Где ты, Балто?

Часть 21. Дементоры ко Дню святого Валентина

Времени оставалось мало. Феникс вот-вот отправится на перерождение, и надо было решить его судьбу. После недолгих размышлений я пришел к выводу, прямо парадоксальному тому, что ожидалось. Феникс целое столетие был одинок в школе, полной детей, будучи насильно привязан к одному крайне жадному человеку — Альбусу Дамблдору. А если возродить его в той же школе, но на глазах у трех сотен студентов, что получится? Правда, сейчас каникулы, и большинство ребят разъехалось по домам, но и тех хватит, чтобы привязать феникса к Хогвартсу. Или его лучше в семью пристроить? К тем же Уизли, например. Так не вопрос, они могут в гости его взять…

Главное, от старикашки его отстегнуть, дедку самому на кладбище пора, ещё сто лет он вряд ли протянет. Почему я так думаю? А потому что вижу — Дамблдор не из долгожителей, он уже сейчас выглядит на свои сто с лишним лет. А ведь Армандо Диппету, что недавно помер, за три сотни перевалило, так он до самой смерти бодрячком выглядел. Шустренько бегал, в отличие от Дамблдора, едва ковыляющей развалины.

Осталось придумать, как феникса из кабинета высвистнуть в обход директора. Идей у меня не было, поэтому я снова обратился к Гарри, а тот — к друзьям. Вопрос дня взбудоражил всех, включая старшекурсников, которые к тому времени прошли всех фантастических тварей и всё знали о фениксах из учебников, энциклопедий и со слов профессора Кеттлберна. Вот их честная реакция:

— В школе находится феникс, готовящийся к перерождению? Интересно, а кому пришла в голову столь гениальная идея так изощрённо спалить школу?

— У меня идея! Звоните в полицию и сообщите, что в школе заложена бомба, вот повеселимся!

— Точно! Давай сову, счас звякну в мракоборческий центр!

А после уточнения подробностей…

— Вот же гад!!! На сто лет запереть птицу и держать её при себе… Это же преступление!

— Да! Он же лишил феникса счастья использовать свои природные способности: исцелять больных и раненых, тушить городские пожары и сжигать заражённые леса, спасать людям жизни, служа им телепортом, и дарить волшебные перья для призыва на помощь! И это далеко не полный список талантов свободного феникса…

— Люди, мне уже страшно — кто у нас директор??? Идиот, диктатор или жадина?!

— Да всё сразу! Жадный идиот, цепляющийся за тайны, и по-диктаторски не желающий ни с кем делиться своим чудом.

— Долой диктатора-а-а-ааа!!!

— Упс… заткните кто-нибудь Монтегю, пока он тут революцию не устроил!

И под последовавший дружный хохот ребята начали обсуждать новую тему-задачу — как стянуть из кабинета директора пленённого феникса. Вход в директорскую (диктаторскую!) башню только один — по винтовой лестнице, которую охраняет мраморная статуя горгульи, хотя с этим как раз проблем не было… За шесть-семь лет старшекурсники обычно уже знали основные пристрастия Дамблдора, и подобрать пароль к горгулье не составило особого труда, да и много ли сладостей в мире волшебников? Тараканий ус, клубничное варенье, лимонный шербет, малиновый джем — вот наиболее часто используемые пароли, коими директор кодировал свой замочек.

Я безвылазно сидел в кабинете уже который день, подкарауливая момент самосожжения, и вот в третий вечер умирающий феникс дал ясно понять, что он готов. Я тут же переместился к Гарри, а Рэсси, поймав мой сигнал, наслал на Дамблдора несварение — единственный на тот момент способ заставить его покинуть башню. Получив отмашку от меня, Гарри и близнецы Уизли прибежали в коридор и спрятались в нише, накрывшись для полной гарантии мантией-невидимкой Поттера.

