые дали — помогают, уже не так сильно болит. Завтра еще две выпью и совсем буду, как огурчик.

Карл Борисович замялся. Он вознамерился во что бы то ни стало выяснить, как попасть в параллельный мир и, по возможности, не покидать радиоприемник. Но при упоминании о матери, сердце предательски заныло.

— Ты права, надо сходить. Завтра заеду за тобой, — он вспомнил, что так и не удосужился забрать джип с заводской парковки и тихо выругался. — Приеду на такси. Будь готова в десять.

— Хорошо. Приятной ночи тебе, Карл.

— И тебе, Машенька, — из трубки послышались гудки, но профессор не торопился класть трубку на телефонный аппарат. Ему казалось, что так они ближе друг к другу.

«Я не прощу себе, если и тебя потеряю».

Весь остаток дня он не отходил от радиоприемника. Как только разговоры прекращались, он включал магнитофон и прослушивал записи. Только перед сном он повернул усики на Струнного и в течение пяти минут наслаждался чудесной музыкой, уносящей его на волнах баюкающего моря к берегам неизведанной земли параллельного мира.

***

Карл Борисович включил запись на магнитофоне и вышел из номера. Таксист в нетерпении прохаживался вокруг машины, дымя сигаретой.

— Ну, наконец-то, сколько можно ждать?

— Не могу же я к даме поехать в пиджаке с пятном, — начал оправдываться он. — Пока почистил, погладил. И не надо на меня так смотреть, прошло всего лишь пять минут.

— Семь. Семь минут, — таксист выбросил недокуренную сигарету в урну и запрыгнул в машину.

Карл Борисович сел на заднее сиденье и уставился в окно.

«Тяжелая жизнь была у Луизы. Потерять единственную дочь дважды — это не каждый выдержит. Но что она сделала? Порезала вены или выпила яд? И почему пропала? Что должно случиться с человеком, чтобы он умер, а тела не осталось? Загадка».

Мария сидела на лавочке у подъезда с тростью в руке. Карл Борисович выскочил ей навстречу и помог добраться до машины. До кладбища они ехали молча.

— Надо было цветы купить, — сказал Карл Борисович, когда раздраженный таксист отсчитал сдачу и, взревев двигателем, уехал.

— В следующий раз. Им цветы уже не нужны, — Мария взяла его под руку, и они медленно побрели по кладбищу. — В самом конце похоронили. Разрастается кладбище, даже забора не видно. На обратном пути заглянем к Захару.

Карл Борисович кивнул и всмотрелся вдаль, туда, где светлела свежая земля. Когда они приблизились, Мария кивнула в сторону бугорка с деревянным крестом. Но он и так догадался, и медленно, точно во сне, приближался к последнему пристанищу мамы. Если бы не Мария, он не смог бы сдержаться. Но в ее присутствии, профессор лишь сглотнул ком, застрявший в горле, и нежно погладил крест с табличкой, на которой строгими печатными буквами было написано имя и период жизни мамы.

— Здравствуй, мамочка. Прости, я опоздал.

Он поправил венки с искусственными цветами и сел на наспех сколоченную деревянную скамейку. Мария примостилась рядом. Они молчали.

Карл Борисович вспомнил последнюю встречу с мамой и о том, как она сокрушалась, что заставила жениться на Светлане.

«Как хорошо, что я не успел тебе про Свету рассказать. Если бы ты умерла после того, как узнала о ее поведении, то я бы корил себя всю жизнь. Эх, мамочка, не уберег я тебя. Мало времени уделял, все о себе думал. Теперь вот Маша заболела. Мамочка, если можешь — подскажи. Машеньку надо спасти, рано ей еще умирать. Без нее я совсем один останусь».

Карл Борисович опустил голову и закрыл глаза, из-под густых ресниц начали просачиваться слезы и стекать в седую бороду. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным и несчастным.

— Поплачь, Карлуша, поплачь. Легче станет. Слезы, как святая вода, чистят душу.

Он повернулся, крепко обнял ее и зарыдал. Мария гладила его по спине и тихо утешала:

— Все будет хорошо. Время лечит. Мама успела пожить и вырастить тебя. Ты — хороший сын, всегда ей помогал. Она очень тобой гордилась.

Они так просидели минут пятнадцать. За это время профессор успокоился, вытер слезы и сказал:

— Машенька, мне надо тебе кое-что сказать. Только ты не смейся и не думай, что я с ума сошел…Я открыл параллельный мир.