По обе стороны Килиманджаро

Не сдается внаем

Другое явление представляет собой нечто весьма специфическое именно для Дар-эс-Салама. Оно тоже раскрывалось у меня на глазах, и я стал не только свидетелем, но и лицом, непосредственно заинтересованным в развивающихся событиях.

В самом начале главы я писал, что первые слова, услышанные мною на русском языке в аэропорту Дар-эс-Салама, были несколько обескураживающими. Речь шла о трудностях с жильем. И вот после нескольких дней в отеле, после того как идиллическое восхищение первозданной красотой природы несколько спало, я вплотную занялся поисками подходящего помещения для жилья. Эти поиски заняли у меня несколько месяцев. Вот тут-то я не раз вспомнил своего приятеля. Оказалось, что в Дар-эс-Саламе ничто не сдается внаем. Вы можете купить домик или квартиру, но не арендовать. Не то, чтобы правительство запрещало сдавать внаймы, так сказать, излишки площади, нет. Просто, пытаясь обойти высокий налог на ренту, домовладельцы предпочитали заключать фиктивные контракты о купле-продаже и тем самым получать больший доход с капитала, вложенного в строительство жилых домов, и на него строить все новые и новые дома. Надо сказать, что «излишки» у некоторых были довольно крупные, измерявшиеся тысячами квадратных метров. Отдельные многоэтажные дома целиком и полностью принадлежали одному хозяину. Другому — сразу несколько одно-двух-этажных домов. Короче говоря, на одну ренту можно было бы жить припеваючи. Сами хозяева во многих случаях ютились где-нибудь в скромной малометражной квартирке в районе Ухиндини, единственным украшением которой служила солидная чековая книжка, а свои дома, скажем, на Ойстер-Бэй они видели не чаще чем раз в неделю, приезжая по воскресеньям на берег океана подышать свежим воздухом. Что поделать? Таковы неумолимые законы бизнеса: содержание виллы на берегу океана связано с довольно значительными расходами, если в ней живешь сам, но если там живут другие, неважно кто, и платят за это бешеную ренту, оформленную как взносы за мнимую покупку в рассрочку, то через три-четыре года расходы на строительство полностью окупаются.

Так размножались особняки в районе Ойстер-Бэй, и этот «бизнес» стал одним из видов наиболее выгодного вложения капитала в Дар-эс-Саламе еще в колониальные времена. Отсутствие крупных промышленных пред-130 приятии, монополизация производства экспортных сельскохозяйственных культур в руках европейцев толкали на этот путь в основном буржуазные элементы среди лиц индо-пакистанского происхождения, которые, занимаясь торговлей, сколачивали определенный капиталец, и часть его вкладывали в строительство доходных домов.

Постепенно домовладельцы-рантье стали не только стричь купоны, но и диктовать свои условия. У них появились вассалы — шустрые, пронырливые брокеры, у которых тоже кое-что откладывалось на счет в банке. Сдается дом — с хозяина мзда и с жильца магарыч размером в месячную, а то и двухмесячную ренту.

В мае 1971 г. кенийская газета «Дейли нейшн» под рубрикой «О чем писалось десять лет назад» вспомнила о том спекулятивно-домостроительном буме, который царил в Дар-эс-Саламе накануне независимости. Дельцы пытались скупить как можно больше земельных участков у берегов океана, чтобы потом вместе с вновь построенными домами продать втридорога под будущие иностранные посольства, миссии, резиденции.

Я знаю всех брокеров Дар-эс-Салама. Только с одним из них, мистером Говой, не познакомился лично, хоть и говорил несколько раз по телефону. Его убили в кустах при каких-то, так до конца и не выясненных обстоятельствах-вытащили из собственного автомобиля и проломили затылок. Когда труп был обнаружен, мотор машины еще работал… Прочитав в газете короткое сообщение об этом инциденте, я подумал: «Кажется, я его все-таки видел».

Как-то в одном ювелирном магазине я попросил показать мне настоящий танзанит — драгоценный камень лилового цвета, который в хорошей огранке ценится наравне с сапфиром и даже бриллиантом. Любопытно было поглядеть на этот камень, представляющий собой большую редкость и получивший название по имени страны, где он добывается. Хозяин магазина сказал, что танзанита у него нет и, видимо, решив похвастаться и, так сказать, поддержать фирму, вытащил из сейфа большой бриллиант желтоватой воды.

— Всего двадцать тысяч фунтов, — сказал он с неподдельной гордостью. — Правда, его уже купили.

Я для приличия повертел камушек в руках, сказал «спасибо» и направился к выходу. В это время в магазин вошел покупатель. Хозяин бросился к нему навстречу с подобострастной улыбочкой:

— Добрый вечер, мистер Гова! Вот и ваш бриллиант!

Мне было интересно, кто же покупает такие вещи. Но я успел увидеть только затылок. Возможно, тот самый…

Кстати, настоящим танзанитом я полюбовался через несколько месяцев в Додоме. Мне показал его руководитель группы советских геологов в Танзании А. Г. Новиков: голубовато-лиловый, искрящийся огонек в куске породы.

Когда полиция обнаружила труп Говы, в кармане его брюк оказалось около шестисот шиллингов наличными. Убийц не привлекла эта сумма. Видимо, дело было в чем-то другом.

Знакомство с брокерами не оставило в памяти ничего особо интересного, если не считать, что оно помогло встретиться с теми жителями Дар-эс-Салама, с которыми в иной обстановке вроде и говорить было бы не о чем. Тем не менее эти встречи по-своему примечательны: они помогли мне узнать кое-что новое о социальной структуре Дар-эс-Салама.

