Зарубежный детектив - 88

13

Пьерантони не терпелось вернуться в кабинет, чтобы продолжить графологическое сравнение писем. А вдруг эти анонимные письма и есть ключ к разгадке всей истории! Найти отправителя писем стало делом неотложным.

Искать ему пришлось недолго.

Марина Кампателли, шестая в группе, заполнила свой опросник тем же красивым почерком, каким отличались оба анонимных письма. Те же округлые буквы, то же малюсенькое «д» в названии родного города Арма ди Гаджа и те же «I» без точки сверху. Он вновь пробежал глазами все данные.

Марина Кампателли в замужестве Гаффури, двадцати двух лет, домашняя хозяйка, ее хобби — итальянская живопись эпохи наивысшего расцвета. Участвует в конкурсе до книге Джорджо Вазари «Жизнеописания».

Несмотря на блестящие ответы на репетициях, она на конкурсе беспрерывно ошибалась. Наверно, она и есть автор писем. Где находится улица Атене, 19, он не знал и запросил данные в оперативном зале.

— Она пересекает улицу Пальманова.

Пьерантони как током ударило. Так с ним случалось всегда, когда он выходил на след. Он схватил трубку и набрал номер Шпаги. Телефон был занят, черт бы их всех побрал!

На третий раз ему своим загробным голосом ответил Валенцано. Он сказал, что и родные, и друзья, и коллеги продолжают звонить, хоть их и просили этого не делать. Они, правда, стараются говорить как можно короче.

— Передаю трубку синьору Шпаге, — услужливо сказал он.

— Вы помните Марину Кампателли? Она отвечала по «Жизнеописаниям» Вазари.

Он помнил — давняя история, синьора потерпела полное фиаско. Понятно, что она разозлилась. Эти дамочки, когда проигрывают, сразу сникают. Она уходила чуть не плача и ни с кем не попрощалась.

— Еду к ней, — объявил Пьерантони.

В трубку донесся вздох и взволнованный шепот.

— Но как могла молодая женщина, к тому же хрупкая, убить железной палкой Эфизио и увести Тео, переодевшись Дедом Морозом?!

— Ну, в Деда Мороза она прекрасно могла нарядиться. И вовсе не обязательно, что действовала она одна… А главное, эта хрупкая молодая женщина живет на улице, перпендикулярной улице Пальманова, синьор Шпага. Вам это ничего не говорит? Как только вернусь, позвоню. Вашей жене, надеюсь, лучше? Скажите ей, что мы, пожалуй, на верном пути. До скорой встречи.

Целых полчаса ушло на то, чтобы связаться с помощником прокурора и разыскать старшего сержанта Салуццо, который мотался по улицам Милана, хотя должен был находиться в оперативном зале.

В полицейскую машину они забрались только в четверть четвертого. Пьерантони сел за руль.

— Какого черта тебя никогда не бывает в управлении? — упрекнул он Салуццо.

Старший сержант, немолодой уже человек, отличался своей сдержанностью.

Но тут он вдруг вспылил, чем немало удивил Пьерантони.

— Пришлось заменить Бернаскони. Он в больнице, ему демонстранты разбили нос. На улице Ларга, они там камешками бросались. И вот еще что, если меня укокошат — никаких цветов и венков от этих крокодилов из министерства внутренних дел. Понятно, лейтенант Пьерантони? Меня на время отправили в отряд по поддержанию общественного порядка. Их там человек двести, со мной стало двести плюс один. Против тысяч десяти героев, вооруженных всего лишь револьверчиками, камнями да еще древками от знамен, обшитыми железом. Ох, и увесистые эти древки!

Мы же, злобные фараоны, решаем вечную проблему — защищаться или не защищаться? Но результат-то один — будешь защищаться, угодишь под суд, не будешь защищаться, начальство обвинит хотя бы в том, что не применил оружие в целях самообороны.

Все это он не сказал, а выпалил.

От изумления Пьерантони включил максимальную скорость, и машину рвануло в сторону.

