Где ты, Балто?

Часть 27. Прогулки под луной или Эпилог

Гарри и не думал, что на уроках может оказаться так стремно. Сначала пожар в башне Трелони, когда он, едва соображая от поплывшего сознания, всё же рванул к люку, а не к окну. Спускаться, искать опору для ног было некогда — сзади напирали, так что он просто прыгнул вниз. И чуть не сломал ноги. Центровой удар пришелся на пятки и отдался в икрах и тазу, и поэтому он расслабленно и мягко продолжил падение на бок с перекатом, что позволило ему сохранить кости целыми. Правильно падать его научили ещё в младшей школе Литтл Уингинга, на уроке экстренной ситуации. Это помимо гребли и бега, входящих в обычную программу физкультуры. И кто бы мог подумать, что уроки правильного падения однажды пригодятся?!

А вот разъяренный гиппогриф явился для него абсолютным сюрпризом. В маггловских школах как-то не предусмотрено проводить занятия по защите от атакующих орлов. Так что Гарри действительно напугался, когда из леса выскочило нечто огромное, серое, гремящее перьями и орущее дурным голосом, перепуганный глаз не сразу донес до мозга картинку в целом, а только отметил, что к ребятам несется орел верхом на коне. Так, по крайней мере, понял вздрюченный мозг. Потом-то пришло осознание и удивление: о, ничего себе — оказывается, это был гиппогриф!

И не к детям он рвался, а к замку… Студенты лишь по чистой случайности оказались на пути у монстра, озверевшего от концентрации зла, исходящего от Люпина. Хотя, казалось бы, с чего? Ведь Люпин сейчас был человеком, луна уже неделю как убывала, и Ремуса в данный момент даже лошади не боялись. Это заметил и Хагрид, о чем и доложил прибывшей по вызову комиссии.

— Не понимаю… Из всех гиппогрифов, обитающих в Запретном лесу, один Клювокрыл и взъелся на Люпина. Остальным-то пофиг, пасутся себе, на кроликов охотятся…

Члены комиссии отмахиваться не стали, а прислушались и задумались, а подумав, не стали казнить гиппогрифа на месте, а пока только арестовали, решив выяснить причину его агрессии.

Околосудебные тяжбы учеников не волновали — они пытались учиться и выжить на уроках… Почему-то стало опасно на них. Особенно на Защите. Все твари, которых притаскивал Люпин на занятия, бесились и сходили с ума от близости оборотня: гриндилоу впадали в истерику и тонули или, выпрыгнув из аквариума, погибали, оказавшись за пределами водной среды; красные колпаки поджигали себя фонариками или пытались уйти в портал; молодой смертофалд притворился ковриком, а когда Люпин ткнул его палочкой, задрожал и чуть не умер. У бедняжки оказалась слишком чувствительная нервная система, Гарри он напомнил гавиала, и мальчик пожалел монстра — подобрал и скатал в рулон, а после урока унес смертофалда с собой. Как за ним ухаживать, Гарри был не в курсе и поэтому отнес малыша профессору Кеттлберну, тот в свою очередь позвал Хагрида и попросил его забрать живой плащик себе.

Ну, Хагриду только дай — чем страшней монстр, тем лучше и милее… Забрал малыша и поселил в своем доме. Клык, оказавшийся, как все доги, пофигистом, тут же проникся к «коврику» пламенной любовью — улегся на него, нежно жуя краешек, чем ввел смеркута в эстетический экстаз, что, впрочем, понятно: ещё ни одно существо не привечало его с таким пылом.

Ровер-Блэк, не понаслышке знавший темных тварей, здорово смутился, видя смеркута в новом свете. Но смущайся не смущайся, а пришлось смириться с нежданным сожителем, потому что больше некуда было податься. Только в доме Хагрида он мог спрятаться от Люпина, пропахнув немытой собакой лесника. Его план, собственно, удался — оборотень его не узнал. Блэка-пса он видел только в волчьем состоянии, а так как с памятью у него в те моменты было туго, то он попросту не помнил, в какую именно собаку превращался однокурсник. Разве что по запаху мог припомнить, но Блэк, как уже сказано, шифровался, замаскировавшись вонью мастифа.

