Близнецы святого Николая

XXXI

Через несколько дней, тот же приятель навестил его…

– Ну, что нового у нас?

– Всё то же… Ты знаешь. Я главным образом получаю неаполитанские и римские издания.

– Да?

– Полным – полны известиями о Моини.

– Каком Моини?

– Ты уж забыл! Твой соперник – неаполитанский трагик.

– Ах, да. Я помню. Ты говорил мне.

– Он до сих пор выступает в ролях твоего репертуара исключительно – и, небывалая вещь, в «Corriere di Napoli» сама знаменитая Матильда Серао[67] посвятила ему несколько статей подряд. Да каких восторженных! Одна так и называется: «Новый великий артист Италии».

– Они быстро раздают дипломы на величие.

– Нет, тут действительно что – то выдающееся. Королева Маргарита[68] приезжала из Рима смотреть его. Приходила к нему на сцену, и сама сказала: «Я здесь для вас только». Говорят, театр Сан – Карло ломится от зрителей.

– Как Сан – Карло?

– Да, он в Беллини кончил и дирекция Сан – Карло предложила ему у себя.

– Ого… Это серьезно значит.

– Его главным образом сравнивают с тобою в молодости. Говорят красавец и голос – музыка. Потом отмечают глубокое изучение типов, которые он берет, и большие научные знания.

– Ну, что же… Места всем хватит. Мир Божий велик. Есть где разойтись каждому. Да, ты помнишь моего Этторе?

– Еще бы!

– Ведь и он было вздумал на сцену.

– Ну! Он у тебя инженер?

– И хороший! Так нет же, вообразил себя гением, и где – то в Фаэнце у старого мошенника Морони выступил…

– Что же ты?

– Образумил… Я его не видел, но знаю, – ни искры таланта. Ведь ты понимаешь: после меня в одном и том же роду и не может явиться ничего крупного на этом поприще. Теперь строит мосты и проводит дороги где – то в Смирне…

– А жаль. Брешиани 1 – й передал бы скипетр и державу Брешиани 2 – му.

– Я предпочитаю быть первым и последним. Ты мне во всяком случае доставь газеты, где об этом Моини пишут.

– Хорошо…

В ту же ночь старому актеру не спалось…

С ним в последнее время всё чаще и чаще случалось это. Годы сказывались. Он считал себя счастливым, если ему удастся забыться часов на пять. На этот раз он точно на дно опустился, и волны его залили, как в два ночи будто кто – то толкнул его. Брешиани внезапно приподнялся на постели и пристально начал вглядываться в окружавшую его темноту. В комнате никого – тишина. Только часы стучат на столике у кровати, да за окнами сиротливо и уныло воет северная метель. Он опять улегся. С наслаждением вытянулся под одеялом, но заснуть уже не мог.

Мысли, как молотки, стучали в его голове. Моини? Какой это может быть Моини? Откуда он вынырнул? Право, эта молодежь, как дождевые пузыри на болоте, вскакивает. Хорошо, что и лопается, как дождевые пузыри. Впрочем, почему это «хорошо?». Ведь нужно же кому – нибудь выступить. Ну, умрет он, не станет потом Сальвини… Росси моложе их всех – неужели же и итальянскому искусству глохнуть и падать? Ведь всего места на сцене не заполнишь одним собою… А все – таки, на зло ему самому, что – то щемит у него на душе и жалуется… Даже в пот его бросило. Молодой, красивый! Он тоже был и молод и красив. Молодой, красивый и сильный. А ведь за молодостью и силой – будущее. Хорошо еще ежели Брешиани умрет вовремя королем на сцене. А что, когда придется уступать место и сторониться перед новым величием?

Ведь его сын прав. В этом Карло Брешиани наедине с самим собою не может не согласиться. Наедине и ночью. Ведь он уже ничего нового не даст. Слишком для этого стар. «Закостенел», как писал в своем дневнике Этторе. У него вон и кинжал всегда падает в одну и ту же точку… Что если публике понадобится новый прием – хоть и не такой же гений. Ведь он и мог и должен был приесться. Дома положим, его успех не падает, но ему передавали, как зрители разговаривают: «Посмотрите, какой у него сейчас будет великолепный момент: он отбросит ее, отступит и окинет уничтожающим взглядом»… И он действительно, отбрасывал, отступал и окидывал. И публика не ошибалась – это было великолепно.

Но ведь ей, может понравится, что другой в эту минуту не отступит, а схватит артистку за голову, приблизит ее глаза к своим и взглянет на нее несколько иначе… Ведь, в самом деле, плохо, ежели привычный зритель на пространстве пяти актов, – вперед угадывает всё и только проверяет также ли это хорошо, как прежде? А вдруг, новое, может быть и похуже, да уж потому и будет лучше, что ново, не то, к чему все привыкли и чего все ожидают… Пересмотреть бы все свои роли и переделать их – да куда. Это всё равно, что кончающему свою карьеру певцу переставлять голос – и последние нотки его потеряет.