— Э, не горячись, Салуццо! — пожурил его Пьерантони. — Признайся, ты так распалился потому только, что не успеваешь купить рождественский подарок жене!

Салуццо, человек по натуре добродушный, при упоминании о жене и рождественском подарке сразу помягчел.

— А ты что подаришь жене? — спросил он.

— Ночь любви, если только меня не отправят дежурить, — усмехнувшись, ответил Пьерантони. Его все эти приготовления к рождеству не на шутку пугали, и он мечтал заснуть в декабре, а проснуться шестого января и увидеть у постели Снегурочку. Он сбавил скорость и стал еще пристальнее следить за дорогой. Темнота уже подбиралась к домам, и без того почти утопавшим в туманной дымке.

— Ну и дура! — процедил он сквозь зубы. Дурой он обозвал Марину Кампателли, в замужестве Гаффури, из-за которой ему приходится ехать в эту грязную дыру — улицу Пальманова.

— Хорошо, если бы эта Марина оказалась ни при чем, — поддел его Салуццо. — Не можешь же ты упечь ее за решетку только за то, что она написала пару глупейших писем с угрозами. В худшем случае ее заставят уплатить двадцать тысяч штрафа. Поистине страшное наказание при нынешних-то ценах! — Он покачал своей круглой головой с коротко остриженными, начинающими седеть волосами.

Дом номер 19 оказался одним из дешевых, недавней постройки «народных домов». На подоконниках — увядшие от холода цветы в вазах. Парадная дверь оказалась незапертой, и это уже обрадовало Пьерантони — не придется рассказывать по домофону всякие байки, чтобы тебя впустили.

Одолев два этажа, они увидели на синей дверной табличке фамилию Гаффури.

Дверь им открыла приятная блондинка, чем-то напоминавшая хищную птицу, быть может, из-за слегка удлиненного носа и тонких губ. А в остальном совсем даже ничего, хоть и худая, как сказал Шпага. Она смотрела на двух незнакомцев в полной растерянности, как, наверно, глядит сова, ослепленная автомобильными фарами.

— Вы синьора Марина Кампателли, по мужу Гаффури?

Салуццо задал свой вопрос грозным голосом, просто так, по привычке. Показал служебное удостоверение.

— Мы из полиции, синьора.

Она молча посторонилась и дала им пройти. Из соседней комнаты мужской голос спросил:

— Кто там, Марина?

И так как Марина ничего не ответила, Салуццо и Пьерантони пошли на голос и очутились в кухне.

— Полиция, — сказал Салуццо, на этот раз преднамеренно суровым голосом. Коренастый, с длинными иссяни-черными волосами молодой человек, чинивший стул, — в руке он держал молоток и гвозди, — вполне мог быть тем Дедом Морозом или убийцей.

— Вы муж этой синьоры? — спросил Пьерантони.

— Гаффури, Риккардо, — назвал себя молодой человек, так и не встав со стула. Обычно вначале фамилию, а лишь потом имя называют бывшие солдаты, недавно отслужившие в армии, отметил про себя Пьерантони.

— Придется отвезти вас обоих в полицию, — сообщил Салуццо. Тем временем Пьерантони быстро обошел квартиру — очень маленькую, две комнаты, коридор и кухню, обставленную секционной мебелью.

— Сначала объясните, по какой такой причине? — твердо, с вызовом ответил Гаффури Риккардо. Он поднялся и, не выпуская из рук молоток, подошел к Салуццо. Тот невольно схватился за кобуру пистолета.

— Угрозы, убийство, похищение малолетнего ребенка, — объявил Пьерантони с порога.

Риккардо Гаффури положил молоток на стол и посмотрел на жену. Она стояла, прислонившись к степе, бессильно уронив руки.

— Убийство и похищение. Да вы что, с ума сошли? — воскликнул он, переводя удивленный взгляд с одного полицейского на другого.

— Ну, скажи же им, скажи им, Марина.

Марина внезапно разрыдалась.