Прошел сентябрь, прополз от луны до луны. Северус сварил волчьелычное снадобье и пошел спаивать его Люпину. Нашел, споил, выждал, пока зелье подействует, и велел убираться в убежище. Так Люпин ещё и оскорбился:

— Ну зачем мне прятаться? Я же выпил.

Северус вынул из кармана серебряный кастет и надел на пальцы.

— Сам пойдешь или приласкать серебришком? — нежно спросил он. Косясь на шипы, Люпин поджал хвост.

— Ладно-ладно, не злись. Сам пойду…

И под грозным конвоем молчаливых дементоров волк был препровожден в убежище под Гремучей ивой. Хранителей снова набилось до отказа, и всю фазу полнолуния мы жили друг у друга на головах, но в тесноте — не в обиде, мы сообща стерегли своих деток.

Прошла дурная фаза луны, и мы вздохнули с облегчением — ну всё, пережили первое полнолуние в обществе оборотня, никто не погиб, и сам волк никого не погрыз.

Из логова Люпин вышел похудевший и больной, два дня отъедался и отсыпался, глотая галлонами восстанавливающие зелья. Которые Северусу пришлось варить персонально для него и бесплатно, мать его!

Я там был. Завис под потолком и смотрел, как волк, по уши залитый антиликантропным, лежит на кровати и трясется в лихорадке. Луна всё же была посильнее зелий: её властные лучи просачивались сквозь доски, которыми были заколочены окна Визжащей хижины, пробирались в глаза оборотню и выцарапывали из него остатки ума. Бурлила кровь, смешанная с зельем, подобно чашам весов перевешивая одно от другого: то волк становился сильнее, рычал и царапал покрывало, то ударная доза зелья оглушала волка, заставляя его скулить и ежиться, когда он вспоминал, что он Люпин.

В эти напряжные моменты я смотрел на глубокие борозды-царапины в стенах, оставленные Люпином-волчонком в студенческие годы. Следы когтей пересекали глубоко процарапанные дубовые доски, лежали возле кровати обломки кресла, спинка которого была перекушена бешеными челюстями. В полу — проломы, образованные от ударов ног, ощетинившиеся осколки досок прогнили и почернели от времени. Н-да… если это всё он проделывал ребёнком, то что же он способен натворить сейчас — взрослым и сильным зверем? Представить страшно…

Октябрь был для нас немного легче — мы видели волчелычное зелье в действии и знали, что оно не подведет, только бы Люпин держался, принимал его молча и покорно, загнав подальше свою уязвленную гордость. А то ведь знаю таких бунтарей: до поры до времени принимают лекарства, а потом раз — и в полный отказ, не хочу, мол, унижаться! И поди угадай, что послужит толчком к этому. Это может быть что угодно, даже банальная обида, типа надоело, ну что вы ко мне, как к прокаженному, относитесь, а?!

Вот только как профессор Люпин был крайне неудобен. Лучше бы его пригласили литературу преподавать… Учебным пособиям при нем было очень неуютно — темная половина его сущности давила и душила своей злобой, пугая нормальных созданий и ещё больше озлобляя злобных, вроде того же боггарта, который с каждым уроком (факультетов-то четыре!) становился всё хуже и хуже, пока наконец не озверел настолько, что во время урока набросился на самого профессора, превратившись в огромную — в полнеба! — кроваво-красную луну. Она, винно-багровая, жутким куполом так нависла над головами, что даже самым смелым стало страшно — а ну как настоящая, ка-а-ак раздавит! Пуффендуйцу Эрни Макмиллану пришлось загородить собой Люпина и принять боггарта на себя — дождаться реакции и добить ридикулусом. Да и то заклинание не сразу сработало, а только с пятой команды: в присутствии оборотня боггарт стал сильнее…

Мы это заметили и занервничали — приближался Хэллоуин, и один черт ведает, как это повлияет на Грани миров мертвых и живых. Вот чего Дамблдору не икалось спокойно на жопе? Какого хрена он Зверя призвал на службу??? Хэллоуинская луна… да хуже бедствия не придумаешь!

