Кровавый дракон

* * *

Гроссмейстер Адельядо расхаживал по своему огромному кабинету, в задумчивости теребя длинную бороду. Периодически он подходил к столу и в тысячный раз перечитывал текст. При этом гроссмейстер — опять же в тысячный раз, ругал покойного Генетта.

Пророчество, которое написал бывший мастер-маг, впоследствии ставший монахом и признанный церковью святым, было длинным и двусмысленным. Однозначно понять Адельядо не мог. Сплошные вилки[5] и недомолвки.

Раньше Адельядо не интересовался ни пророчествами, ни техникой их расшифровки, потому что предсказания — штука далёкая от точного расчёта и разумному объяснению не поддающаяся. Однако вот уже два месяца он вынужден заниматься этой ерундой только потому, что умерший ещё до его рождения Генетт предсказал гибель Ситгара в случае исполнения неких условий.

Гроссмейстер поморщился, вспомнив, что он и сам оказался причастным к созданию этих условий — ведь именно он объяснил Диллю заклинание кровавого салюта. А адепт, едва занявшийся изучением магии, безукоризненно выполнил сложное заклинание, дав начало исполнению пророчества. Адельядо вновь склонился над бумагой, вглядываясь в буквы, словно видел их впервые.

«Когда произойдёт то, что недавно было невозможным, грядёт начало конца мира.»

— Проклятье на прах этого Генетта! — сердито прошипел гроссмейстер. — Это же надо было так завернуть — начало конца мира. А что такого невозможного произошло? Да ведь под это можно подвести любое событие — даже рождение телёнка с двумя головами.

«Год, когда золотой свет изольётся на короля, а для королевы в небе воспылает кровавый дракон, будет годом великих смертей.»

— Вот тут всё понятно. Золотой свет, которым Единый благословил королевскую чету, и заклинание кровавого салюта в исполнении Дилля.

«Кланы встанут против кланов, брат пойдёт на брата, церковь расколется, а Единый будет бессилен остановить всеобщую войну. Смерть пройдёт по землям цивилизованного мира, а пристанищем её будет Ситгар, который исчезнет, как государство. Магия будет бессильна остановить смерть, ибо смерть поселится в магии.»

— Ну, допустим, здесь тоже всё понятно, хотя и весьма неприятно. Интердикт, который нам уже объявили. И вторжение, которое готовится под предводительством Тилиса и Мироттии. Но что, демоны его побери, Генетт подразумевал под смертью, поселившейся в магии?

«Остановить войну, в которой не будет победителей, можно лишь взрастив кровавого дракона, который, принеся смерти обильную жертву, остановит её шествие. Не изведав крови, дракон не сумеет взлететь, не пожертвовав собой — не сумеет отыскать путь к спасению, не пожертвовав другими — не сможет остановить войну. Запретный предел станет ключом к спасению мира, если кровавый дракон, добровольно пройдя все испытания, выживет. Иначе, конец всему.»

— Где выживет? — заорал на бессловесную бумагу гроссмейстер. — Где этот клятый дракон должен выжить, я спрашиваю? В войне или в Запретном пределе? Как он выживет, если он должен пожертвовать собой? И как он должен спасать людей, жертвуя ими? «Принеся смерти обильную жертву, остановит её» — то есть, этот дракон должен убить всех, чтобы некому было больше умирать? Так, что ли? И что за ключ спрятан в Запретном пределе? Ух, не умер бы Генетт, я бы его собственными руками придушил! Неужели нельзя было написать просто и понятно? Так мол и так, иди туда, принеси то-то, на выходе получится вот это.

Гроссмейстер посмотрел на приписку, которая гласила, что кровавый дракон не должен знать этого пророчества, иначе сам станет причиной гибели мира. Тут Адельядо в очередной раз выругался и забегал по кабинету.

Немного успокоившись, он вновь и вновь начал прокручивать в голове то, что обдумывал уже много раз. Он предположил, что адепт Диллитон и есть кровавый дракон из пророчества, и Одборг согласился с ним. У Дилля имеется драконья магия — уже только поэтому можно считать, что предположение справедливо. Драконьей магией когда-то обладал ещё один человек — Адогорд, но он исчез уже много столетий назад. Опять же, это именно Дилль состряпал салют, который был одним из условий воплощения пророчества. Поскольку других кандидатур всё равно не было, гроссмейстер решил считать, что кровавого дракона он определил верно.

И, если так, то первой задачей было «изведать крови». Но сколько именно Дилль должен пролить крови врагов, чтобы первое условие считалось исполненным? Или он должен пролить собственную кровь? Вообще-то, наставники Дилля в Академии — особенно старик Иггер, уже не раз заставили Дилля пролить эту драгоценную жидкость, так что вполне вероятно, первое условие выполнено. Если же Генетт подразумевал, что Дилль должен закалиться в боях, то за этим дело не станет — вот-вот несколько государств объявят Ситгару войну. И все маги, могущие принести пользу ситгарской армии, будут призваны на передовую.

