Повелитель теней. Том 1

— Каким образом?

— Судя по тому, что мы узнали, действовать будет Эспиноза, — проговорил Дакоста. — Он попытается наслать на бургомистра и энфера заклятие смерти, а для этого ему нужно будет проделать определённые манипуляции. И когда он начнёт, мы его убьём.

— Как?

— Из арбалета. Можно кинжалом или мечом.

— Колдуна убить так просто?

— Я его убью, если буду поблизости, — успокоил его Хок. — Опыт подобных дел у меня имеется. Ветер, отправляйся в «Бычью голову», предупреди Донцова и Кроу, чтоб охраняли энфера и бургомистра. Они смогут это сделать?

— Ещё бы! — наконец улыбнулся Хэйфэн. — Сашка так рьяно очаровывал энфера, что тот держит его при себе, как драгоценную табакерку, и уже пожаловал ему звание капитана охраны.

— Почему я не удивлён? — пробормотал Хок. — А где Донцов, там и Кроу. Обрисуй им ситуацию, пусть действуют по обстоятельствам.

— Минуту, — Дакоста поднял с пола свою объёмистую сумку, порылся в ней и достал шкатулку, из которой извлёк два амулета на серебряных цепочках. — Передай ребятам. Пусть наденут. От прямого огненного заклятия они не защитят, но в том и суть, что оно будет направлено не на них. Это поможет.

— Если даже им придёт в голову прикрывать этих двоих своими телами? — недоверчиво уточнил Хэйфэн.

— Изящное решение, не так ли? — усмехнулся Дакоста. — Не слишком логичное, но в этом прелесть магии. Удачи!

Сунув в карман медальоны, Тонни удалился, а друзья решили, что до утра у них есть пара часов, чтоб немного поспать и явиться на площадь со свежей головой.

Утро было ясным. Голубые небеса сияли внутренним светом, и странно было не видеть в зените ослепительного диска. Бледный лик солнца проглядывал сквозь эту голубизну, подсвечивая её, и напоминая, что здесь, увы, не Земля, а совсем другой мир. Впрочем, ни Хоку, ни Дакосте, ни их спутникам это обстоятельство уверенности не убавило. Они вышли на площадь перед ратушей и тут же слились с небольшой толпой, явившейся, чтоб посмотреть на казнь.

Площадь была маленькая, меньше рыночной, и потому даже сравнительно небольшое здание ратуши казалось здесь величественным, тем более что размеры площади не позволяли рассмотреть его полностью. Острые башенки и шпили терялись где-то в вышине. Впрочем, и те украшения, что можно было разглядеть, свидетельствовали о нарядности здания. Каменные бордюры с затейливыми орнаментами украшали небольшие терраски, на которых стояли статуи симпатичных горгулий в рогатых колпаках и жутковатых дев с чашами и цветами в руках с накинутыми на головы покрывалами. При более внимательном взгляде на скульптуры, миловидность горгулий и неприглядность девиц объяснялась довольно просто: маски для тех и других были изготовлены по одним и тем же формам.

Посреди площади стояли два почти одинаковых помоста, которые, как и в случае со статуями, свидетельствовали о практичности горожан. Оба они представляли собой конструкцию из разборных козел с уложенными на них настилами из плотно сколоченных досок. Разница состояла в том, что на одном из помостов располагались широкая скамейка и тёмный массивный чурбан, приспособленный под плаху. Плечистый высокий палач в красном колпаке и чёрной маске деловито позвякивал точилом по своему большому топору. Другой помост был застелен разноцветными коврами, в центре его стояли два кресла с подлокотниками, в которых уже восседали, живо переговариваясь, энфер в лёгких парадных латах и пурпурном шёлковом плаще и высокий худой старик с узким лицом, узким носом и узкими глазами. Удлинённую форму лица ещё более подчёркивала очень длинная узкая борода. Он был одет в чёрный бархат и мантию, подбитую золотистым искрящимся мехом, поверх которой на грудь свисала золотая цепь с медальоном в виде герба города. Эту пару окружали с трёх сторон их свиты. Со стороны энфера стояли его рыцари в доспехах, среди которых выделялись светлыми волосами и узорчатыми нагрудниками Донцов и Кроу. Со стороны бургомистра толпились советники магистрата, в основном благородные, убелённые сединами старцы в тёмных бархатных камзолах и подбитых мехом коротких плащах с цепями попроще.

