Что в имени твоем, Байкал

Тибетский вариант

В 1974 г. появилась статья Э. М. Мурзаева и С. У. Умурзакова{99}, в которой авторы проводят идею, что географические названия Иссык-Куль и Байкал являются культовыми, возникшими под влиянием религии. Они отмечают, что во многих странах мира есть географические названия, предопределенные анимистическими верованиями и переживаниями или даже сознательным насаждением религией. Культовые географические названия существуют и в Азии, где издревле особо почитались горы, большие озера, реки. Так, монголы всегда поклонялись реке Орхон, принося ей в дар деньги и другие ценности.

Утверждая, что название Иссык-Куль означает «Священное озеро», авторы статьи пытаются обосновать аналогичное происхождение названия Байкал. Ход их рас-суждений следующий. Ссылаясь на работы М. Н. Мель-хеева, они отмечают, что у прибайкальских бурят существует полная форма названия озера — Байгаал-далай, что означает «обширный, большой водоем, подобный морю». И далее они пишут: «Значит, гидроним представляется тавтологическим образованием: море + море. Но в монгольских языках «далай» имеет еще значения «необозримый, вселенский, верховный, всевышний». В данном случае мы видим заимствование из тибетского. Сравним: «далай-лама» — верховный, всевышний лама, живой бог на земле, буквально «лама-океан», т. е. лама, великий, как океан. Здесь наблюдается единство значений: море, океан, необозримый и всевышний, великий».

Такая этимология, по мнению исследователей, подтверждается тем, что у русских ранее бытовало название Байкала Святое море. Исследователи присоединяются к взгляду В. А. Никонова о том, что название Святое море является калькой, дословным переводом дорусского названия Байкала, т. е., скорее всего, названия Байга-ал-далай.

Таким образом, Э. М. Мурзаев и С. У. Умурзаков пытаются доказать, что из тибетского языка заимствовано только слово «далай», что противоречит историческим фактам. Чтобы понять это противоречие, познакомимся с историей взаимоотношений тибетского и монгольского народов, а также с основными моментами истории распространения буддизма.

Еще в глубокой древности буддизм пришел в Тибет из Индии и заметно потеснил древнюю тибетскую религию бон. Позднее он стал распространяться и по окраинам Центральной Азии, продвигаясь в основном на восток (в Китай, Японию, Корею) и на север (в Монголию, Южную Сибирь). Бок о бок с религией шли тибетская культура и язык.

В Монголии буддизм распространяется как бы волнами. Известный исследователь Тибета, и в частности взаимоотношений тибетского и монгольского языков, Ю. Н. Рерих отмечал, что первые контакты Монголии с Тибетом восходят ко времени империи Чингисхана, к XIII в., когда главы влиятельных буддийских сект были приглашены к монгольскому императорскому двору. В это же время знаменитый Пхагпа-лама (Святой лама){100} изобрел так называемое «квадратное письмо». В 1260 г. Хубилай, став великим ханом, специальным указом обеспечил исключительное положение в империи буддистской религии. Пхагпе-ламе он даровал титул «диши» — наставника императора, а несколько позднее — еще и титул «гоши» — государственного наставника. О титуле «далай» еще не было и речи.

Это первая волна распространения буддизма не была особенно мощной.

Так начались тесные связи монголов с Тибетом. Однако контакты литератур и языков установились позднее. Монгольский лингвист Н. Жамбалсурен{101} отмечает, что первые переводы тибетской, конечно религиозной, литературы на монгольский язык приходятся на начало XIV в. Известный монгольский деятель Чойджи-Одсер переводит в это время на монгольский язык ряд религиозных буддийских трактатов.

С проникновением тибетской литературы в Монголию связано и появление в монгольском языке тибетских заимствований. По-видимому, в это время, а может быть, и позднее монголам стало известно тибетское слово «blamа», означающее «буддийский монах», «священник». Заимствованное из тибетского языка, оно звучало в иной фонетической огласовке под влиянием особенностей языка и произносилось как «lamа».