В этом году она обещала быть красной. Зловещей. А в школе — оборотень! Так что, начиная с третьей недели октября, в Хогвартсе стали собираться мракоборцы и родители, вооруженные до зубов серебром и цепями. С учетом взрослых прибавилось и Хранителей, стояли мы на сей раз кучно, дыша в затылок и наступая на пятки. А тут и дементоры заставили всех удивиться — они призвали Патронусов! Стаи ярких, серебристых и теплых зверей заструились над нами, готовые отразить всё темное и дурное.

Ну ладно, при таком собрании и праздновать веселее: началась подготовка к торжествам, открыли квиддичный игровой сезон, в котором наконец-то выиграл Пуффендуй, переиграв новенькую — Джинни. Третьекурсники получили ещё один приятный бонус — поход в Хогсмид, где оттянулись на полную катушку, потратив все свои сбережения, припасенные как раз для прогулки по волшебной деревне.

Мы с дементорами и Патронусами парили по школьной и околошкольной территории, следя за двумя объектами сразу — за растущей кровавой луной и Люпином.

Полнолуние — слава те, господи! — настало на день раньше Хэллоуина — тридцатого октября. Грани миров открылись уже со взрослой убывающей луной. Зло Люпина никого не коснулось. Однако как много зависит от такой малости… Пронесло, короче. И наступивший Хэллоуин все праздновали с полным ощущением победы и облегчения — всё позади, ничего плохого не случилось, живем дальше!

Но терпение у людей тоже дозрело — Дамблдора уволили сразу после праздника, с чувством и от всей души пнув его под тощий стариковский зад. Ибо достал до печенок своей самонадеянностью… Оборотень ему, видите ли, сын родной! Мадам Стебль заняла его место и сразу же распорядилась разослать объявления насчет вакансии преподавателя на пост профессора Защиты — Люпина до конца года она терпеть не собиралась.

С приходом холодов с лица Гарри сошли прыщи, не то морозов испугались, не то баланс витаминов в организме парня восстановился. Настроение мальчишки улучшилось, он повеселел, стал таким же милым, как и в десять лет. Со мной, по крайней мере, перестал цапаться. Хотя я тоже ему спуску не давал — язвил и ерничал, все его младенческие закидоны припомнил. Даже прозвище его детское вспомнил — Мальчик-Катастрофа. Это сбивало с него подростковую спесь, он смущался, краснел и извинялся.

Ну, в общем, помирились мы, снова стали лучшими друзьями. Да и так ближе меня у Гарри никого и нет, в Хогвартсе, я хочу сказать — дома-то у него дядя с тётей и Дадли есть. А в этом году он и вовсе один остался бы без Сэнди, одна Букля рядом, но она сова, так что…

Настал мокрый ноябрь. Дожди лили дни напролет, заливая долины вокруг Хогвартса и превращая их в непроходимые болота. В самом Хогвартсе, несмотря на это, царила непринужденная атмосфера: старый замок словно ожил, заметно помолодел, мы со студентами начали замечать, как он обновляется — исчезли трещины и сколы в камнях кладки, стены посветлели и стали как бы ярче, моложе. Новые директора, Помона Стебль и Северус Снейп, догадались сделать привязку на магии, благодаря чему замок их почувствовал, услышал и настроился на обновление, почуяв приток магий от ДВУХ директоров, один из которых был очень молодым, а это такая огромная радость для пожившего старика. И пусть он замок, всё равно…

Ноябрьское полнолуние ожидалось в понедельник двадцать девятого числа, так что ребята спокойно учились, постигая магию Патронусов, которых им любезно предоставили дементоры. Оказывается, Патронусы — это Защитники Уснувших душ. Ангелы-прародители. Кто-то умер очень давно, ушел за Грань, а душа-то бессмертна, она продолжает жить… И вот когда-то очень давно, в начале времен, можно сказать, кому-то угрожала опасность от свирепого смертофалда, и этот кто-то с отчаяния воззвал за помощью к предкам. Его услышали и пришли помочь. Так на свет появился первый Патронус, он же Защитник, не поглощенная дементором душа, а вместе с ним родилось и заклинание Патронуса. Ненужное вообще-то, Защитники иногда сами приходят, как ангелы и мы, Хранители. Этим, пожалуй, объяснилась причина, по которой Патронусы не всем даются… в смысле, не все способны вызвать полноценного телесного Патронуса, он просто не у всех есть.