Где ты, Балто?

Часть 6. Спокойно-суматошный год перед Хогвартсом

Десятый год потек довольно умиротворенно — Гарри стал невероятно покладистым и ласковым ребёнком. После того, как я сказал ему, что Дурсли на самом деле его любят и в то же время опасаются его магических взбрыков, Гарри умерил свои эмоции, стал крайне осторожен с родственниками.

Мне он напоминал конюха, работающего с очень нервными лошадьми… В присутствии дяди и тёти он становился прямо шелковым: тихо и приветливо разговаривал, со всем соглашался, во всем помогал, с полунамека оценив ту или иную ситуацию. Если раньше его просили в чем-то помочь, то теперь Гарри сам следил за тем, не нужна ли кому его помощь?

Разумеется, это всё вскоре сказалось: Петунья оттаяла и умиленно улыбалась мальчику, Вернон начал добродушно ворчать и перестал скупиться на грубоватые похвалы. Даже рискнул на ласковые затрещины, как Дадлику, в порыве чувств, так сказать. Отчего Гарри чувствовал себя совсем дома и совершенно родным!

Ведь характер-то у Вернона был далеко не сахар, в силу своего взрывного норова ему иногда надо и поорать, и кулаком по столу грохнуть, чтоб душу отвести. А тут пацан, который при каждом рыке вызывает наводнение или пожар, и ему, человеку со сложным темпераментом, приходилось сдерживаться, а это не всегда есть хорошо.

И я расслабился. Успокоился окончательно, видя, что жизнь в семье полностью устаканилась и неспешно покатилась по ровной, хорошо проложенной колее. Этот год я провел у себя дома. Целый чудный год без колокольчиков! Без их тревожного и кошмарного звона. И у меня наконец-то появилось время понаблюдать и поближе узнать Хранителей-одногодков.

Самым проблемным, похоже, был Аркон, опекающий какого-то мелкого аристократика: что ни день, так звон-перезвон на всю округу. С раздраженным воплем «да чтоб тебя, Драко!» он исчезал на несколько дней, чтобы, вернувшись, начать жаловаться всем, кто его слышит, о том, как он спасал Драко от утопления, удушения, укола о веретено, от укуса цапня, на яд которого у него аллергия, от остановки дыхания во сне… Клянусь Гленом, нам порой становилось жалко этого юного гваделора, которому достался столь проблемный подопечный. Он и родился-то с трудом. Младенец Драко при рождении не задышал, и акушеру понадобилось прочистить ему легкие, чтобы продолжился и без того слабый род Малфоев. Аркону пришлось стать взрослым с рождения, как и Аркане, Хранительнице Нарциссы. У него, можно сказать, появилась настоящая мама, которой он помогал опекать их общего отпрыска — Драко.

Ещё одной примечательной личностью была лагуна по имени Гегемония, совершенно кошмарная девчонка, полностью отвечающая своему имени, такая же строгая и начальственная предводительница. Хранительница генерала, не иначе… Как начнет командовать и всех строить, все так и разбегались, заслышав её менторский глас. Подопечному её помощь понадобилась лишь на восьмом году жизни, и Гегемония была уже почти взрослой, как и Луна. Как зовут её опекаемую, никто, впрочем, так и не рискнул спросить, но я подозревал, что в будущем мы с ней ещё столкнемся, и не раз.

Хотя мы и сейчас старались держаться вместе, чувствуя нечто общее в нас, вернее, в наших подопечных — они все были волшебниками. Потом к нам четверым присоединился Расмус, тихоня-гваделор, Хранитель Невилла. За год наша компания сошлась тесно, мы стали очень дружны — две лагуны, лагун и два крылатых гваделора. И мы надеялись, что дружными станут и наши опекаемые, хотя здесь были большие такие сомнения: как-то сложно было представить, что такие разные дети смогут сойтись и подружиться, особенно с девочкой Луны, она на целый год всех нас младше. Да и сословия оставляли желать лучшего: Гарри — сирота, Невилл и Драко из семей потомственных аристократов, а девочки… ну, с ними тоже пока не всё было ясно.