— Я так и знала! — всхлипнула она. — Так и знала!

А потом все смешалось. Марина сотрясалась от плача и что-то бессвязно шептала. Ее муж, путаясь в словах, объяснил, что да, письма с угрозами Марина писала от обиды, из желания зло подшутить над этим Шпагой, который так любит на глазах всей страны издеваться над человеком.

К убийству его шофера они не причастны. И какое еще там похищение? Кого?

— Значит, об убийстве вы знали? — обронил Пьерантони.

— Конечно, знали, слышали об этом по телевизору, прочитали в газетах. — Да к тому же произошло оно в нашем квартале. Потому мы и перестали посылать дурацкие письма — решили, что это небезопасно.

— Ах небезопасно! — с мрачной усмешкой повторил Пьерантони. Оп-то думал, что напал на след преступников, а угодил в зловонную яму, где затаились мстительная гадючка с хорошим почерком и наглый осел.

— Где вы были сегодня между десятью и двенадцатью часами? — сурово, но без всякой надежды на удачу спросил он. Эта супружеская пара не показалась ему такими уж искусными актерами, чтобы разыграть неподдельное изумление. Они покорно и точно ответили на вопрос. Риккардо был на заводе, работы мало, и он пробыл там всего половину смены. Марина была до двух часов в детском саду, где она работает воспитательницей.

— Разве вы не домохозяйка? — спросил Пьерантони, вспомнив запись в ее картотеке.

— Я нашла работу два месяца тому назад. На ползарплаты мужа не проживешь.

Наконец-то она успокоилась.

Ни Риккардо, ни Марина не спросили, почему у них требуют доказать свое алиби именно в этот день.

— Ну, поехали? — угрюмо сказал Салуццо.

— Так и впрямь нас забираете? Из-за какой-то глупой выходки. Да меня потом с работы уволят!

Тон из наглого стал просительным.

— Если вы ни в чем таком не виноваты, мы вас вскоре отпустим, — пообещал Пьерантони.

В машине он примостился на заднем сиденье между супругами Гаффури. За руль сел Салуццо.

— Я попаду на площадь Сир Рауль, если сверну на первую улицу по правой стороне? — спросил он у Пьерантони.

— На той улице одностороннее движение, — вмешался Риккардо Гаффури. — И потом, вы едете в противоположном направлении. Вам надо свернуть налево у проспекта Падова и ехать вдоль железной дороги. Затем, в конце улицы Эстерле, есть подземный проезд, он и приведет вас прямо к площади Сир Рауль.

Салуццо включил зажигание, а Пьерантони под стук мотора стал упорно вспоминать, не на улице ли Эстерле нашли Пиццу убитым.

Нет, на перекрестке улиц Пальманова и Камбини. И все же с этой незнакомой окраинной улицей у него были связаны какие-то неприятные ассоциации.

В конце улицы Падова был светофор. Горел красный свет. Рядом со светофором находился газетный киоск, там были выставлены свежие, послеполуденные выпуски. Через стекло Марина увидела, как в соседней машине двое за десять секунд вынужденной стоянки успели обменяться несколькими поцелуями. И тут в глаза ей бросились заголовки газет.

— О господи, — простонала она. — О господи!

Тогда на киоск посмотрели и остальные. Черные огромные заголовки первых страниц газет гласили:

«Похищен сын Жана Луи Шпаги! Быть может, он тоже убит, как Пиццу! Судорожное ожидание звонка с требованием выкупа».

Машина сзади пронзительными гудками напомнила, что уже загорелся зеленый свет.

Салуццо рванулся вперед. В машине все молчали. Пьерантони не выдержал и процедил сквозь зубы «шакалы», но относилось это скорее к журналистам, чем к похитителям.

— Протокол допроса этих двух голубков ты, Салуццо, сам составишь, сказал Пьерантони, когда они прибыли в Центральное полицейское управление на улице Фатебенефрателли. Отвел Салуццо в сторонку и вполголоса добавил: