Печать Аваима. Забытый во Мраке

В какой-то момент цепь Вигмара запуталась под упавшим телом, и сианджиец замешкался. В тот же миг из темноты выскочила тварь и, ощерив желтые клыки, прыгнула, целясь ему в голову. Вигмар едва увидел летящую пасть, как прямо в омерзительную черно-пятнистую глотку вонзилась длинная стрела и опрокинула тварь вниз по холму. Он, не теряя времени, выдернул цепь и продолжил свой смертоносный танец.

Люди, прикрываемые сверху даллой, держались, но гунгояров как будто не становилось меньше. Взамен убитым прибывали новые, и уже никого не отпугивал свет костра. Ослепленные жаждой крови и запахом убитых собратьев, гунгояры бросались наверх, под яркие языки пламени. Тамаш без остановки подбрасывал все новые ветви в костер, не давая тому угаснуть, а Эстер застыла, подняв на вытянутых руках колчан и стараясь держаться под правой рукой даллы.

Первым упал молодой парень, отдавший лук кочевнице. Очередной гунгояр добрался до прикрытой лишь кожаным щитком ноги и намертво вцепился в голень, ломая кость. Парень взвыл и попытался отмахнуться мечом, но другие падальщики уже повисли у него на руках. Тамаш выхватил из огня горящую еловую лапу и бросился к мальчишке, хлеща огнем по лысым бокам тварей. Тремя точными выстрелами далла сняла, облепивших гвардейца гадин и, пошарив рукой в пустом колчане, отбросила ставший ненужным лук. Она спрыгнула с лошади и встала на место упавшего гвардейца, кобыла подошла к хозяйке. Тамаш тем временем оттащил парня к огню и подбросил еще веток.

Далла поудобнее перехватила клинок и закружила с невероятной скоростью, не подпуская клыкастые пасти к незащищенным ногам. Ее маленькая кобыла не только не обезумела от страха, но и помогала кочевнице, ударами копыт отправляя зазевавшихся тварей обратно в копошащуюся массу. Вскоре второй гвардеец упал, и Ягори, отступив назад, прикрыла мужчину, пока Тамаш и Эстер оттаскивали его ближе к костру. Люди теснее сомкнули ряды. Вигмар, бросил цепь, застрявшую под упавшим телом, и, выхватил клинки.

Гунгояры напирали.

Вскоре куча хвороста поредела, и сквозь накиданные ветки показалась примятая трава, люди все медленнее отражали нападения. Давали знать полученные в горячке боя мелкие и не очень ранения. Гунгояры все злее бросались на ослабевшую добычу, чувствуя близкую победу.

Вдруг Тамаш, повинуясь неизвестному порыву, отбросил зажатую в руке ветку и встал, раскрываясь навстречу безлунному темному небу. Запрокинув к небесам лицо и широко распахнув невидящие глаза, он неестественно медленно поднял раскрытые руки на уровень груди, и в ладонях его вспыхнул темный пульсирующий сгусток. Вторя растущей капле Тьмы, над холмом нарастал высокий, вибрирующий звон. Люди и зловонно пыхтящие гунгояры замерли. А Тамаш, собрав в ладонях воистину черный, непроницаемый мрак, вдруг резко развернулся и устремил затянутые таким же мраком глаза на север. И вдруг резким движением вогнал черную сферу в землю. По холму прокатилась дрожь, и Тамаш с тяжелым вздохом завалился на землю, едва не скатившись в костер. Подоспевшая Эстер оттащила лекаря к остальным раненым.

Ошеломленные гвардейцы в испуге переглянулись. Оглушенные гунгояры не спешили снова бросаться в атаку, но и не уходили, продолжая толпиться на границе света и противно чавкая над трупами своих же сородичей. Вскоре трупы сородичей кончились, а веток на верхушке холма почти не осталось, и гунгояры, снова осмелели.

Эстер устало присела рядом с костром и отстраненно посмотрела вокруг: на сианджийцев в измазанных кровью доспехах; на двоих оставшихся на ногах гвардейцев, опустивших щиты и едва стоящих; на тяжело дышащую даллу, обнимающую за шею грязную кобылу; и впервые в жизни вознесла в пустое, лишенное луны небо, истинную, горячую, полную веры мольбу. В ответ на молитву где-то в груди вдруг тяжело шевельнулась неизвестная сила, больно толкнувшись в ребра, а ключицу обожгло холодом.

Эстер вскрикнула и оперлась руками о сухую, обгоревшую землю.