Входя на площадь, Карл Браун накинул капюшон и опустил голову, опасаясь шпионов нового городского судьи, а Мартин отошёл чуть в сторону и встал в отдалении.

— Где Эспиноза? — поинтересовался Хок, оглядывая собравшихся людей цепким взглядом.

Зрителей на площади собралось не так много, чуть больше полусотни. Видимо горожане не слишком тяготели к подобным жестоким развлечениям, предпочитая заниматься своими насущными делами. Это давало определённый простор для манёвра, особенно, если возникнут непредвиденные обстоятельства.

— Вон он стоит в первом ряду, — ответил Карл, чуть приподняв голову и указав на невысокого сутулого человека с длинными клочковатыми волосами, который горбился под своей тёмной потёртой мантией.

— Бог шельму метит, — пробормотал Хок, с отвращением разглядывая уродливое лицо с блёклыми злыми глазками, крючковатым носом и унылым безгубым ртом.

— У него такой вид, будто он помер пару дней назад, — заметил Дакоста.

Эспиноза был и правда бледен, его сухая морщинистая кожа напоминала старый пергамент. Карл какое-то время рассматривал его, а потом проговорил:

— Я его узнал только теперь, когда вы это сказали. Это один из тех колдунов, что пропали тогда после встречи с Ротамоном. Просто раньше он выглядел моложе и был весьма хорош собой. Его звали Уруб Белокрылый. Впрочем, и то имя, скорее всего, было выдумкой. И тогда он носил на правой руке перчатку из лебяжьего пуха, утверждая, что в ней его сила. Наверно прятал шестой палец. Что с ним случилось, коль он так преобразился?

— Он колдун, — ответил Хок. — Один знающий человек говорил мне, что там, где замешана магия, внутреннее содержание слишком быстро трансформирует наружность. Возможно, раньше он был средней руки колдуном или обычным шарлатаном, но получив от Ротамона тёмную силу, под её действием стал изменяться.

— Человеческое тело — не тот сосуд, в который можно безнаказанно вливать всякую оккультную дрянь, — мрачно пробормотал Дакоста. — А где Трауберг?

— Сейчас привезут. Его возят по городу на тележке, запряжённой парой козлов, — ответил Карл, — чтоб все видели осуждённого на казнь и могли кинуть в него камень или гнилое яблоко. Обычно этого никто не делает, — тут же добавил он, поймав мрачный взгляд Хока. — Все любители жестоких развлечений здесь, но тут кидать запрещено, чтоб не попасть в стражников или других горожан.

Вскоре откуда-то послышался барабанный бой. Толпа расступилась в стороны и по образовавшемуся коридору прокатилась тележка, запряжённая парой лохматых чёрно-белых козлов с круто изогнутыми рогами. Наверно то, что его возили на тележке, а не водили пешком, было благом для осуждённого. По его бледному измождённому лицу и тёмным кругам вокруг глаз было видно, что он измучен и обессилен. Его ожоги и раны были спрятаны под чистой белой рубахой до пят. Когда тележка остановилась, стражники довольно заботливо сгрузили его на землю. При этом он морщился, наверняка испытывая боль в затёкших из-за колодок конечностях. Тем временем палач спустился по ступеням и, твёрдо взяв его под руку, помог подняться на эшафот.

Из толпы раздалось несколько злобных выкриков, призывавших казнить злодея, но их никто не поддержал. Люди, кто с любопытством, а кто и с сочувствием, молча наблюдали за происходящим. На помосте напротив началось движение. Из группы советников вышел невысокий старичок с короткой кудрявой бородой в сдвинутом набекрень берете и, развернув перед собой свиток, звонким мальчишеским голосом зачитал приговор, закончив чтение пафосным «да свершится правосудие», после чего отступил обратно.

