Слова. Том III. Духовная борьба

Люди создали себе другое «евангелие»

– Геронда, в каком случае человек может называться справедливым?

– С мирской точки зрения, справедлив тот человек, суждение которого основано на человеческой справедливости. Однако совершен человек, который справедлив не по законам человеческой справедливости, но по Божественной правде. В этом случае его благословляет Бог. Никогда не примешивая к своим действиям своего «я» и собственной выгоды, я, можно сказать, вынуждаю Бога ниспослать мне Божественную благодать.

Любая, даже самая совершенная, человеческая правда всегда имеет в себе человеческие начала. И пока в человеке духовном жива правда человеческая, Дух старается исторгнуть из него эту правду, как чужеродное тело. А человек бьётся, то побеждая, то побеждаясь, и душевно выбивается из сил. Однако, стяжав Божественную правду, он очищается и приемлет Божественное просвещение.

– Геронда, если я скажу человеку, который утверждает, что его несправедливо обидели, о том, что существует Божественная справедливость, помогут ли ему эти слова?

– Нет, лучше скажи ему так: «Взгляни на происходящее духовно, как заповедует Евангелие». Ведь если ты скажешь ему о том, что существует Божественная справедливость, то он и вправду поверит, что другие его обидели, тогда как на самом деле, возможно, он сам обидел их.

Нет, правда, у меня болит душа. Я был знаком с человеком, который регулярно ходил в храм, постился, выполнял другие положенные христианину действия и думал о себе, что живёт духовно. Притом что у него было пять квартир, две зарплаты и ни одного ребёнка, он не давал бедным ни драхмы милостыни. «Ну ладно, – сказал я ему, – ведь у тебя столько неимущих родственников. Почему же ты не поможешь им? Что ты будешь делать с такой уймой денег? Раздай их вдовам, сиротам…» И знаете, что он мне на это ответил? «Так что же, – говорит, – раз моя сестра вдова, то получается, я не должен брать с неё денег за квартиру?» Когда я это услышал, у меня кровь прихлынула к голове! Вот она – правда мира сего! «Раз дети, которым нечего есть, не мои, а чужие, – думает человек такого склада, – то я за них ответственности не несу. Я никого не обижаю. Да Боже меня упаси, чтобы я кого-то обидел!» Такие люди находят способ успокаивать свой помысел, однако они не имеют настоящего успокоения. Руководствуясь человеческой логикой, мирской справедливостью, эти люди остаются равнодушными, в то время как на их глазах творится что-то серьёзное, требующее их участия. Как же они почувствуют после этого что-то духовное? Есть люди, которые могут пожертвовать кому-то целый дом, но в то же время, если кто-то задолжает им плату за квартиру, они подают на него в суд. Как вы это можете объяснить?

– Геронда, это объясняется правдой человеческой?

– Это даже и не правда человеческая. У таких людей и человеческой-то правды – кот наплакал. С одной стороны, жертвуют кому-то сто тысяч драхм, а с другой – из-за тысячи драхм торгуются с таксистом и тащат его в полицию. Ну как вы это объясните?

– Может быть, геронда, у них не всё в порядке с головой?

– Нет, с головой у них как раз всё в порядке.

– Может быть, геронда, они дают милостыню с гордостью, чтобы испытать от этого удовлетворение собой?

– Ага, вот в этом-то всё и дело! Они жертвуют много с гордостью и делают это не во славу Божию, а для того, чтобы прославиться самим. Такие люди могут пожертвовать другим даже всё, что у них есть, однако любви они не имеют.

Сегодня среди людей есть некий порочный дух. Даже духовные люди стремятся к юридической справедливости и при этом ещё утверждают, что веруют в Бога. «Ты имеешь право на то, я имею право на сё…» О, если бы среди людей не было этого «евангелия здравого смысла», чудовищного «здравого смысла»! «Пусть меня не считают за дурачка», – говорят такие люди. Вы знаете, что христиане доходят до того, что подают друг на друга в суд? Они не должны были бы обращаться в суд, даже если бы правда была на их стороне, – тем паче, если они не правы! Вот поэтому некоторые и теряют веру – по вине таких христиан. Люди видят, что кто-то ни в церковь не ходит, ни бдений не совершает, а, тем не менее, не доходит до такого, как какой-нибудь христианин, который посещает храм, бывает на всенощных бдениях, совершает всё, что положено, и при этом тащит в суд какого-нибудь бедняка за то, что тот должен ему немного денег. И делает это только и только для того, чтобы «отстоять свои права». Я спросил одного человека, который собирался подать в суд на того, кто задолжал ему некую сумму: «Ты что, терпишь нужду? Или у тебя больше детей, чем у твоего должника? Или, может быть, твоя жена настаивает на том, чтобы ты подавал в суд, и поэтому ты находишься в затруднительном положении?» – «Нет, – отвечает, – я делаю это для того, чтобы добиться справедливости».