С легким шорохом отъехала горгулья, из-за неё вышел Дамблдор, ежась и поджимая ягодицы, он заторопился в ближайший туалет. Пароли не пригодились — Дамблдор так спешил, что не удосужился закрыть за собой дверь. Ребята восхищенно уставились на отодвинутую и забытую статую, переглянулись и дружно рванули в проход. Взлетев по винтовушке, Гарри и Фред с Джорджем ворвались в самый странный кабинет — это была круглая, просторная комната, полная еле слышных шорохов, поскрипываний, постукиваний и прочих любопытных звуков. Множество таинственных серебряных штучек стояло на вращающихся столах — они жужжали и пыхали, выпуская небольшие клубы и спиральки разноцветного дыма. Стены увешаны портретами прежних директоров и директрис, которые мирно дремали в тяжелых золоченых рамах. В центре на подиуме стоял громадный письменный стол на когтистых лапах, а за ним на полке — потертая, латаная-перелатанная Волшебная Шляпа.

А объект и цель нашего вторжения находился за дверью на жердочке, унылый и сгорбленный, похожий на престарелого гоацина, потому что «ну столько не живут!». Для переноски птиц обычно используют корзину, ящик или мешок, но для феникса-перестарка близнецы прихватили носилки, сложенные и спрятанные под мантию. Их сейчас и достал Фред, расправил и оценивающе глянул на каплуна, прикидывая, как бы половчей его уложить и унести, и при этом не растрясти из него остатки жизни. Казалось — он вот-вот скончается.

— Ну, приступим? — с сомнением произнес Джордж, которого обуревали те же тревоги. Братья подставили носилки, Гарри отстегнул цепочку с кольца, а потом и само колечко развинтил и разомкнул, снимая его с ноги — если уж выпускать на свободу, то выпускать полностью, без рабских штучек — после чего осторожно подпихнул феникса под гузку. Сдавленно квохтнув, тот умирающим лебедем свалился на подставленные носилки, трагично и мультяшно задрав к потолку одну лапку и поджав к груди другую.

Я не поверил и подозрительно заглянул ему в прищуренный черный глаз — в нем явственно плясали чертики. Ага, румбу… Вот шельмец!.. И так-то на ладан дышит, а юмору по маковку, понимает он, куда и для чего его крадут. Нашел время — веселиться на смертном одре. Юморист хренов…

Не подозревая о праздничном настроении феникса, Фред и Джордж с предельной осторожностью снесли носилки по лестнице и так же аккуратно доставили в Большой зал, где собрались все те, кто не уехал на рождественские каникулы. В частности старшекурсники, которые готовились к экзаменам. Гарри на Рождество тоже остался в школе, так как Дурсли написали, что приехала Мардж и ему лучше побыть в Хогвартсе.

Прежде чем покинуть кабинет, Гарри с презрением оглядел круглую комнату и скептически изрек:

— Н-да, самомнения у директора прямо хоть одалживай — имитирует под президента и даже за столом желает быть выше всех, — в подтверждение своих слов Гарри кивнул на подиум. Высказав свое веское «фе!», мальчишка ускакал вслед за близнецами, я же обозрел кабинет новым взглядом. И правда! Прав паренёк, ох как прав… Директор-то у нас того, с завышенным ЧСВ. Хмыкнув и обдав Дамблдора заочно десятифутовым презрением, я заторопился за мальчиком.

В Большом зале всё было готово для погребального костра — воодушевленные студенты, стремясь угодить пленной птице, порубили одну из пихт, оставшуюся с Рождества. Дрова сложили в каре, поверх навалили душистые мохнатые ветви, в которых поблескивали обрывки мишуры. И в это зеленое гнездо бережно уложили принесенного феникса, присовокупив запасенные кем-то благовония: ароматные свечи, корицу, сандал, всё это вкупе с пихтовой смолой источало такие тонкие-вонькие фимиамы, что феникс едва не воспарил к небесам прямо с носилок — таких похорон он точно не ожидал! Но вот его уложили в погребальное гнездышко, после чего студенты с почтением встали полукругом вокруг кострища и приготовились к преданному и долгому бдению.

