На стороне добра

Эпилог. Будущее эмпатии

В июне 1944 года генерал Джордж Паттон возглавил Третью американскую армию — группу самых опытных бойцов, которым предстояло войти на оккупированную нацистами территорию Франции. Серией пламенных речей Паттон распалял солдат, пока они не утратили остатки страха или по крайней мере не сделали вид[311]. В сияющем шлеме, с 357-м «магнумом» с ручкой из слоновой кости на бедре, он вещал о доблести, долге, сплоченности, ненависти к врагу — обо всем, что погонит в бой и настроит на победу. Для одноименного байопика 1970 года из речей этого напыщенного пошляка пришлось много вымарывать. Ближе к концу тирады (за которой последовала неделя убийств и смертей) Паттон призвал бойцов подумать о будущем:

«Через тридцать лет, когда вы усядетесь у камина, а внук устроится у вас на коленях и спросит: “А что ты делал во Вторую мировую войну?”, вы не скажете ему: “Твой дед разгребал дерьмо в Луизиане”. Черта с два, вы, глядя прямо ему в глаза, ответите: “Твой дедуля, внучок, воевал в Третьей армии под началом проклятого сукина сына Джорджа Паттона!”».

В этой книге мы с вами побывали на боевых полях эмпатии. Мы видели, что толкает к ненависти и равнодушию и как люди им противостоят.

Многие победили в борьбе с собственным отчуждением, токсичной культурой — а то и в настоящей войне — и возродили человечность в себе и увидели ее в окружающих. Но война не окончена. Наша эмпатия — это наследие будущих поколений, которые придут в этот мир, когда мы уйдем.

Как остаться достойными предками? Этим вопросом интересуется Ари Уоллак. Он консультировал компании, правительства и неправительственные организации и стал замечать, что временной горизонт клиентов все сокращается. Тех, кому раньше он помогал составлять планы на двадцать лет, теперь интересуют максимум шесть месяцев.

Ари называет это «мышлением одного маршмеллоу» — в честь знаменитого исследования Уолтера Мишела, в котором ребенок мог съесть один маршмеллоу сразу или подождать и съесть два[312]. Мышление одного маршмеллоу остается с человеком, когда он взрослый. Не все предпочтут съесть капусту, а не бургер, или отложить на пенсию, а не покупать в кредит. А компании гонятся за квартальными доходами в ущерб долгосрочной выгоде.

Краткосрочное мышление не всегда иррационально. Когда у ребенка есть основания не верить в обещания маршмеллоу в будущем, разумнее хватать, пока дают, и ни на что не надеяться[313]. Если за следующие двадцать лет мы все перебьем друг друга, к чему планировать на две тысячи лет вперед? Но многие угрозы существованию человечества — изменения климата, дефицит воды и перенаселение — нарастают постепенно. Они могут не оказывать непосредственного влияния, но от них зависит образ жизни наших внуков, их внуков и так далее. У нас удручающе плохо получается помогать будущим поколениям, отчасти потому, что нам они кажутся слишком абстрактными[314].

В этой книге я выразил надежду, что круг сочувствия людей расширится и включит в себя все человечество. Но ради сохранения будущего надо мыслить шире — не только в пространственном, но и во временном смысле. Это ключевая миссия нового движения, известного как эффективный альтруизм. Эффективные альтруисты переводят мораль в математическую плоскость, рассчитывая, как каждый может оказать максимально благотворное влияние на мир.

Они действительно серьезно думают о будущем. Философ Ник Бостром пишет, что без неожиданных катастроф жизнь на Земле продержится еще миллиард лет[315]. Если он прав, за это время наша планета станет домом десяти миллионам миллиардов жителей. В будущем население Земли увеличится в миллион раз. По мнению эффективных альтруистов, о потомках следует заботиться гораздо больше, чем о себе.

Трудно испытывать эмпатию к далеким или непохожим на нас современникам. А как сопереживать людям, которых еще и в проекте нет? Профессор биоэтики Питер Сингер предлагает вычеркнуть эмоции из уравнения[316]. Эффективные альтруисты, как он пишет, «вкладываются не в то, что сильнее задевает душевные струны. А в то, что принесет максимальную пользу».

Пол Блум, автор книги «Против эмпатии: аргументы в пользу рассудочного сострадания», более категоричен. По его мнению, эмпатия мешает заботиться о будущем, потому что завязана на здесь и сейчас. Вот что Блум пишет о климатических изменениях: «Эмпатия располагает к ничегонеделанию. Если что-то делать, пострадают многие — реальные люди, которым мы сочувствуем, — из-за роста цен на газ, закрытия компаний, повышения налогов и прочего. В отличие от них миллионы, а то и миллиарды, которые в некоем неопределенном будущем пострадают от последствия нашего нынешнего бездействия, — всего лишь бледные статистические абстракции»[317].

Но, как вы убедились, человек способен на большее. Мы можем сделать выбор в пользу эмпатии, если осознаем, что наши потомки — реальнее, а их благополучие — актуальнее, чем кажется.

На это и поставил Ари. В 2013 году он основал Longpath Labs — группу по культивированию долгосрочного мышления. Вместе с психологами, в том числе со мной, он ищет пути к межпоколенческой эмпатии. Некоторые его методы пересекаются с описанными в книге. На недавнем семинаре надо было представить своего прапраправнука. Сначала все описывали, какой жизнью живет их потомок.

«Как его зовут? — было написано на бланке. — Чем он занимается? Его главные черты характера и цели? Какие у него трудности?»

