Жажда бессмертия

Телефон громко зазвонил, и профессор испуганно подскочил.

— Алло, Карлуша, — услышал он обеспокоенный голос Марии и с облегчением выдохнул.

— Машенька, здравствуй.

— Здравствуй. Где ты? Аллу видела, когда на работу шла. Она сказала, что ты сбежал из больницы. Что случилось?

Карл Борисович улыбнулся. Ему было приятно, что хоть кто-то о нем беспокоится.

— Все хорошо. Надоело мне в больнице. Скукота. Что Алла про директора сказала? Небось, вразнос пошел?

— Не знаю, — призналась она. — Я не спрашивала. Ну, где ты?

Профессор сорвал листок лимонного дерева, помял его между пальцами и вдохнул цитрусовый аромат.

— Я в гостинице. Расстались мы со Светой.

— Понятно. Значит, ты все знаешь, — Мария горестно вздохнула. — Неприятно, но жить можно.

Карл Борисович откашлялся и спросил:

— Ты о чем?

— Видела я их. Когда она антенну вынесла, на улице ее ждал молодой да бравый. Теперь понятно, почему ты сорвался. Со всех сторон тебя прижали.

Профессор согласно кивнул, но решил, что не стоит обсуждать с Машей измену Светы.

— Машенька, ты можешь мне портфель с кабинета принести? А то у меня нет денег даже на еду.

— Конечно, могу. Мне осталось пятый этаж помыть и все. Правда, спина болит, еле хожу. В какой ты гостинице?

— На Фрунзенской в «Победе», — Карл Борисович взглянул на часы. — Поздно уже. Домой портфель забери. А завтра утром я тебе позвоню, и мы встретимся.

Мария согласилась, и они попрощались.

Карл Борисович полночи проворочался в постели. Во-первых, он выспался днем. А, во-вторых, мысли пчелиным роем перескакивали с одной темы на другую.

«Как там Валентин? Надеюсь, он ничего с собой не сделает. Бедный он, бедный. Завтра схожу проведать и денег отнесу. А сколько денег ему надо? И что это за трава такая опасная? Надо будет взять несколько листочков и показать в университете. Химбил должен определить…Лишь бы Света ничего с радиоприемником не сделала. И зачем он ей? Кроме русского, языков больше не знает. А любовник-то хорош. Рад за нее… Соскучился по Гюставу и остальным. Как они там? Ушел ли Амон на четвертую сторону? Оливер хотел пойти вместе с ним. Я бы тоже пошел. Как же я хочу к ним! Жаль, мамы больше нет. Уверен, ей бы там тоже понравилось».

Едва рассвет осветил небо, как Карл Борисович наконец-то уснул.

***

Карл Борисович надел свой лучший костюм, пригладил гелем вихор на затылке и вышел из номера.

«Жаль, денег нет. Купил бы Маше цветы», — думал он, бодро шагая по улице. Они договорились встретиться в Центральном парке возле фонтана. Парк находился недалеко от дома уборщицы Марии.

Через полчаса он был на месте. Фонтан уже не работал, а на дне лежала пожелтевшая листва.

— Карлуша, — услышал он сзади и радостно обернулся. Но тут же встревоженно бросился ей навстречу.

— Машенька, ты чего?

Мария опиралась на трость и с трудом передвигала ноги. В подмышке был зажат портфель.

— Сегодня еще сильнее спина разболелась. С утра сдала анализы и вышла на больничный.

— А почему не сказала? Я бы сам до тебя пришел, — возмутился он и забрал портфель.

— Не хочу дома сидеть. Я уже сделала компресс и анальгин выпила. Отпустит. Пойдем на скамейку.

Он кивнул, взял ее под руку, и они медленно зашагали к скамейкам.

— Знакомая трость. У Захара?

— Да, — кивнула она. — Семь лет прошло с его смерти, а я до сих пор ничего не выбросила. И вот пригодилось.

Мария с кряхтеньем села на скамью и вытянула ноги.

— Может, и прав ты. Пора на пенсию выходить, здоровье дороже. Вчера еще дочка расстроила.