Долго ждать им, впрочем, не пришлось — всего через минуту благодарный феникс воспламенился. Вспыхнул и превратился в пылающий шар, который оказался совсем неопасным, лёгким, а само возгорание было быстрым, мимолетным, как промелькнувшая мысль. Он сгорел на свободе и на воле же возродился, не из пепла, как ожидалось, а из чистого, благоухающего смолой пламени. И не птенцом, голым, беспомощным цыпленком, а подростком, стройным, сильным и полностью готовым к жизни на воле! Ни малейшего признака не осталось в нем от старого горбатого гоацина. Вместо красного, тускло-винного, его оперение приобрело оттенок золота, отчего-то он стал рыжим, как близнецы Уизли. Рыжим, как огонь. Взгляд ясный, открытый и веселый, смотрит кокетливо — то одним, то другим глазком, по-ястребиному вертя головкой со смешным хохолком.

Молодой и совершенно счастливый феникс хлопнул крыльями и издал громкий ликующий крик, радостно приветствуя новую жизнь. Новую и свободную, он больше не был рабом. Снова всплеснул крылами освобожденный феникс, вспорхнув, по спирали пролетел к высоким сводам, к невидимым в вышине балкам, и скрылся, спрятавшись ото всех, но сам он с верхотуры будет видеть всё.

Студенты весело переглянулись и, не сговариваясь, дружным Эванеско и Тергео убрали остатки костра. Потом Люциан Боул сверкнул глазами.

— И помните: директору — ни ползвука, мы ничего не видели и не слышали!

Ребята согласно кивнули — ясен пень, никто никому не скажет.

— Он стал таким красивым! — восхищенно сказала Полумна. — Как думаете, ему понравится имя Листопад? Когда он взлетел, то был так похож на осенние листья, поднятые ветром…

Ответил ей сам феникс, одобрительно свистнув с невидимой балки. Гарри махнул рукой, привлекая внимание девочки, и жестами показал ей, что птице очень нравится имя. Ну, как по-моему, Листопад всяко лучше, чем невнятное Фоукс, невесть что означающее. С этими мыслями я вернулся в кабинет директора, наколдовал на подносике кучку холодного пустого пепла, кинул сверху цепочку с колечком и стал ждать Дамблдора, нипочем не желая упускать возможность увидеть его реакцию.

Вошел старик через полчаса, глянул на насест, да так и замер, примороженный к месту ужасом. Как так, опоздал? Метнувшись к жердочке, чуть ли не носом врылся в пепел, надеясь, что хотя бы к птенцу он успел… Увы и нет. В пепле не зародилась новая жизнь — каким-то непостижимым образом любимый феникс сгорел с концами.

Ну надо же, он всё-таки был любимым, ну да, лошадь тоже любят, так любят, что заматывают её в сотни ремешков и сковывают её тысячью и одним приспособлением для усмирения, чтоб любимая тварь не лягалась, не кусалась и не сбрасывала наездника, которого она почему-то воспринимает как насильника…

Когда Дамблдор зарыдал, я было встревожился — а ну как кондрашка хватит с горя? — но, прислушавшись, успокоился — слезы были крокодильими.

— Фоукс! Солнышко мое, как же так?! Где же я теперь перышки для волшебных палочек достану, как я теперь телепортироваться буду без тебя?..

Фу ты… я облегченно утер пот со лба — не по другу дед стенает, а по тому, чем полезный питомец его снабжал. Ну, значит, мы правильно сделали, что освободили каплуна.

Январь прошел без особых драм. Студенты, вернувшиеся с каникул, были тут же посвящены в тайну верхнего соглядателя и его появления, и теперь Дамблдор, которому, конечно же, ничего не сказали, с недоумением поглядывал на хихикающих детей, которые внезапно воспылали любовью к волшебному потолку Большого зала, почему-то они его полюбили, стали куда чаще рассматривать звезды и облака под стропилами.