По обе стороны Килиманджаро

Безымянные скульпторы маконде

Маконде — удивительно одаренный народ, прирожденные художники, талантливые резчики по дереву. Скульптура народных мастеров маконде — это не просто ремесло, а настоящее искусство. Штамп — естественная граница между искусством и ремеслом. И если искусство рождает новое, то ремесло — только более или менее удачный слепок посмертной маски.

Настоящей скульптуре маконде чужды всякие штампы. Богатая фантазия, мастерство исполнения, непосредственность восприятия окружающего мира — таковы характерные черты их творческой манеры. Традиции резьбы по дереву передавались из поколения в поколение, когда народ маконде еще не знал письменности. Кстати, и до сих пор многие скульпторы неграмотны.

Резьба по дереву для мастеров маконде естественная потребность. Может быть, поэтому в их творчестве столько искренности и неподдельной простоты. Сам процесс резьбы доставляет им удовольствие. Порою импровизация уводит маконде в фантастический мир, но действуют в этом мире реальные существа: люди, обезьяны, слоны, хищные звери, змеи, птицы.

Это могут быть небольшие скульптурки человека, животного, духа, головы, миниатюрные маски, грандиозные композиции. Они кажутся легкими, воздушными, но некоторые из них достигают размера до двух метров и больше. Даже взрослый человек с трудом может поднять такие глыбы из черного дерева. Неповторимые художественные произведения называют теперь по имени племени — «маконде».

Отсутствие штампа еще не означает, что искусство маконде лишено каких бы то ни было условностей. Но эти условности не есть что-то закосневшее, установленное раз и навсегда. Скорее они, как слова, в зависимости от контекста меняют свое звучание и смысловую окраску.

У скульптуры маконде много общего с народной сказкой: и той и другой одинаково присуща аллегория. Можно встретить скульптурные изображения духов, которые на первый взгляд далеки от реальности. Действительно, они не имеют точного прототипа среди живых существ. Но это не какой-то нарочитый абстракционизм. Скорее, наоборот, — попытки скульптора объяснить для себя и окружающих свой внутренний мир. Отправным пунктом для таких импровизаций, как правило, служит реальное, жизненное начало.

В этом отношении интересен рассказ Ильи Эренбурга о его встрече с известным французским художником Матиссом. «Он показал мне негритянскую скульптуру, — пишет Эренбург, — которая ему очень понравилась. Это был разъяренный слон. Матисс рассказал: «Приехал европеец и начал учить негра: «Почему у слона подняты вверх бивни? Хобот слон может поднять, а бивни это зубы, они не двигаются». Негр послушался. Вот вам другая скульптура, жалкая, беспомощная — зубы на месте, но искусство кончилось…».

Импровизации маконде подчинены определенным традициям и в то же время являются результатом неповторимого творческого наития, носят отпечаток яркой индивидуальности. Поэтому каждая их скульптура столь привлекательна и своеобразна.

Излюбленным материалом для резчиков является черное дерево. Срубленный ствол разделывается на поленца, которые зарывают на несколько дней в мокрый песок. После этого дерево приобретает характерную темную окраску и как бы каменеет: становится тяжелым и твердым. Материал готов. Можно приступать к работе. Иногда сама форма поленца подсказывает скульптору тему. Часто можно увидеть, например, человеческое лицо или фигуру, как бы возникающие из куска дерева. Обычно темнеет только сердцевина ствола. У коры остается более или менее широкое светлое кольцо. Эта светлая часть используется как фон для барельефов, заставляющих вспомнить о камеях, только гораздо больших размеров.

Что же изображают эти «камеи»? Вот молодой воин— гордый, слегка самоуверенный. Вот крестьянка с традиционной татуировкой на лице, толкущая в ступе зерно. Вот старик, присевший на минуту отдохнуть; натруженные руки покоятся на коленях, а мысли уносятся куда-то далеко, лицо становится сосредоточенным…

Искусство маконде — своеобразный эпос в деревне. Основные герои его — крестьяне, их тяжелый труд. Приземистые, сутулые фигуры, морщинистые лица. Среди фигур «маконде» не встретишь зажиточных толстяков. Это труженики, полные внутренней силы, одухотворенности, которая передается в неповторимой ритмической пластике скульптуры. О «маконде» нельзя сказать, что они близки к природе, они просто составляют ее неотъемлемую часть.