— Что такое?

— Приехали с отпуска и заявили, что хотят на юге жить. Уже и квартиру присмотрели. А сегодня пошла документы у детей из школы забирать. Меня с собой зовут, но я не хочу. Какой юг, когда я всю жизнь на севере прожила? Я в это-то лето от жары не знала, куда спрятаться, а они хотят на юг меня увезти.

— Ты права. Нельзя под старость лет климатический пояс менять, — кивнул он и пригляделся к Марии. Светло-русые волосы седина не тронула, овал лица тоже не изменился, только мелкие морщины покрыли веснушчатое лицо. С мужем Марии Захаром он дружил со школьной скамьи. Даже, так получилось, служили в одной части на границе с Китаем. Затем судьба их разделила, но незадолго до смерти Захар устроился на работу на завод. Их дружба вспыхнула вновь, однако ненадолго. Несчастный случай в цеху сделал Захара инвалидом, а через год у него случился инсульт.

— Сам-то ты как?

Карл Борисович посмотрел вдаль, на алые кусты и тяжело вздохнул:

— Даже не знаю, что сказать. До сих пор не осознал, что произошло. Правильно ты сказала: прижало меня со всех сторон. Черная полоса.

— Но ты держись, — она положила руку ему на плечо и сжала. — Время лечит, уж я-то знаю. Если совсем станет невмоготу, то обопрись на меня. Я придержу, не дам упасть.

Профессор посмотрел на нее и грустно улыбнулся.

— Спасибо, Машенька. Кроме тебя, никого из близких не осталось.

Они замолчали. Каждый думал о своем. С деревьев тихим шорохом сыпалась листва. Картавая ворона оповещала всю округу о приближении зимы.

— Может, в кафе пойдем? — предложил Карл Борисович. — Я со вчерашнего дня ничего не ел.

— А пойдем ко мне? — спохватилась Мария. — У меня суп куриный с вермишелью. Вчера варила.

— Неудобно. К тому же, хочу тебя угостить в благодарность за услугу. Пойдем?

Мария кивнула. Профессор помог ей подняться, и они неспеша направились в сторону оживленной дороги.

— Здесь помнится, Пельменная была, — сказал Карл Борисович, силясь разглядеть вывески.

— Так вон она, — указала Мария на соседний дом.

Они зашли в столовую с выцветшей вывеской «Пельмени от Лёни». Профессор заказал двойную порцию пельменей со сметаной, а Мария — вареники с вишней.

— Что со Светой будешь делать? — осторожно спросила она. — Попытаешься помириться?

— Ты что! — воскликнул Карл Борисович, чем привлек внимание остальных посетителей. — Предательство нельзя простить. Если бы она честно призналась, то я бы с удовольствием ушел и ей все оставил.

— С удовольствием? Ой ли, — расхохоталась Мария.

— Честно, — заверил он. — Меня этот брак тоже напрягал. Я женился в пятьдесят три года. Почти всю сознательную жизнь прожил один, а потом — раз и появилась Света. Мне было тяжело.

Дородная женщина с пышной прической принесла дымящиеся тарелки и поставила перед ними.

— В общем, разводиться буду и имущество тоже буду делить по закону.

— Дело твое, конечно, — сказала Мария, подула на вареник и засунула в рот. — Но я бы не торопилась. Вдруг, помиритесь. Одному — ой, как не сладко. Уж я-то знаю.

Карл Борисович замотал головой.

— Нет, не хочу. Я вон, лучше с тобой буду в парке гулять и пельмени есть, чем продолжать играть в семью.

Они поели, и Карл Борисович проводил Марию до дома.

— Ты на работу-то собираешься возвращаться? — спросила она.

— Конечно, если Семен Семенович меня еще не уволил, — грустно усмехнулся он. — Ты покажешь мне, где маму похоронили?

Мария взяла его руку и крепко пожала:

— Конечно покажу, только не сейчас. Спина совсем одолела, надо полежать. Давай завтра сходим?

Карл Борисович кивнул:

— Выздоравливай, Машенька. Как хорошо, что ты есть.