В остальном гроссмейстер блуждал, как в тумане. Пожертвования собой и другими не вписывались в общую картину, да и, честно говоря, Адельядо не понимал смысла этих условий. Единственное, что было выполнено наверняка, так это условие, сказанное в приписке — о пророчестве не знал не то что предполагаемый кровавый дракон, но и вообще никто. Кроме самого Адельядо и архиепископа… уже бывшего архиепископа Одборгского.

— Скорее бы он приехал, — раздражённо сказал маг. — Ведь говорил я Одборгу, чтобы он отдал мне записи Генетта — вдруг в других пророчествах мы найдём что-нибудь полезное. Так нет — это святая ценность.

Раздался стук в дверь. Гроссмейстер закрыл лист с переписанным пророчеством тяжёлым фолиантом и крикнул «входите». В кабинет вошёл магистр Марзан и с лёгким поклоном доложил:

— Мастер, срочный сеанс связи с Мироттией. Сам гроссмейстер Вуднарт просит вас о разговоре.

Адельядо вышел вслед за Марзаном, по пути размышляя, с чего это вдруг старик Вуднарт решил использовать дорогостоящий и трудоёмкий канал связи. Маги дальней связи после каждого сеанса по несколько дней приходили в себя, и без крайней необходимости никто не пользовался этим способом. Возможно, что-то случилось с Эрстаном, которого Адельядо отослал в мироттийскую Академию для обучения и обмена опытом.

В комнате дальней связи сидел архимаг Ристр, державший руки на огромном кристалле голубого кварца. Адельядо приложил ладони к камню и почувствовал присутствие Вуднарта.

— Здорово, старина! — мысленно поприветствовал он коллегу. — Что у тебя случилось?

— Не у меня, а у тебя, — раздался в голове Адельядо ворчливый голос мироттийского гроссмейстера. — Ты ведь уже знаешь, что Ситгару объявили интердикт?

— Да.

— И что Бронкура Конклав выбрал предстателем?

— Я подозревал, что этим Конклав и закончится.

— Тогда ты должен понимать, что сейчас творит Бронкур. Он брызжет слюной, призывая народ к святому походу на Ситгар, который якшается с вампирами.

— Да пусть он захлебнётся своей желчью, мне-то что?

— А то, что вчера король Ниал встречался с герцогом Роони из Тилиса. Думаю, ты догадываешься, о чём они могли говорить. Согласно имперской Скрижали, Юловар преступил закон — это отличный повод для якобы справедливого нападения на Ситгар. Не пройдёт и месяца, как Мироттия, Тилис, Эштигер, Гридех, Беатия и Мессантия сообща двинут свои полки на вас. К ним примкнут разные мелкие герцогства. Добавь сюда ещё и вопли Бронкура о покровительстве вампирам, и ты получишь полную картину. Против Ситгара выступит объединённая армия нескольких государств, а также все церкви, подстрекаемые Бронкуром. Вам не выстоять.

— Я это знаю, — хладнокровно ответил Адельядо. — Добавь сюда ещё несколько ситгарских кланов, которые в лучшем случае не пришлют помощь, а в худшем — поднимут свои войска против Юловара. Не пойму только, для чего ты мне это говоришь.

— Ади, — усталым голосом сказал мироттийский гроссмейстер, — уезжай, пока есть возможность. Забери с собой самых лучших и уезжай из Ситгара. Я приму тебя и обеспечу всем необходимым. Не забывай, только мы — последние осколки древней силы, можем спасти магию от полного исчезновения

— Спасибо, Вуд, — криво усмехнулся Адельядо. — Только ответь мне, уехал бы ты на моём месте?

Последовало долгое молчание, говорившее лучше всяких слов.

— Вот и я не могу бросить ни Академию, ни своих магов.

— Тогда вели хотя бы Эрстану остаться здесь. Он как с цепи сорвался, узнав об интердикте. Он же просто погибнет, когда…

— Вот что, Вуд, — после непродолжительного молчания ответил Адельядо. — Передай Эрстану, что он не обязан возвращаться. Пусть поступает так, как велит его совесть.

— Тьфу! Да я уверен, он тут же помчится в конюшню, чтобы уехать. Прикажи ему остаться. Он настолько овладел заклинаниями Руадо, что даже мои лучшие ученики не смогли повторить его опытов. Ади, Эрстан — не боевой маг и не должен бездарно умереть на каком-нибудь поле боя. Магия должна жить и развиваться.

— Пусть он поступает так, как сочтёт нужным, — повторил Адельядо. — А магия… ты не хуже меня понимаешь, что нам всем приходит конец. И даже если воспитанники Академий не перебьют друг друга в войне королей, то после за дело возьмётся Бронкур. А его мечта — искоренить даже память о магах. Так что, терять мне по большому счёту, нечего. Годом раньше, годом позже, но придётся умирать. Спасибо тебе, старый друг и… прощай!

Гроссмейстер Вуднарт ничего не ответил. Голубой кварц помутнел, архимаг Ристр опустил руки и бессильно уронил голову на стол. Адельядо вышел из комнаты связи, убедился, что Марзан уже позвал врачевателей для связиста, и отправился в покои старика Иггера.