Что тут скажешь! Конечно, сыграло свою роль и то воспитание, которое некоторые получили в детстве в определённых околоцерковных кругах. Вот уже много лет у меня из памяти не выходит такой случай. В одном детском доме несли послушание сестёр милосердия девушки из христианского сестричества, в котором давали обет не выходить замуж. Как-то один малыш заболел, и ему понадобилось сделать обследование, связанное с радиационным облучением. Врач попросил сестёр прийти ему помочь, однако ни одна из сестричества даже не пошелохнулась: побоялись радиации. Но начнём с того, что раз они дали обет не выходить замуж, то вопрос вообще не требовал обсуждения. Если бы они собирались замуж, то ещё ладно, страх был бы как-то оправдан. Но ведь они были людьми духовными, и поэтому им следовало проявить жертвенность даже в том случае, если бы они собирались создавать семьи. Было бы правильно, если бы эти сёстры поругались, отстаивая своё право пожертвовать собой. Но тогда дело кончилось тем, что на помощь врачу поспешила другая медсестра – не из сестричества. Эта девушка не только не жила жизнью духовной, но и собиралась замуж, однако ей стало жаль малыша.

И хуже всего то, что таких людей не мучает совесть за подобное, поскольку они говорят: «Всё это не для нас. Мы живём для духовных занятий». У них может даже возникнуть и такой помысел: «Ну что же: кому-то по душе жертвовать собой, а мне вот больше нравится спокойная, безмятежная жизнь…» Иногда они даже могут осуждать того, кто приносит себя в жертву, и говорить, что он не достиг духовного состояния. Но Христос почивает там, где благородство и великодушие, там, где дух жертвенности, неброскость и желание оставаться в безвестности.

– Геронда, если видишь человека в затруднительном положении, то разве не нужно спешить ему на помощь – независимо от того, устал ли ты сам или болен?

– Да, конечно! Но, знаете, я заметил, что многие духовные люди взрастили в себе мирское мудрование. Они создали своё собственное мирское «евангелие» – «евангелие», сшитое по их меркам. «Христианин, – говорят такие люди, – должен иметь чувство собственного достоинства, ему нельзя ударить в грязь лицом, нельзя показаться дурачком». То есть такие люди ко всему относятся с мирской логикой и правдой. «Я имею на это право! – говорит такой человек. – Я его не обижаю и не хочу, чтобы он обижал меня!» И при этом помысел успокаивает его тем, что он прав. В таком человеке видны все проявления правды мирской. Любочестия у него нет, жертвенности у него нет – ничего у него нет. Он создал своё собственное «евангелие» и не имеет с Богом ни малейшего родства. Э, ну так разве может его после всего этого осенить Божественная благодать?

Когда я служил в армии[56], один радист с военного аэродрома приходил к нам в часть за позывными, и мы с ним общались. В миру он получил богословское образование, а в части даже произносил перед сослуживцами проповеди. Однако все звали его Иезуит[57], потому что он не только ни в чём не жертвовал собой, но не хотел просто помочь другому даже малостью. Иногда я его просил: «Ты ведь всё равно идёшь на аэродром, будь добр, захвати вот эти позывные для такого-то радиста». Но он ни в какую не соглашался. «Нет, – говорил, – я ходил за своими позывными, а он пусть идёт за своими». Он успокаивал свой помысел тем, что не поступает в отношении другого несправедливо. Но ведь Христос говорит, что надо идти с кем-то два поприща, если тебя не просто просят, но и принуждают к тому, чтобы пройти одно[58]. Он не говорит: «Если кто-то просто попросит у тебя рубашку, то отдай ему и верхнюю одежду», но заповедует: Кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, то отдай ему и верхнюю одежду[59]. Христос даёт нам такую заповедь, а человек, считающий себя духовным, говорит: «Я сходил за своими, а он пусть идёт за своими». То есть он всё равно что говорит: «Нашли дурачка! Меня просят об одной версте, а я что, должен идти целых две?» Ну так что же, как после этого благодать Божия приблизится к такому человеку? А вот если кто-то действительно применяет к себе эту евангельскую заповедь и, в то время как его принуждают пройти одно поприще, идёт больше, то потом начинает работать Христос. И тот, кто заставлял этого человека идти вместе с ним, духовно изменяется и с удивлением чешет в затылке «Ну, – говорит, – дела! Я-то его припряг только на одну версту, а он – гляди в какую даль унёсся! Вот это доброта!»

Если бы у Христа была та мирская логика, которая присутствует сегодня у многих «духовных» людей, то Он не оставил бы Своего Небесного Престола, чтобы снизойти на землю, пострадать и претерпеть распятие от нас, окаянных людей. Однако в этом – по человечеству – «неуспехе» Христа была сокрыта тайна спасения всех людей. Ведь чего только Он не перенёс ради нашего спасения! Он умалил Себя до такой степени, что люди заушали Его и говорили: «Прореки, кто ударил Тебя?» То есть евреи нашли себе забаву, издеваясь над Христом! Знаешь, как мне было горько, когда, будучи маленьким, я видел, как другие ребята играют в «жучка»? И евреи затеяли ту же игру… со Христом! Прорцы́, кто есть ударе́й Тя?[60] О, как это страшно! А мы стремимся к христианству без распятия, к «христианству сиюминутного воскресения». Мы переделываем христианство, монашество так, как нам хочется. Мы не желаем ни в чём себя ограничивать.

Однако для того чтобы пережить сверхъестественное, мы должны жить сверх естества.