Как-то раз мне позвонили из посольства и сказали, что меня разыскивают два африканца. Их имена были мне неизвестны. Передали, что они якобы хотят помочь мне в поисках квартиры и имеют одно предложение на сей счет. Они пытались найти меня в городе, но не сумели, поэтому и обратились в посольство. Действительно, отыскать меня было трудновато: как заправский гангстер, уходящий от преследования полиции, я чуть ли не каждую неделю менял адрес. То отель, то комнатушка в общей квартире при посольстве, то… Когда позвонили, я жил временно в квартире у советника посольства чехословацких друзей. Квартира пустовала, и друзья любезно предоставили ее мне до приезда замены: на месяц ли, на два — никто не знал. Такой вариант меня вполне устраивал.

На следующий день я встретился с искавшими меня африканцами. Они представились как «первые африканские брокеры» в Дар-эс-Саламе.

— Вы, конечно, знаете мистера Чату?

— Знаю.

Последовало несколько довольно крепких эпитетов, метафор и вполне понятных гипербол по поводу того, что «азиаты» монополизировали брокерский бизнес в Дар-эс-Саламе. Чату — один из них. И наконец, довольно неожиданное завершение:

— Вы, мистер, как представитель социалистической страны должны помочь нам разделаться с этим…

Я вспомнил Найроби, Джамаля и Прайса и сказал, что «это» не входит в мои обязанности.

— Это ваши внутренние дела. А мне нужна жилплощадь, дом или квартира, и я слышал, что уважаемые джентльмены собирались помочь мне, а вовсе не рассчитывали на какую-то мою помощь!

— Да, у нас есть предложение. Мы знаем, что вы ведете переговоры с Чату о доме бваны[11] К., расположенном на Ойстер-Бэй. Так ли?

— Так.

— Мы, а не Чату, являемся непосредственными представителями бваны К.

— Но мистер Чату показывал мне письмо с полномочиями, подписанное лично бваной К…

— Чату заморочил ему голову, и бвана К. больше не хочет иметь с ним дело. Вот этот мистер (один показывает на другого) его родственник, племянник. Если хотите, привезем сюда самого бвану К. Кстати, он любит русскую водку. У вас есть водка?

Я встретился с хозяином дома. Это было интересно, так как брокеры обычно тщательно оберегают эту категорию лиц от непосредственного общения с клиентами. Оказалось, что бвана К., в прошлом ответственный государственный служащий, несколько лет назад был уволен и перешел в сферу частного бизнеса. Его дом, построенный на государственные средства, на невыплаченную ссуду, находился под закладом и поэтому, по местным законам, не мог быть сдан в аренду. Продавать его бване К. было «жалко», а против незаконного варианта, предложенного «первыми брокерами»,1—выплаты ренты, весьма солидной, да еще за два года вперед, не нашлось возражений ни у кого, кроме меня. На этом закончились переговоры как с бваной К., так и с его брокерами.

Сейчас на флагштоке этого дома развевается иностранный флаг. Приведен в порядок участок. Из-за забора выглядывают недавно посаженные кустики бугенвиллеи. Здесь поселился консул одной западноевропейской страны. Я не знаю, каким образом они договорились с бваной К., но часто, проезжая мимо этого дома, я вспоминаю управляющего филиалом итальянской фирмы «Фиат» в Дар-эс-Саламе, который до этого занимал особняк на берегу океана. Чату откровенно рассказывал мне, что тому быстро пришлось покинуть «арендованную жилплощадь», а денежки, уплаченные за два года вперед, кажется, «сгорели»…

Подбирая квартиру, я встретился в Дар-эс-Саламе с одной любопытной дамой. Когда речь заходит о женщинах, обычно не упоминают их возраста. Но если я скажу, что миссис Гавин видела Петербург, то, наверное, не трудно догадаться, что ей уже за семьдесят. Миссис Гавин рассказывала мне, что ее дед был британским послом в Петербурге. В детстве она приезжала к нему из Англии на каникулы. Это было ужасно давно, прямо-таки «до нашей эры»! Англия как колониальная империя все еще входила в силу. Правил Эдуард VII, и еще, конечно, никто не знал, что через четверть века следующий Эдуард, восьмой, после сорока шести недель, проведенных на престоле, как актер Гарин в кинофильме «Золушка», скинет с себя корону, пылая страстью к одной ничем не примечательной американке, и удалится от государственных дел, так и не успев толком заняться ими. Впрочем, редкие монеты с дыркой и его именем, выпущенные для Восточной Африки, пробыли в обращении еще целую четверть века, прежде чем все окончательно изменилось, и в Восточной Африке настала новая эра.

У дочери миссис Гавин был модный дамский салон в центре города.

— Дела идут неважно, — вздыхала старушка, энергично затягиваясь сигаретой, — перед Рождеством дочь выписала из Швейцарии и Парижа дорогие, модные безделушки, а разрешение на их ввоз пришло из Эс-Ти-Си только в марте. Кому они теперь нужны, кто их купит?

Для миссис Гавин, которая еще помнит Петербург и не совсем четко представляет, что такое Ленинград, не очень понятно и многое другое, в частности все то, что происходит в Танзании сегодня. Она продавала свой дом, и разговор с ней показался мне в какой-то степени символическим: меняется социальная структура города, и часть бывшего Дар-эс-Салама на глазах становится прошлым вместе с людьми и их привычным укладом жизни.

Позднее я узнал, что миссис Гавин продала свой дом, а салон, принадлежавший дочери, был национализирован.