Сказки Бурого Медведя

— Ты сделал всё как надо, — потянулась всем телом Домокла, видимо давно они с Деметрием обсуждали важные дела, — но теперь нужно сделать ещё кое-что. После этого ты получишь свободу, как и хотел, да ещё изрядное количество золота на обустройство.

— Что нужно сделать?

— Проводить нас в столицу, — уставилась на него Домокла. Помня, как князь прочитал в нём как в свитке всё что нужно, Павлоний отвёл глаза, что не было чем-то новым. Он никогда не смотрел в глаза хозяевам. — И если потребуется, защитить в дороге меня и груз.

— Какой груз?

— Золото. Тут стало опасно, да и хороших прибылей больше не предвидится. На север нам дорога теперь закрыта, а тут мы уже всё высосали. Местные же пусть сами разбираются да кладут головы за родную землю. Есть много других богатых земель, где можно развернуться. Ты ловкий человек и будешь нам полезен. Будешь получать свою долю. Корабль готов, сегодня ночью грузим его и рано утром уходим.

— А как же твой муж? Он согласился идти с нами?

— Моим мужем он никогда не был. Он был нужен только для того, чтобы взять власть. Глупый варвар возомнил себя гегемоном, вот пусть теперь и воюет с тем сбродом, который набрал среди разного отрепья. Надеюсь, он недолго проживёт.

— Я пойду с вами, — кивнул Павлоний.

Ночью он стоял у пристани и наблюдал, как грузят ящики. Грузчики ругались, мол, тяжёлые, но заплачено было хорошо, и они старались. Павлоний даже представить не мог, что их будет так много! Здесь был результат целенаправленного многолетнего грабежа целого народа! Боль, страдания, голод и несчастья тысяч людей! Но нужно было стоять и считать ящики. И он считал. Считал, понимая, что это золото попадёт в другую страну и будет использовано для разорения другого народа, принеся ещё большие беды.

Восток уже светлеет, холодная осенняя вода струится возле борта корабля, уже скоро река начнёт покрываться ледяной коркой и проплыть по ней станет невозможно. Последний ящик погружен в бездонный трюм, туда же поместили ненужные в походе вещи Домоклы. Закрытые носилки доставили и её саму с верной рабыней. Прибыл Деметрий. Павлоний спустился в трюм и встал у двери, за которой лежало золото. Корабль плавно отошёл от берега.

По прибытии в войско Лиходол развёл кипучую деятельность. Он говорил с Чербеем, с командирами греческих наёмников, ибо сам Ферофан был в Речном с Домоклой. Он гонял свои небольшие полки до посинения, выспрашивал, что смогли узнать о лесных тропах и засеках, гонял купцов, которые взялись обеспечивать армию припасами и драли с воинов непомерную цену на продукты. Это продолжалось до тех пор, пока ему не доложили, что лесное войско подошло к опушке, а северный князь Водимир движется к Речному, чтобы взять город на щит. Он не знал, радоваться этому или грустить. Лесные наконец пришли биться, и если битва состоится в ближайшие дни, а Деметрий продержится в городе пару недель, то победив лесных, ещё можно успеть сразиться с Водимиром и отстоять княжество. В том, что победа с лесными будет на его стороне, Лиходол не сомневался, большие опасения вызывал северный князь.

На следующий день пришла весть, что лесные вышли из леса, и разметав посты и малые отряды княжеского войска, сторожащие границу, двинулись к Старому. Их было немного, но появлялись они неожиданно, громили всех, не давая опомниться, и тут же исчезали как призраки. Лиходол собрал командиров на военный совет и попробовал втолковать им, что дело серьёзное, но те, помня, с какой лёгкостью было захвачено Старое, лишь смеялись да махали руками, говоря, что разметут врага, как сухую листву. Тем не менее, после совета собрали воинов и повели навстречу лесному войску.

Войска встретились к вечеру на поле в дне пути от Старого. С одной стороны его прорезал глубокий овраг, с другой стеной стоял густой лес, и непонятно было, всё ли войско вывели лесные или часть его прячется среди деревьев. Лиходол долго рассматривал позиции, под смех и зубоскальство степняков облазил овраг, проехался по лесу, и едва не попав в засаду, уже в темноте вернулся в лагерь, где его поджидал гонец.

— Князь, жена твоя Домокла со старейшиной Деметрием всю ночь грузили на корабль какие-то тяжёлые ящики и утром на том корабле отправились в сторону моря.

Это был конец. Лиходол понял, что его просто бросили на произвол судьбы и никаких денег ему не дадут. Значит, степняки с греками взбунтуются, и независимо оттого, победит его войско или нет, ему всё равно не жить. Выхватив меч, Лиходол с яростью, одним движением, снёс голову гонцу, принёсшему плохую весть, и оглянулся по сторонам — не слышал ли кто эту новость? Нет, рядом никого не было, а воины только сбегались узнать, что произошло.

— Уберите его! — сказал он подбежавшим. — Завтра похороним с другими погибшими.

Развернувшись, он быстро ушёл в свой шатёр и больше не выходил оттуда до самого утра, когда загремели трубы, возвещая о том, что лесные готовятся к битве.