Это был, пожалуй, самый спокойный для нас год, лишь изредка звякали колокольчики, срывая с места того-другого. Колокольчики Этелефы молчали, и я однажды не выдержал, спросил его о Северусе.

— Как дела у твоего подопечного?

— О, хорошо-о-о, — сладко заулыбался тот, хищно скалясь. — Добился всех своих поставленных целей: прижал к ногтю Дамблдора и пролез-таки в деканы. Теперь он опекун целого факультета Слизерин. И я рад за него, Хранители-то не у всех действуют, многим детям нужна и физическая поддержка, а не только защита Хранителей. А Северус свое дело знает, сам учился на Слизерине и помнит, какие порядки надо установить, чтобы его змеек не обижали дети с других факультетов.

— А Азкабан? — припомнил я.

— А что Азкабан? — удивился Этелефа. — Стоит себе, не падает, не колышется… Из людей там сейчас только преступники, прочие члены тюремного персонала разбежались, и дементоры там полноправные хозяева. Их, кстати, с подачи Северуса занесли в реестр разумных существ, и они теперь перестали быть бесправными немыми тварями.

— Ребята, — к нам подошел серый лагун. — Кто-нибудь из вас знает, как снять проклятие с собаки? А то у меня и Брайана ничего не получается, мы уже несколько лет пытаемся расколдовать Сириуса Блэка, и никак… Последний в роду остался, а из песьей шкуры не вылазит, стыд-то такой, всё бегает и бегает черной дворнягой…

При упоминании черной дворняги зачесалась моя пятая точка, стало ну очень неуютно. Этелефа с интересом глянул на лагуна.

— А кто он, Сингер? Почему ты к нам подошел?

— Ну, я узнал, что Сириус Блэк — крестный отец Гарри Поттера, а он вроде как твой подопечный… — Сингер вопросительно посмотрел на меня.

— Крестный? — слегка припешил я, подумал и вскипел: — Ах, он крестный?! И всё равно убежал, бросил младенца на произвол судьбы! А ведь сразу после его ухода явился некий негодяй, который взорвал дом, чтобы ребёнка убить. Хорош же он крестный!..

— Погоди… — Этелефа поскреб когтем переносицу. — Это твоя работа, Балто? Это ты его в собачью шкуру засунул?

— Нет, — с наслаждением настучал я. — Он сам в кобеля перекинулся и за крысой погнался, анимаг вшивый, ребёночка маленького бросил одного.

После уточнений и подробностей мое правосудие оценили и одобрили. Правильно я поступил, что заморозил анимага в дворняжьем виде. И крысяру в придачу, потому что он тоже анимагом оказался, предателем Питером Петтигрю.

На зов подошел Брайан, Хранитель Петтигрю, и следующие полчаса мы с удовольствием слушали истории о приключениях пса и крысы. Сперва они грызлись и цапались, будучи непримиримыми врагами. То Блэк крысака за шкирку трясет, мечтая загрызть и забыть, но, увы, вынужденно отпускал, потому что нечего будет предъявлять Министерству Магии и Отделу Тайн. То Пит до собаки докапывается, достает до печенок чисто из вредности. Первые два года жили вместе, сторожа друг друга: Сириус следил за тем, чтобы Пит не сбежал, а Пит хоронился от Блэка, чтоб тот его не съел по забывчивости. Собаки, они такие, ветреные и легко увлекающиеся, запросто поддающиеся инстинктам, утратит память о прошлом, проглотит мелкую крысью тушку и не заметит.

Потом они разделились: Питер внедрился в семью волшебников, втерся к ним в доверие и зажил припеваючи, сумев расположить к себе бесчисленных детей Уизли. А Блэк затесался в пожарную бригаду: спас однажды ребёнка на пожаре и неожиданно стал героем в глазах благодарных людей. Героическую собаку погладили по голове, надели ошейник с медной медалью и записали в штат. На медяшке выгравировали имя пса — Ровер. И номер пожарной части на обратной стороне.