Генрих Трауберг, которого продолжал поддерживать палач, спокойно выслушал приговор и негромко произнёс:

— Я сожалею обо всех совершённых мною злодеяниях и прошу прощения у жителей славного города Магдебурга.

Всё это время Карл Браун нетерпеливо посматривал на Флавио Эспинозу, сжимая спрятанный под плащом лёгкий арбалет. Но тот с явным удовольствием наблюдал за происходящим, не собираясь вмешиваться.

— Ангел Тьмы! — прошипел Карл так, словно испустил самое крепкое ругательство, которое знал. — Он хочет дождаться, пока Генриха казнят!

Увидев, как палач повёл осуждённого к плахе, он издал короткое гневное рычание и, сунув арбалет Дакосте, начал пробираться сквозь толпу.

— Умеете стрелять, рыцарь? — спросил Хок, с тревогой наблюдая за ним, и, получив утвердительный ответ, тоже скрылся в толпе, а Дакоста осмотревшись, прошёл чуть вперёд, чтоб занять наилучшую для выстрела позицию.

Карл Браун тем временем выбрался из толпы и вышел на площадку между эшафотом и помостом. Откинув на плечи широкий капюшон, он громко провозгласил:

— Прошу справедливости, благородный энфер! Господин бургомистр, этот человек невиновен!

— В чём дело! — бургомистр вскочил с необычайной для его возраста живостью, движимый возмущением и, более всего, тем, что нарушен протокольный ход мероприятия перед лицом почтенного гостя. — Что ты позволяешь себе, Браун?

— Выслушайте меня, господин бургомистр! — требовательно продолжил Карл. — Я знаю, что и вы, и наш гость благородный энфер — люди справедливые, и свойственное вам сострадание в будущем заставит вас сожалеть о безвинно пролитой крови этого человека, оговорившего себя ради спасения единственной дочери, которую похитили. Этой ночью мы с моим оруженосцем узнали об этом и предприняли поиски девицы. Она была найдена нами связанной, но живой в месте, где её спрятали от отца, угрожая убить её, если он не примет на себя чужой грех.

Бургомистр нахмурился и медленно сел, после чего обеспокоенно взглянул на энфера.

— Пусть этот человек продолжает, господин бургомистр, — кивнул явно заинтригованный Ликар.

— Занимаясь поисками, — продолжил ободрённый его вниманием Карл, — нам удалось раскрыть заговор, целью которого является покушение на жизнь ваших милостей. Колдун, находящийся здесь, собирается убить вас тем же способом, каким он убил моего несчастного тестя. Этот человек — Флавио Эспиноза!

И он обернулся, указывая на регистратора обличающим жестом. Тут же вокруг колдуна стало пусто. Люди расступились, поверив словам красивого и благородного рыцаря о коварстве отвратительного уродца. В следующий момент Эспиноза зашипел и вскинул руку, худую и желтоватую, как птичья лапа, с чёрными ногтями, похожими на когти и, сверля Брауна злобным взглядом, забормотал, но вдруг вздрогнул и подался назад. Из его груди торчала короткая арбалетная стрела.

Однако он не упал, а только как-то странно и страшно изменился. Побледнев ещё больше и внезапно поседев, он превратился в жуткое подобие ведьмы из мёртвого селения. На его лице появилась змеиная усмешка, и он шагнул вперёд, не сводя взгляда с Карла.

Его шёпот шелестел в полной тишине, но ещё до того, как он успел закончить своё короткое заклинание, с помоста спрыгнул Донцов и в последний момент оказался между ним и Брауном, прикрыв его своей широкой грудью в кованой броне. На мгновение колдун смутился, но, поймав взгляд неожиданного защитника своей жертвы, снова зашептал. Он не успел сказать и двух слов, как его голова слетела с плеч и запрыгала по каменной булыжной кладке площади.