Еще Ари просит помнить о нашем прошлом и о жертвах, на которые пошли ради нас наши предки. Психолог Дэвид Дестено продемонстрировал, что благодарность спасает от краткосрочности мышления[318]. В одном исследовании он с коллегами просил участников вспомнить случай, когда они почувствовали благодарность или счастье. Затем им предлагали небольшую сумму денег сразу или большую, но потом, — версия теста с маршмеллоу для взрослых. Вспоминавшие благодарность выбрали дальновидное решение.

Этот эффект распространяется и на другие поколения. В другом исследовании участники читали про компанию, которая несколько лет назад сократила объемы рыбной ловли, чтобы нарастить ресурсы на будущее. После этого участники с большим энтузиазмом соглашались пожертвовать благосостоянием ради людей из будущего — своего рода золотое правило, только с временным разрывом[319].

Конечно, есть причины не испытывать благодарности к предыдущим поколениям из-за ксенофобии или долгов. Но не счесть примеров, личных и более масштабных, когда предки шли на жертвы, чтобы сделать мир лучше. Если почаще напоминать себе об этом, проще делать то же самое для будущих поколений.

Культивации долгосрочного мышления способствует еще чувство благоговейного трепета — переживания чего-то настолько грандиозного, что не дает погрязнуть в быту. В книге «Голубая точка» Карл Саган показывает читателю фотографию Земли, сделанную станцией «Вояджер-1» из космоса на Валентинов день в 1990 году. Три полоски света на темном фоне, в одной — микроскопическая яркая точка. В следующем абзаце Саган пишет: «Взгляните еще раз на эту точку. Вон там. Это наш дом. Это мы. Все, кого вы любите, все, кого вы знаете, все, о ком вы когда-либо слышали, абсолютно каждый человек прожил здесь всю жизнь».

Скопище радостей и страданий, тысяч самонадеянных религий, идеологий, экономических доктрин, все охотники и собиратели, все герои и трусы, все создатели и разрушители цивилизаций, все короли и крестьяне, все влюбленные, все матери и отцы, исполненные надежд дети, изобретатели и исследователи, все моралисты, все коррумпированные политики, все «суперзвезды», все «верховные лидеры», все святые и грешники в истории нашего вида жили здесь — на пылинке, висящей в луче света.

Наши проблемы видятся исчезающе мелкими на фоне Вселенной и бесконечности[320]. Это осознание пугает, но и подавляет эгоизм. Психологи вызывают у людей благоговейный трепет, показывая им что-нибудь грандиозное — рощи гигантской секвойи, очертания гималайских пиков, Млечный Путь и масштабные панорамы планеты Земля. После этого люди, по их словам, кажутся самим себе меньше и теснее связанными с остальным человечеством, отчего становятся щедрее к окружающим[321].

Непостижимость времени, по идее, обладает сходным эффектом. В дольмене Дёр-Ро (d’Er Roh) на юге Франции археологи нашли золотые бусины эпохи неолита: крошечные, с мелкими спиральными узорами, вплавленными в поверхность почти четыре тысячи лет назад. Прикоснувшись к ним, думаешь о том, кто смастерил их сто поколений назад и кто возьмет их в руки еще через сто поколений. Мы звено бесконечной цепи рода человеческого, и мысль об этом, возможно, заставит нас задуматься о его будущем.

Конечно, нас тогда уже не будет. Говоря о грядущих поколениях, мы вынуждены признать, что смертны, и неизбежность конца вселяет мрачные мысли. Психологи, исследующие «управление страхом смерти», заставляют людей заглядывать в бездну — к примеру, описать, что чувствует умирающий. В минуты таких переживаний человек обращается к тому, что дает ему чувство безопасности, и в числе прочего это принадлежность к своему племени[322].

Он обращает больше внимания на экстремистскую пропаганду и становится враждебнее к чужакам.

Разговоры о бренности бытия не обязательно начинать и заканчивать темой страха и даже смерти. Если не брать в расчет загробную жизнь, мы продолжаем жить в памяти, которую оставляем о себе. Одна эта мысль может заставить помогать будущим поколениям. Возьмем пример Альфреда Нобеля. В свое время он прибыльно торговал оружием, запатентовал сотни взрывчатых веществ и изобрел динамит. В 1888 году погиб его брат Людвиг. По одной из версий, во французской газете ошибочно написали, что Альфред отошел в мир иной, и опубликовали скоропалительный некролог. Заголовок гласил: Le Marchand de la Mort Est Mort — «Торговец смертью мертв». Нобель якобы так разозлился, что тайно завещал большую часть своего состояния — около 250 миллионов долларов в пересчете на нынешние деньги — на Нобелевскую премию и оставил о себе замечательную память.

Ари считает это основополагающей частью развития долговременного мышления. Участники его семинаров сами себе пишут эпитафии[323]. «Надо пробовать выйти за пределы своей жизни, — сказал он в недавней беседе, — потому что, если получится, вы сможете делать немного более значимые вещи, чем вам казалось возможным».

Эмпатия — в своей первобытной форме — основана на самосохранении. Мы заботимся о детях, потому что они унаследовали наши гены, и о своем племени, потому что оно обеспечивает пропитание, секс и безопасность. Забота о будущем, в котором о нас никто не вспомнит, противоречит инстинктам, которые описывал Дарвин. Но все равно можно культивировать в себе бережное отношение к судьбе будущих поколений. Если удастся, мы разовьем эмпатию в реальном времени и придем к чему-то более значительному и долговечному.

Проще жить, ничего не планируя. Новые виды эмпатии требуют сил и жертв, и все ради кого-то, кто вряд ли ответит тем же. В условиях нарастающей жестокости и разобщения мы отстаиваем добродетель. Путь наименьшего сопротивления редко ведет к стоящим результатам, а в такие времена, как сейчас, полон опасностей. Каждый выбирает сам, и сумма наших решений определяет будущее.