Сказки Бурого Медведя

— Это мои деньги! И ты их не получишь! — съёжилась под взглядом мужа Домокла. — Ты только и можешь, что издеваться над слабой женщиной!

— А что мне ещё остаётся, если ты даже не понимаешь, что без этих денег нам обоим конец? Как мне считать тебя женой, если ты делишь всё на твоё и чужое, а не воспринимаешь его как наше? Если у тебя вообще нет понятия семьи?

Батюшка твой великий? Дурак я, что слушал его! Дурак, что отца убил, вечное проклятье на себя наложив! Дурак, что дружину верную предал и теперь за меня даже встать некому! Дурак, что народ свой разорил да на поживу чужакам отдал! Он говорил, что в золоте сила? Где она? Ещё немного, и не я, а наёмники и инородцы тебя о том золоте пытать станут, и поверь мне, они это будут делать совсем по-другому.

Домокла всё больше сжималась и съёживалась, но в глазах её не было понимания. Она была чужая. Совсем чужая, и Лиходол это понял сейчас очень ясно.

— Сколько тебе нужно? — слегка дрожащим голосом спросила женщина.

— Пять тысяч золотых монет, что просят степняки, и три тысячи греческим наёмникам.

— А ты можешь расплатиться землями и угодьями?

— Они и так всё под себя подгребли, и силы, чтобы помешать им, у меня нет. Благодаря твоему батюшке! Зато алчность их возросла непомерно, и не думаю, что получив своё золото, они успокоятся. Теперь одна надежда, на Деметрия и его посольство к князю Водимиру.

— Я подумаю, сколько смогу дать тебе денег, — бросив на мужа колючий взгляд, проговорила Домокла. — Мне надо несколько дней. Посольство должно скоро вернуться, и тогда всё окончательно прояснится.

— Только не думай слишком долго, времени у нас мало.

— Пару седмиц потерпишь. И не тревожь меня в это время! — огрызнулась Домокла.

Запершись в своих покоях, она велела никого туда не впускать, кроме тех, кого сама позовёт. Только её рабыня сновала туда-сюда, принося то поесть, то попить, то приводя нужных Домокле людей. Первым из вызванных был Павлоний, который вернулся полтора месяца назад, но так и не смог толком объяснить, где всё это время пропадал. Говорил лишь про какое-то колдовство. Надо сказать, что после возвращения он вообще стал мало говорить, всё больше помалкивал и хмурился. Выйдя из покоев Домоклы, он уже через малое время оседлал коня, взял заводного и отправился из города.

Потом приходили греки, Прядотин сын Перепут и даже Ферофан, командир греческого отряда, присланного Варлонием для переворота в Речном и поддержки в последующей войне со Старым и Лесным. Лиходол не вмешивался и на следующий день уехал с телохранителями в Старое к войску. Скоро грязь совсем замёрзнет, дороги станут проходимыми, и пока много снега не навалило, можно двигать армию на Лесное. А армия всё больше и больше выходит из повиновения. Степняки во главе с ханом Чербеем стоят особняком, греки тоже, а своих воинов у князя и нет почти, так, сброд разный, и сейчас даже непонятно — пойдут ли они за Лиходолом? Самозванный князь думал, что будут инородцы друг с другом грызться, а он судить их будет, как Карилис задумал, но те с княжьей властью уже почти не считались, а все дела решали меж собой, благо пока ничего серьёзного не было. Время застыло, как зверь, готовый к прыжку, и вот-вот ринется, стремительно сминая спокойную жизнь.

Павлоний торопил коней в северную столицу, как мог, и повстречал возвращающееся посольство Деметрия уже через три дня пути. За этим его Домокла и посылала. Путники остановились, поздоровались.

— Хорошо, что ты объявился, Павлоний! Твоя помощь очень понадобится!

— Чем я могу помочь почтенному Деметрию? — поклонился Павлоний.

