Печать Аваима. Забытый во Мраке

* * *

Очнулась Кстара от того, что ее голова размеренно болталась и билась о пахнущий конским по̓том покатый, мерно вздымающийся бок. Руки ее безвольно висели, а ноги были перекинуты с другой стороны этого раскачивающегося сооружения. Под закрытыми веками расплывались цветные пятна, горло нещадно саднило, и каждый вдох причинял ужасную боль. Ей казалось, что нескончаемая качка — это продолжение безумной пляски земли, и она все еще лежит где-то под упавшим вязом. Вдруг ее накрыла холодная волна липкого ужаса — ее пленный! Он сбежал?! Нет, это невозможно! Ксатра пошевелилась и застонала от боли, заново ощутив на теле все недавние раны и ушибы. Она попыталась вывернуть голову, чтобы оглядеться, но резким тычком чья-то рука вернула ее обратно. Ксатра вновь попыталась извернуться и посмотреть по сторонам, но злой голос Рауки осадил ее:

— Лежи! Перед ардаром теперь будешь отвечать.

И Ксатра закусила разбитую губу, понимая, что из-за ее самонадеянной глупости произошло нечто непоправимое. Она содрогнулась, припомнив клинок, по самое перекрестье засевший в груди Казара. Не пойди она к орку, тот не сумел бы сбежать и уж точно не забрал бы жизнь ее товарища ее же клинком. Ксатру обожгло стыдом за непозволительную беспечность, но она твердо решила, что не станет оправдываться и прикрываться обвалом и расскажет все, как было, и, возможно, хотя бы этим сохранит достоинство. Она ткнулась головой в горячий конский бок и бессильно застонала.

— Прибереги для ардара свое покаяние, — сухо заметил Баивар, и они в молчании и темноте продолжили путь.

На подъезде к становищу следопыты не стали трубить в рог, как делали обычно, опасаясь других лазутчиков. Они молча подъехали к центральной палатке и, быстро спешившись, Баивар и Раука, не предупреждая, зашли внутрь. Там их уже ожидали. Землетрясение и шум, поднятый обвалом, привел лагерь в напряженное возбуждение, а плачевное состояние вернувшегося отряда только подстегнул тревожные настроения. Ксатра пошевелилась, стараясь принять более удобное положение и, не удержавшись без твердой руки седока, безвольно сползла с лошадиного крупа. Ноги предательски подкосились, бедро обожгло болью, и со стоном Ксатра плюхнулась на землю.

Кругом уже начали собираться воины. На соседней лошади, перекинутое через седло, лежало тело Казара, и Ксатра снова содрогнулась от недавних воспоминаний. Подошедшие воины сняли тело с седла, кто-то подал Ксатре воды. Никто, однако, не лез с расспросами или словами поддержки: старшие ушли к ардару, а Ксатру оставили как никчемный груз, не распорядившись о помощи или знахаре. Значит, ардар сам примет решение и объявит о нем остальным. А до того они будут соблюдать правила военного племени.

Из шатра молча вышел Раука, взял притороченный к седлу длинный сверток и снова скрылся за пологом. Ксатра похолодела, узнав в завернутом предмете свой акинак. Она постаралась привести мысли в порядок, предчувствуя, что вскоре от ее слов и поведения будет зависеть не просто наказание, а, возможно, и сама жизнь. Раука снова вышел и молча подошел к девушке. Он негрубо, но сухо и отстраненно, словно берет под уздцы лошадь, ухватил ее под руку и потащил к вождю.

Нога горела огнем, левая рука болталась, рот слипся от крови и грязи, но Ксатра распрямила спину, насколько смогла, и постаралась принять достойный вид. Уверенная рука Рауки откинула яркий полог и, войдя, девушка разом оробела: хмурый вождь, освещенный красными сполохами углей из медной жаровни, молча держал в руках ее акинак. Баивар с окровавленным плечом стоял у него за спиной. Раука поставил Ксатру на середину шатра и молча встал позади ардара. Его лицо было бледным даже в тусклом свете углей, на лбу и над губой выступила испарина, а в левом боку все еще торчал обломок стрелы.

Ардар покрутил меч и поднял тяжелый взгляд на Ксатру:

— Объясни.

