Эффект бабочки в СССР

Политкорректность в нынешних застойных временах выглядела как нежелание ворошить прошлое и подвергать сомнению лучезарное единство всех трудящихся Страны Советов. Это странно звучало даже для меня, человека из века двадцать первого. А каково было настоящему Гере Белозору, когда его попытка вскрыть гнойник и рассказать о том, кто именно сжег Хатынь, и о том, что именно из себя представляли ублюдочный батальон "Дирлевангер" и не менее ублюдочный 118-й батальон шуцманшафта, натолкнулась на агрессивное сопротивление со стороны людей весьма серьезных? Единственное, что Герман Викторович полуподпольно привез из своего московского вояжа - это кое-какие документы о маленькой деревушке Деражня под Дубровицей, которая не была так распиарена в свое время, как Хатынь, хотя людей там погибло в несколько раз больше...

Кажется, я заскрипел зубами, чем привлек внимание хозяина кабинета.

- Ты о чем-то задумался? - поинтересовался главный особист. - Отдохнуть тебе надо, Герман Викторович. Не жалеешь ты себя. Командировка твоя подходит к концу! Поедешь в Термез, пообщаешься с пограничниками, напишишь еще парочку своих фирменных репортажей в стиле этой твоей... Новой полевой журналистики. Отоспишься, отъешся. А потом можно и домой. Двадцать четвертого числа дождетесь - и адью!

- Адью? - переспросил я. - Тогда у меня к вам личная просьба: согласуйте мне что-то вроде отпуска за свой счет, дней на десять? Хотел прокатиться по Средней Азии. Ну, Ташкент, Фрунзе, Алма-Ата, Душанбе...

"Штрилиц знал, что последнее слово запоминается лучше всего..." Поэтому я закончил на Душанбе - и не прогадал.

- Пф-ф-ф-ф! Странный ты всё - таки типус Белозор! Я тебе про Москву - ты мне про Душанбе, - он даже ладоням по столешнице от разочарования хлопнул.

Листы папиросной бумаги взлетели в воздух и завальсировали по кабинету, и человек с очень солидными погонами принялся бегать по помещению, пытаясь собрать интервью воедино.

- Ты еще здесь? Всего хорошего, можешь собираться, пресс-атташе посольства оформит все документы... - ворчливо проговорил он, когда, наконец, поймал все бумажки.

- И вам - всего хорошего! - я со скрипом отодвинул стул, встал и вышел, сдержавшись чтобы не ляснуть дверью. - Любимый мой, родной...

***

Я поверить не мог, что покидаю Афганистан. Эти три месяца слились для меня в один жаркий, длинный, душный полдень, до краев забитый невероятными встречами, горными дорогами, запахом бензина, плова, спирта, пороха, человеческй крови и пота. Это не было похоже ни на один из фильмов или передач, что я смотрел тогда, в будущем. И ни на одно место из тех, где я побывал здесь, в прошлом.

И теперь, стоя на бетонных плитах Кабульского аэропорта, я отчетливо ощущал - сюда мне еще предстоит вернуться. Мне - или Белозору?

Этот вопрос вызвал в душе неприятный холодок самим своим появлением. От дурных мыслей меня отвлек топот солдатских ботинок и нерешительное сопение за спиной. Обернувшись, я увидел смуглого голубоглазого десантника - совсем молодого, скорее всего даже - из солдат первогодков. Крепкий, широкоплечий, невысокий, с вихрастыми волосами... Его лицо было мне знакомо, но вспомнить, как его зовут, я не мог. До тех самых пор, пока он не заговорил:

- Вы - Белозор? Товарищ Белозор, вы что - улетаете? А как теперь...

- Что - теперь?

- Теперь страшновато будет, - шмыгнул носом он.

- А до этого не было?

- Ну, мои пацаны говорили, что вы можете, ну... Ну, по руке, это самое...

- А звать тебе как, это самое?

- Максим Гвоздев!

- Ох! - в голове моей будто взорвалась бомба.

Я писал про него - через сорок лет! Он был наш, дубровицкий! Но помнил-то я Максима Сергеевича уже взрослым, состоявшимся мужиком, пожившим и успешным. Начальник фанерного цеха на ПДО - это не шутки! Женат, дети, внуки, джип-триалом занимается... Будет заниматься. Потому что - водитель, фанат мощных машин и всего, что с ними свяязано. Был ранен во время перегона колонны на Кандагар, едва выжил. То есть - еще не был, это осенью, кажется, произойдет. Надо посоветовать ему обратить внимание на бронирование кабины "Урала", что ли...

- Давай сюда руку, Максим Сергеевич, - сказал я, и, присмотревшись к его покрытой несмываемыми пятнышками машинного масла ладони, улыбнулся. - Веди себя хорошо, не пей водку, чаще пиши письма маме, не добавляй зла... И повесь на дверцы кабины бронежилеты - с обеих сторон. Они вроде как раз вот-вот в Витебскую дивизию поступать начнут. Хорошо? Понял меня?

- А... - десантник-водитель хлопал голубыми глазами - Ага! Понял... Понял!

- Трое внуков у тебя будет, классные такие хлопчики, на тебя похожие, голубоглазые.

- Ого! - он расплылся в счастливой улыбке, и почему-то кинулся обниматься. - Удачного полета, Белозор! Давай, ты им там покажи, в Союзе! Накрути хвосты! Чтоб знали! Давай!

Я похлопал его по спине, отвечая на объятья. Честно говоря, это было жутко неловко, но всё-таки - приятно. Всё время, пока шел к аппарели самолета до Термеза, я не мог сдержать дурацкую ухмылку. Настроение зашкаливало - определенно, встречу с Гвоздевым я решил считать добрым знаком!

А потом огромная металлическая хреновина, управляемая человеческой волей, разогналась на взлетной полосе, и, вопреки здравому смыслу, оторвалась от грешной земли, втянула в себя шасси и взмыла в небеса.

Полетели крутить хвосты!