— Князь не внял нашему предложению и пойдёт на помощь этим болотным варварам. Представляешь, я раскрыл ему хорошие возможности расширить княжество, а он все сидел и хмурился. Я обещал ему земли в Речном и часть земель, которыми сейчас владеют лесные. Я обещал ему в долг золота на снаряжение армии, и он вроде задумался, но потом велел привести посольство лесных и беглых рабов из Речного, и они представили князю какого-то раба, который якобы удрал с нашего корабля! Это грязное существо рассказало, как мы отобрали у него корабль, а потом эти речные голодранцы рассказали, как мы забрали у них город и их землю.

— А князь что?

— Князь… Этот варвар, вовсе не понимающий своей выгоды, велел нам убираться, а своим велел собирать войско, чтобы помочь дружественному народу. Я знаю, что в его дружине не все так думают, и без князя поход может не состояться или отложится на некоторое время. И это время мы должны использовать, чтобы взять Лесное.

— А что может случиться с князем?

— А вот ты, Павлоний, это и придумаешь! Он же ведь может упасть с коня и сломать шею или не проснуться утром. Жизнь хрупкая штука.

— Что мне за эту услугу будет?

— А что ты хочешь?

— Свободу.

— Я поговорю с твоей госпожой Домоклой.

— Домокла слишком жадна для этого.

— Тогда я дам тебе в долг денег, и ты выкупишься.

— А потом за долги ты снова сделаешь меня рабом, только уже своим, — усмехнулся Павлоний. — И зачем я вернулся? Ладно, клянись, что поговоришь с госпожой Домоклой!

— Клянусь! Раньше ты не хотел на свободу, что с тобой случилось?

— Повзрослел, — пробурчал Павлоний, и тронув коня, двинулся к столице князя Водимира.

Княжье войско он встретил уже через двое суток. Князь Водимир не тянул волокиту, а быстро делал обещанное дело. Сказано — идём на помощь, значит идём. Сказавшись гонцом по важному делу, Павлоний узнал, где находится князь, и уже через малое время стоял перед Водимиром. Князь на пригорке в сопровождении троих конных бояр сидел на походном коне, осматривая своё войско.

— Чего ты хотел? — спросил князь спешившегося гонца.

— Моё дело не для многих ушей, князь, пусть останутся только те, кому ты как себе доверяешь.

— Здесь три моих побратима, поэтому можешь говорить смело. Подойди ближе.

Павлоний подошёл почти к самой морде княжьего коня и сложил всё оружие, которое у него было, себе под ноги. Князь, хмурясь, наблюдал за ним.

— Что-то я не слышал о подобных обычаях в вашей земле, — хмыкнул Водимир.

— Я тоже, князь, — поднял голову Павлоний. — Просто то, что я сейчас скажу, будет неожиданно. Воины же на неожиданность отвечают ударом меча, а уж потом смотрят, что это было. Может хоть так меня не убьют сразу.

— Хм, — хмыкнул Водимир. — Что ж, говори свою неожиданность.

— Меня послали убить тебя, князь, — глядя Водимиру прямо в глаза, проговорил Павлоний. Это был первый раз, когда он смог смотреть в глаза благородному человеку. Он не шевелился, не шевелились и всадники, хотя было видно, что готовы предупредить любое его движение, да и князь не промах, а лучший из всех. Его убить не так просто, как может показаться. — Но я пришёл сказать, что не буду этого делать.

— Почему? — жёстко проговорил князь.

— Я долго пробыл рабом у Карилиса и даже не представлял, зачем мне свобода? Но побывав в плену у волшебницы Яги, да ещё в собачьей шкуре, я это узнал. Странно, — Павлоний улыбнулся, — в собачьей шкуре я почувствовал себя самим собой и понял, что раньше был всего лишь орудием хозяина. Его рукой, ногой… хотя нет, когда рука болит, её лечат, а меня не лечили, когда я бывал ранен или болен. Я скорее был костылём, который выбрасывают, когда он сломается. Одно слово — раб. И именно Яга и те ребята-волки, да маленькая девчонка-кошка, что были с ней, научили меня быть собой. Не уча, а просто живя свободными. С ними я понял, что свобода бывает внутри человека, а не даётся кем-то.