В своей работе резчик маконде следует натуре, но не связывает себя необходимостью ее копировать. На руке может быть, например, шесть пальцев, на два существа один рот, глаза опираются прямо на руки… Педантичный покупатель нет-нет да и попросит сократить количество пальцев. Фигурка станет правильной, но где-то утратит свой художественный стиль. К глазам можно приделать лицо, но это будет уже не лицо «маконде». Такие подсказки, безусловно, только вредят. Искусство маконде достаточно самобытно, чтобы переварить столь бесцеремонное вмешательство со стороны. Гораздо серьезнее опасность его перерождения в ремесло в результате массового развития коммерческого спроса.

«Лет через двадцать африканское искусство потеряет свое уникальное обаяние и, возможно, даже перестанет пользоваться спросом», — так говорит известный танзанийский резчик по дереву Мварико Омари.

Казалось бы, должно быть наоборот: именно сейчас, в условиях самостоятельного развития африканских стран, создаются благоприятные возможности для расцвета их национальной культуры. Народ тянется к знаниям, ширится круг его интересов, растут духовные потребности. Сотни тысяч взрослых танзанийцев садятся за парты, чтобы научиться читать и писать. Впервые становятся известными имена художников. Бывший безымянный резчик по дереву начинает понимать, что его естественная душевная потребность выразить себя в образе называется искусством. Тем не менее тревога Омари не лишена основания. «Мы сейчас всячески поощряем развитие искусства, — говорит он. — Но посмотрите, что получается. Все наши лучшие работы похищаются из страны, чтобы украсить галереи Лондона, Нью-Йорка, Парижа, Рима».

Действительно, искусство местных резчиков по дереву приобретает международную известность. Трудно представить себе туриста, побывавшего в Танзании, который не увез бы с собой хотя бы одну, пусть совсем маленькую фигурку «маконде».

Столь широкое признание должно радовать резчиков.

— А что мы получаем за это? — спрашивает Омари.

И сам же отвечает:

— Самую мизерную плату.

Этот вопрос беспокоит его даже не потому, что скульптуры «маконде» ценятся несправедливо дешево, а главным образом по другой причине: такие условия вынуждают местных резчиков работать не по вдохновению, а — на рынок.

Подобные мысли стали особенно тревожить Омари после поездки в Лондон, где была устроена выставка его произведений: «Визит в Англию открыл мне глаза на эксплуатацию наших резчиков, — говорит он. — Если и дальше они будут работать в таком ускоренном темпе, то я даже боюсь себе представить, что станет с ними и с их произведениями через десять-двадцать лет. Какое может быть вдохновение у художника, вырезающего за день десять львов или двадцать слонов?»

Возникновение коммерческих отношений между резчиками маконде и их заморскими меценатами имеет и другую отрицательную сторону. Художник то и дело вынужден намеренно отходить от личных представлений в угоду вкусам заказчика. Теряется основное достоинство скульптуры «маконде» — ее самобытность.

Явления, подмеченные Омари, относятся не только к искусству резчиков маконде, по имеют, пожалуй, общеафриканское значение. «Деньги убивают африканскую скульптуру», — говорит художник, и в его словах звучит оправданная тревога. Действительно, за последнее время в африканском искусстве заметны определенные тенденции к отходу от своей первозданной, ранее ничем не нарушаемой самобытности. Но можно ли предрекать его скорую гибель?

Правительство Танзании уделяет большое внимание развитию народного творчества. В Дар-эс-Саламе открыт художественный салон, в котором разместилась постоянная выставка работ местных скульпторов и живописцев. Среди ее экспонатов можно встретить произведения, подписанные автором. Так становятся известными имена народных художников.

Известны шока единицы. А вдоль танзанийских дорог, в тени навесов из пальмовых листьев, трудятся сотни и сотни безымянных резчиков по дереву. Очень довольные, когда что-нибудь удается продать проезжему туристу, они со смехом обсуждают между собой, кому из них повезло и досталось больше денег. Они думают, будто перехитрили покупателя, не подозревая о том, что их работа — подлинное искусство.

Не исключено, что со временем искусство маконде в какой-то степени утратит свой первозданный облик вместе с изменениями условий жизни нынешних безымянных скульпторов. Но едва ли это можно будет рассматривать как его гибель — скорее оно перейдет на новый более совершенный этап развития.