Клятва Смерти

Он не знал, чувствовали ли ее рога что-то так же, как кожа, когда он водил по ним носом, но очень скоро он переключился на ее плечи, смахивая носом лямку маечки. Он покрывал ее кожу поцелуями и горячим дыханием, а услышав звуки, которые издавали его пальцы, проникая в нее, его выдержке пришел конец. Рывком развернув к себе Мару обратно, он сам не понял, когда успел снять штаны, но вновь подняв ее за бедра, вошёл до самого основания, ловя ее стон губами. Или это был уже его? Плевать. Накрыв губы жарким поцелуем, он задвигался. Все мысли вылетели из головы. Он был в ней, а она в его сердце.

Как она этого ждала… Боги не знали её страданий, но эти ожидания того стоили. Выгнувшись в спинке и предоставив Сайману открывшуюся грудь и шейку, прося и моля его уделить и им внимания, Мара вжала затылок в стену и, закрыв глаза, кусая губы и облизывая их, стонала громко, наплевав на всё. Наверняка эти стены и улицы слышали куда более ужасные или громкие вещи.

Как он был хорош, и не скажешь, что первый раз. Был нежен, но быстр; его самообладание даже здесь проявлялось в осторожности при таком нетерпении. Мара все рвалась к его груди ладонями, забиралась под одежду, выискивая те места, на которых когда-то поставила свои следы, и совсем скоро она могла их оставить уже совсем не помадой. Но до этого еще было время. Сейчас же она просто наслаждалась сладкими проникновениями, унимающими жар в животе, который этот жрец постоянно разжигал и не позволял затушить с чужой помощью.

‒ Сайман… М-м-м. ‒ Она не замолкала, потому что иначе просто не могла выразить свои чувства.

Искусанные губы трепетно нашептывали его имя в перерывах между стонами, и очень быстро этот грешный жрец смог довести её до экстаза. До такого сладкого, которого Мара даже припомнить не могла.

Чем быстрее он становился, тем плотнее сжималось все внутри, и наступил миг, когда уже, казалось, все. Но время будто замерло, были лишь запах Саймана и его движения. Его шелковистые волосы в её пальцах и холод от стены. А этот ком внутри все не мог взорваться, заставляя Мару ощущать себя бомбой, находясь на грани, когда кайф уже просто было нереально стерпеть ‒ она бессознательно приподнималась в его руках, хотела передохнуть, вздохнуть воздуха, которого так не хватало. Но он входил, вбивался, не отпускал.

И как долго продолжалась эта сладкая мука ‒ Маране знала. Взрыв накопленной энергии был столь неожиданным, что она буквально попыталась слезть с Саймана, одновременно вжимаясь в него, впиваясь ноготками в спину и позволяя плотнее члену доходить до самой преграды. Она тряслась в его руках, кричала, извивалась, а он все не останавливался, продлевая эту болезненную, но до чего сладкую муку.

Сайман просто потерял себя в ее криках и изгибах. Кажется, ему даже было больно от того, как она впилась в него ногтями, но он этого не осознавал. Внутренние мышцы Мары сжимались на нем, подгоняя и его пик. Он все ускорялся, чувствуя, что вот-вот все случится.

‒ Мара… ‒ ответил он на ее зов и вышел. Его член долго пульсировал, изливая семя. Он весь дрожал и делал рваные выдохи, уткнувшись мокрым от пота лбом в плечо Маре.

Они сделали это. Сайман поддался искушению и взял Мару в темной подворотне, как портовую шлюху. Но она его просто вывела из себя! Хотела утех ‒ получила. Но, черт возьми, как же ему понравилось! Ее грязные стоны, пошлые звуки, когда он входил в нее, гибкость тела ‒ все это, стоило подумать, вновь заставляло его член встать. Но продолжат они в какой-нибудь другой, более подходящей обстановке.

Опустив осторожно Мару на ноги, Сай провел пальцами по ее довольному лицу и подарил нежный поцелуй. Всё-таки он тоже получил удовольствие и хотел отблагодарить за это.

‒ Чтобы я больше не видел, как ты ищешь удовлетворения для своей природы где-то на стороне, ‒ сразу заявил он на нее свои права, стоило ему только отдышаться. Надоело идти всем на уступки, теперь он будет брать все, что захочет. А хотел он Мару.

Марвало взглянула на него затуманенным, но таким счастливым взглядом, как только женщина могла смотреть на мужчину, который доставил ей наивысшее наслаждение. Она хотела кивнуть головой или что-то сказать, но вместо этого её улыбка становилась шире, а потом она и вовсе засмеялась, сама не понимая, отчего. От счастья, наверное?