Убить тебя означает отсрочить ваш поход и дать время Деметрию и Лиходолу взять Лесное. Может быть, мне дадут за это свободу. А я не хочу, чтобы мне её кто-то давал! Она уже во мне! И я не хочу, чтобы люди, научившие меня свободе, исчезли. Они ведь скорее погибнут, чем покорятся. А сделав свой выбор, я сам стал свободным! И умру свободным!

— Свобода — это всего лишь возможность выбора, — сверля глазами Павлония, ответил князь. — Если ты знаешь свой путь и у тебя есть воля идти по нему, то свобода полезна. А если не знаешь пути, если ты безпутен, то свобода погубит тебя. Ты знаешь свой путь?

— Теперь знаю, князь.

— Чего ты хотел, когда признавался, что послан убить меня? На что надеялся? Какой награды ждал?

— Убить тебя не так просто, князь, — усмехнулся Павлоний. — Остаться в живых — уже награда. А тут я ещё и свободу обрёл. Какие ещё могут быть желания? Но дело не в том, что я хотел, а в том, что хотели избавиться от тебя. Подло избавиться, так же, как избавились от Горобоя. Мне противно с ними, князь. Будто грязью вымазывают.

— А вот тут ты прав. На словах ковры стелют, а в душе грязью мажут. Потому и не поддался я на их посулы. Забрав корабль, потом город, они и на моё княжество нацелились. Потому я лучше лесным помогу. Они честны и помощь мне всегда оказывали. Настал мой черёд им помочь, заодно и от своего княжества беду отвести. Что ты будешь дальше делать?

— Карилис убит, большая голова у сего змея отрублена. Но другие головы пасти свои разевают, ядом вокруг брызжут. Хочу вырвать у них тот яд, а потом видно будет.

— Какая помощь тебе нужна?

— Нужно, чтобы пошёл слух, будто ты умер и у вас в войске смута. Останови войско на три дня и притворись мёртвым, а потом скачите во весь опор к Речному. Клянусь, вы возьмёте его почти без сопротивления, потому что к тому времени я вырву их ядовитые зубы.

— Есть и у нас некоторые, кто давно о смерти твоей, княже, втайне мечтает, — усмехнулся один из бояр. — Вот и их заодно проверим да людишек ихних выявим.

— Посмотри мне в глаза, грек, — буравя Павлония взглядом, велел князь.

Павлоний посмотрел. Просто посмотрел, раскрыв свои глаза и не сопротивляясь взгляду князя.

— Я верю тебе, Павлоний, — после долгой паузы сказал князь. — Я остановлю войско за два перехода до Речного и притворюсь, что убит. Не выходить три дня из шатра — не такое великое дело. Вот только нападу я тогда, когда почувствую, что время пришло. Мои люди есть в городе, и они сообщат мне всё, что там происходит. Поэтому делай своё дело.

— Я не называл тебе своего имени, князь, — удивлённо промолвил Павлоний. — Как ты узнал его?

— Ты раскрыл себя, а я увидел. Князь — это не только мечом махать, а ещё и людей видеть да вести за собой. Забирай оружие, таись где хочешь эти три дня. Утром четвёртого услышишь в лагере смуту и беги в город. Вести разлетятся быстро.

Князь сдержал слово. Утром, когда до Речного оставалось два дня пути, в лагере раздался шум, крики: «Князя убили! Измена!» Павлоний некоторое время прислушивался, потом вскочил на коня, бросился подальше от лагеря, и выехав на дорогу, двинулся в сторону города. Делать тут больше было нечего, да и находиться рядом с лагерем опасно. Уже в ближайшее время прочешут всю округу, и если найдут кого постороннего, то ему мало не покажется.

Прибыв в Речное, где вовсю шла подготовка к осаде, Павлоний сразу бросился к Деметрию, и узнав, что тот у Домоклы, отправился к хозяйке. Его тут же пропустили в её покои.

— Ну? Сделал? — вскочил со своего кресла Деметрий, а Домокла подалась вперёд.

— Как я мог вернуться, не выполнив приказа? — развёл руками Павлоний. — Князь мёртв. Я не стал дожидаться, пока поднимется шум, и со всей возможной скоростью прискакал сюда.