Казалось бы, искупил все грехи, но не для меня, я, если колдую, то колдую намертво, накрепко и навечно. Я ж тогда на эмоциях крикнул, чтоб он жил и сдох как собака, то есть до конца жизни загнал его в лохматую шкуру. А сколько годов ему отпущено, это уже не от меня зависит, но, думаю, проживет долго, если побережется. Так что если б я и хотел, то даже при самом сильном желании не смог бы превратить Сириуса обратно в человека, потому что он сам загнал себя в собачью ипостась, сделав выбор в пользу крысы, при этом предав маленького мальчика, своего беззащитного крестника.

Очень тяжело это было принять Сингеру и Брайану, но после недолгих размышлений всё же согласились с моим правосудием. Ведь настоящий выбор сделан самим Блэком, пусть и в момент помешательства, но он был сделан, и судьба его была тем самым предрешена. Дурные качества и поступки человека зависят от него самого. Человек, в конце концов, отражается в своих поступках, а не наоборот. Да и предатель Петтигрю так или иначе должен ответить за свое преступление, и житие-бытие в крысиной серой шкурке — самое то для полноценного наказания, если не перед судом и человеческими законами, то перед Богом и самим собой — точно.

Итак, это был очень спокойный год для меня, колокольчики ни разу не треньбеньбренькнули за весь полный оборот планеты вокруг Солнца, но где-то приблизительно ко дню рождения Дадли я ощутил некое беспокойство. И хоть призывного звона не было, я всё же перешел Грань. Никому не показываясь, даже Гарри, я стал свидетелем событий, которые не требовали моего вмешательства, но оказались нужными для дальнейшего понимания…

Сначала был случай со змеей в зоопарке. Миссис Фигг, та самая старая сбрендившая кошатница, сломала ногу, и Гарри не смог отсидеться у неё, и поэтому Дурслям пришлось пойти на риск — взять племянника с собой в Лондон, чего они никогда не делали раньше. Ну, правильно вообще-то, с Гарри же вечно что-то несуразное приключается, и лучше бы оно во дворе случилось, а не в центре современного мегаполиса…

Как они ухитрились услышать друг друга — совершенно глухая от природы змея голос мальчика, и Гарри удава сквозь толстое стекло — я не понимаю до сих пор. Но они как-то расслышали, разговорились и впечатлились, особенно сильно обалдел Пирс Полкисс, увидевший, как Гарри и боа-констриктор шипят друг на друга, офигел и настучал, заорав на весь серпентарий:

— Смотрите, Дадли, мистер Дурсль, вы ни за что не поверите, что эта змея вытворяет!!!

Ну, Дадли и подлетел, грубо оттолкнул субтильного кузена, для поддержания своего авторитета в глазах Полкисса, и прилепился к стеклу, которое Гарри с досады растворил. В результате Дадли плюхнулся в искусственное болотце прямо к гостеприимным кольцам удава. К счастью, змея не сочла нужным глотать толстого мальчика, она предпочла, пока нет прозрачной преграды, тихо и мирно удрать, что и проделала, прошипев что-то благодарно-прощальное, проползая мимо Гарри.

Директор зоопарка лично поднес тёте Петунье чашку крепкого сладкого чая и без устали рассыпался в извинениях. Пирс и Дадли были так напуганы, что несли жуткую чушь. Лично Гарри видел, как змея всего лишь стрельнула головой, делая вид, что хочет схватить их за ноги, но когда они уже сидели в машине дяди Вернона, Дадли возбужденно тарахтел, в красках описывая, как огромная анаконда чуть не откусила ему ногу, а Пирс клялся, что она пыталась его задушить. Но самым худшим для Гарри было то, что Пирс наконец успокоился и вдруг произнес:

— А Гарри разговаривал с ней! Ведь так, Гарри?

Дядя Вернон дождался, пока за Пирсом придет его мать, и только потом повернулся к Гарри, которого до этого старался не замечать. Он был так разъярен, что даже говорил с трудом.