Однако в языках монгольской языковой группы слово «лама» никогда не служило синонимом ни слова «далай», ни слова «байгал». Следовательно, у нас нет никаких — ни исторических, ни языковых — оснований говорить об отождествлении этих слов или их значений.

Новая мощная волна буддизма — нашествие в Монголию желтошапочных буддистов — приходится на конец XVI в. За столетие до этого рухнула и распалась на ряд самостоятельных государств Монгольская империя, многие народы сбросили с себя татаро-монгольское иго. К концу XVI в. Внутренней Монголией правил Алтан-хан. Естественно, он был заинтересован в привлечении на свою сторону иноязычных соседей-тибетцев.

В это время во главе Тибета и его религиозных сект стоял лама Соднам Джамцо. Буддистская секта гэлугпа, которую представлял лама, имела власть только в одной области Тибета — Уй. Желтошапочную гэлугпу теснили другие секты, порою пользовавшиеся сильной поддержкой и обладавшие большой властью в стране. Поэтому лама Соднам Джамцо нуждался в поддержке извне. Летом 1578 г. он появился в Коко-Хотане (Голубом городе) — столице Внутренней Монголии. Здесь тибетский лама Соднам Джамцо и монгольский хан Алтан-хан, как и за триста лет до этого Пхагпа-лама и Хубилай, нашли общий язык. Алтан-хану нужна была вера, ламе — сила, способная противостоять соперничающим сектам.

Эта встреча была знаменательной: в итоге ее учрежден титул «далай-лама», а среди монголов началось усиленное распространение буддизма.

Алтан-хан выпустил манифест о поддержке буддизма в Монголии, ламе Соднам Джамцо — верховному религиозному и одновременно государственному правителю Тибета — он пожаловал титул «далай-лама», присоединив к тибетскому слову «лама» («священник») исконно монгольское «далай» («океан, море, великий»). До этого было, да и сейчас у тибетцев есть свое слово «джамцо» («океан»), удивительным образом совпадающее с именем первого человека, получившего титул «далай-лама». Есть мнение, что слово «далай» является переводом на монгольский язык тибетского слова «джамцо». Но это мнение может быть и ошибочным, поскольку, скорее всего, при пожаловании титула «далай-лама» имелось в виду только одно значение слова «далай», а именно «великий».

Не из тибетского в монгольский, а, наоборот, из монгольского в тибетский язык перешло слова «далай». Поэтому нельзя говорить о тибетском происхождении бурятского названия Байгал-далай или его части — слова «далай».

По мере распространения буддизма монголоязычные народы знакомились с тибетской литературой. Естественно, усилились и языковые заимствования. Н. Жамбалсурен пишет, что второй период письменного заимствования монголами тибетских слов начался со времен чахарского хана Лигдана, организовавшего перевод Ганчжура и позднее Данчжура (сводов тибетских канонов).

Новая мощная волна буддизма ограничилась на первых порах территорией собственно Монголии. Например, среди бурятского народа буддизм в виде одной из его форм — ламаизма — стал распространяться только в конце XVIII — начале XIX в.

На XVIII и XIX века приходится широкое распространение среди монголоязычных народов тибетского языка. Известный советский востоковед Б. Я. Владимирцев писал: «Тибетский язык делается как бы вторым литературным языком монголов XVIII–XIX вв., отводя монгольскому письменному языку второстепенное место. В Монголии не только буддийское духовенство начинает старательно изучать тибетский язык, писать на нем, вести богословские диспуты, но и светское общество обращается к этому языку, монгольские князья и чиновники — вообще все, кто только стремится стать образованными, начинают изучать тибетский язык»{102}.

Вся история распространения среди монголоязычных народов буддизма и вместе с ним или вслед за ним тибетского языка и литературы показывает, что бурятский народ был приобщен к буддизму значительно позже прихода в край русских. В этот период любые заимствования из тибетского языка, безусловно, были бы зафиксированы.

Все это свидетельствует против варианта Э. М. Мурзаева и С. У. Умурзакова о тибетском происхождении распространенного среди бурят и монголов названия Байгал-далай.