Ксатра похолодела: как объяснить, почему меч — достоинство и честь степного воина — пробил грудь ее товарища? Она прокашлялась, собираясь с мыслями. Раздавленное горло ошпарило болью. Ксатра сморщилась, но не желая выглядеть жалко, распрямилась и просипела:

— Я была беспечна.

— Ты знаешь, что были и другие орки, но Баивар и Раука упустили их из-за землетрясения? — Ксатра покачала головой. — Этот пленный мог рассказать нам об их планах. Теперь они знают, что мы будем ждать, и нападут раньше, а мы вынуждены отправить конных помогать пастухам: оползень перекрыл Мата-Дану, и к утру низины выше по течению будут затоплены.

Ксатра молча смотрела на носки своих сапог, радуясь в некоторой степени тому, что орк передавил ей трахею, и она не может рассказать о своем позоре. Она стиснула кулаки и с изумлением поняла, что сжимает какой-то предмет. Девушка незаметно попыталась его ощупать, но поняла, только, что предмет небольшой и металлический.

Вождь и следопыты тихо совещались, не обращая на ее внимания. Ардар, не оборачиваясь, махнул в ее сторону и отдал приказ двоим доверенным из личной дружины:

— Девчонку в яму. По ней давно плачут степи безмолвия, мне некогда сейчас разбираться.

Ксатра похолодела. Не обращая внимания на боль и крепко схватившие ее руки, она отчаянно рванулась вперед:

— Нет! Вы не имеете права!

Невысокий, крепко сбитый предводитель медленно повернулся и раздраженно уставился на даллу:

— Я здесь на все имею право, не забывайся.

— Я требую истинного суда! Мой род не простит!

Седоватый, рыжеволосый, как и все, ардар смерил Ксатру брезгливым взглядом бесстрастных, выцветших глаз и презрительно заметил:

— Ты опозорила свой род, последняя дочь истинных. Так хотя бы наказание прими с честью.

Быстрым, почти незаметным движением он скользнул вперед и бегло коснулся груди, подбородка и лба девушки и, словно ничего не случилось, отвернулся и продолжил тихо отдавать указания остальным.

Ксатра почувствовала, как ноги подогнулись, боль в теле сменило опустошенное, бессмысленное блаженство, а сознание медленно потянуло в бесцветное дрожащее марево. Ксатра, не в силах сопротивляться этой мягкой, убаюкиваюшей трясине, в последнем отчаянном рывке попыталась закричать, но рот оплела безвольная слабость, из разбитого горла не вырвалось ни единого звука. Черный, безраздельный океан отчаяния охватил теряющую сознание даллу, и уже проваливаясь в небытие, она крепко сжала в руке странный предмет, словно тот мог удержать ее в этом мире. Воины подхватили обмякшую даллу и выволокли на улицу.

Стоящий в тени Раука тихо обратился к вождю:

— В моем роду было много славных ардаров. Позволь мне сказать.

Вождь неохотно поднял на воина взгляд и устало проговорил:

— Только из уважения к твоему роду.

— Девчонке не выбраться, к тому же она ранена.

— Так пусть там и остается. Сил моих больше нет.

— Но это казнь без суда.

Светло-зеленые глаза вождя вспыхнули гневом.

— Следи за языком, туслах!

— Прошу прощения, ардар, — Раука низко склонил голову, — но она последняя. Ее род не заслужил такого конца.

— Ее род иссяк и ничего не стоит. Их земли высохли, а сила покинула воинов. Она сама навлекла на себя бесславный конец. И я не буду ни с кем обсуждать приказы. Надеюсь, тебе все понятно, туслах?

— Да, мой ардар, — Раука еще ниже склонил голову.

Вождь раздраженно передернул плечами и повернулся к остальным.

На улице Ксатру потащили на край палаточного лагеря, где держали скот. За кругом шатров на некотором отдалении была обустроена яма для пленных: узкий земляной мешок глубиной в два человеческих роста.

Воины миновали встревоженных лошадей и направились к прикрытому хворостом провалу. Один из даллов откинул плетеную решетку, Ксатру спихнули вниз и со стуком опустили крышку. Далла скатилась и застыла на дне. Из руки выкатилось широкое серебряное кольцо с длинным острым лепестком. В тонком орнаменте и блестели мелкие черные камни.