Внезапно пламя в костре, доедающем последний изошедший на угли сук, полыхнуло и взметнулось выше головы. Эстер опрокинулась назад и скатилась под ноги опешившей далле. Кочевница протянул ей руку и с изумлением посмотрела на голое плечо. Эстер скосила глаза и увидела проступивший под темной вереницей знаков белый рисунок, повторяющий не то языки пламени, не то потоки воды или ветра, или все это вместе. Рисунок быстро исчезал, угасая вместе с успокаивающимся пламенем. Далла помогла девушке подняться и пристально проводила взглядом, пока та поднималась обратно к костру. Гвардейцы молились. А сианджийцы о чем-то тихо спорили. Гунгояры топтались внизу.

Эстер снова скосила глаза, но, кроме привычных черных отметин, на плече ничего не было. Девушка потерла уставшие глаза и обреченно вздохнула.

Голодные твари снова начали подниматься. Люди собрались плотнее и приготовились дорого продать свои жизни. Эстер подобрала брошенный кем-то из гвардейцев меч и встала между даллой и старшиной, который опасливо на нее покосился, но промолчал, освобождая место. Все замерли.

Когда до омерзительной, дурно пахнущей, перекатывающейся лысыми, костлявыми боками стаи оставалось менее пяти ярдов, Эстер заметила внизу большую тень, затем еще одну и еще. Большие, в рост человека, четвероногие тени переливались темным серебром пушистого меха и окружали холм. Гунгояры внезапно притихли и, заскулив, поджали куцие хвостики. Забыв о сжавшихся на верхушке холма людях, голые твари, как по команде, развернулись вниз по склону и, прижавшись тощими ребрами к земле, принялись противно то рычать, то повизгивать. Снизу раздалось глухое раскатистое рычание, от которого в животе стянулся тугой комок, а гвардейцы снова принялись истово молиться.

Гунгояры лаяли и визгливо отскакивали под прикрытие стаи, а собравшиеся в темноте создания выжидали, встречая наглецов глухим клацаньем зубов. Вдруг одного из гунгояров сородичи выпихнули дальше других, и высокая тень, не выдержав, схватила мощной пастью тощее голое тело и одним движением переломила жалко взвизгнувшей твари хребет. И словно сорвавшись с цепи, обе стороны бросились в атаку. Тощие, мелкие гунгояры нападали низом, целясь в лапы, но мощные зубы ловили пронырливых тварей и с легкостью разбрасывали, как нашкодивших щенят. Люди на холме наблюдали со странным чувством облегчения и страха, ничего уже не понимая. Вскоре пламя совсем угасло, слизнув последние ветки и оставив только красноватый свет остывающих углей. Оставшись в темноте, люди сжались плотнее.

Звериные рыки и жалкие повизгивания вскоре затихли, и Эстер, до боли напрягая глаза, всмотрелась в неясное движение внизу: слышны были легкие шаги и мощное дыхание зверей, но никто не приближался к холму. Вдруг от деревьев отделилась крупнная тень и медленно направилась к людям, вновь сжавшим оружие. На мгновение, в отблеске последнего тонкого язычка пламени, Эстер разглядела огромного северного волка и приметное порванное ухо.

Девушка замерла и вдруг не услышала, а скорее почувствовала в голове настойчивый хрипловатый зов: «…брат… Мы пришли…». Она бросилась к лежащему без чувств Тамашу, стянула потертую перчатку и побежала вниз по склону. Замерев в паре локтей от волка, она протянула в ладонях мятую изорванную перчатку лекаря. Волк отпрянул и ощерил окровавленную пасть, но Эстер, не смея вздохнуть, замерла. Животное прижало уши и изготовилось прыгнуть, но в этот момент с холма спустился легкий ветерок, и волк, учуяв что-то, остановился.

Поведя носом, он поднял свои огромные пушистые уши и с удивлением посмотрел на девушку. Затем перевел взгляд на ладони и принюхался. Эстер облегченно выдохнула. А зверь, тем временем, подошел поближе и сунулся носом девушке в руки, переворачивая маленький комочек, удивленно фыркнул… и вдруг почти по-собачьи обнюхал Эстер, обдав горячим дыханием. В глазах зверя мелькнуло узнавание, а в голове девушки раздался тихий с хрипотцой голос: «…маленькая сестра…». Она нервно всхлипнула и судорожно засмеялась от внезапного облечения, а волк застыл, с достоинством склонив голову. Эстер прижала к груди руки и низко поклонилась. Волк толкнул ее носом в лоб и быстрым движением растворился во мраке.

В лесу стало неожиданно тихо. Эстер упала на колени и сквозь слезы вознесла благодарность в начавшее светлеть небо.