Войска построились друг против друга. Княжескому войску места не хватило, и степняки встали сзади, чтобы в нужный момент броситься догонять бегущих врагов. У оврага встали греки, выстроившись несколькими чёткими линиями и выставив щиты, а у леса нестройными рядами расположилось Лиходолово ополчение. Конная дружина встала за ними, чтобы подгонять нерадивых, коли те начнут пятиться. Лесных же наоборот было настолько мало, что они едва дотянули крылья своего маленького войска от леса до оврага. На что они надеются, было совсем непонятно.

Вот вышел вперёд их воевода Бравута, прокричал вызов на поединок, и Лиходол понял, что это тот самый момент, когда он может разрубить собственноручно завязанный узел, в котором сам и запутался и который душит его всё сильнее и сильнее, готовясь затянуться на шее окончательно. Он тронул своего коня и под неодобрительные выкрики войска выехал на поле.

— Куда ты лезешь, юноша? Сопли подотри! Первый поединок всю битву строит, если проиграешь, назад живым не пустим!

Но Лиходол уже ничего не видел и не слышал, кроме стоящего впереди Бравуты. Подъехав поближе, он спешился, чтобы быть на равных с противником, и осторожным шагом двинулся вперёд. В рядах степняков раздался разочарованный вой, остальные хранили напряжённое молчание.

Вот сошлись! Вот ударили! Секира Бравуты летала как молния, и меч Лиходола уже несколько раз чуть не выскочил из руки! Помог приём, который отец показывал, когда принимаешь бьющее оружие не прямо, а вскользь, отводя и сопровождая в нужную тебе сторону. Но Бравута слишком опытен, чтобы не знать этого, и ни разу не провалился в ударе. Эх, отец, сколько ты мне ещё не показал? Сколькому ещё не научил? Простишь ли? Простят ли люди, которых предал?

В это время все увидели, как секира сверкнула, и разрубив кольчужную бармицу, снесла голову самозванного князя.

— Слава! — раздался дружный крик лесного войска.

В рядах Речных стояла тишина. Проигранный поединок не сулил удачи в битве. Боги ясно показали, чью сторону они держат. Но вот из греческих рядов вышел Ставоний, лучший поединщик во всём их отряде, и двинулся в сторону врага.

— У нас своё войско, и мы не принимаем решения ваших богов! — прокричал он в сторону лесных. — Невелика честь — одолеть мальчишку! Пусть выйдет ещё боец и сразится со мной!

Из лесных вышел Белояр:

— А ты думаешь, у нас больше воинов нет? — прокричал он греку, хоть тот и стоял уже в пяти шагах. — Пусть и твои боги знают, что к нам лучше не соваться!

— У нас не боги, а Бог! — взревел Ставоний и бросился на Белояра.

Видно было, что сошлись стоящие противники. В умении владеть оружием никто не уступал, и некоторое время трудно было разобрать, кто кого одолевает. Но вот грек, изловчившись и чуть не подставив свою шею, выбил меч из руки противника и тут же бросился добивать безоружного. Белояр уходил от ударов, вьюном вился по земле, подскакивал и снова бросался вниз, но всё же в какой-то момент успел выхватить из-за пояса кистень, и навалившись на не ожидающего такого поворота грека, ударил поверх щита. Ставоний подставил щит под бьющую руку, но же лезныи шипастыи шар на цепи, описав дугу, грохнул его по шлему, смяв железо вместе с головой.

— Слава! — снова загремело в рядах лесного войска.

Речные опять стояли безмолвными. Теперь все оглядывались на степняков, вроде как их очередь. Или не выйдут? Нет, выходит кто-то. Выезжает на поединок здоровенный детина на жеребце, покрытом богатой попоной.

— Эй, виходи, кито против мене! Пусть и наши Боги скажут своё слово! Я, Асурбек, докажу, что наши Боги сильнее и удача будет за нами!

В рядах лесных вышла какая-то заминка, то ли возмущение, то ли страх, и степняк, восприняв это по-своему, воздел вверх большое копьё и смеясь прокричал:

— Эй, виходи, не бойси! Я бистро убю! Р-раз, и всё!

А у лесных и правда спор шёл — молодой отрок Волчок рвался в поединок, а его пытались не пустить. Вообще отроков не спрашивали, чего они хотят, но тут коса нашла на камень. Малец учился у самой Яги, отличился в спасении Вещего и утверждал, что победить этого великана ему труда не составит. Зато поражение опытного воина от отрока повергнет врага в панику. На все вопросы, как он это сделает, только мотал головой, говоря, что объяснять некогда, да и долго это. Пытались его силой задержать, да как-то не получилось, так он и вышел на поле да встал перед степняком в одной кожаной рубахе, лишь с сулицей в руках.

— Эй, уберите мальчищьку! Ви софсемь ум потеряль? — закричал изумленный степняк.

— Мало чести сильным воинам с вами, неумехами, силами мериться! — крикнули от лесных.

— Ты младшенького нашего сначала побей! А потом мы уж поглядим, стоит ли кому из нас с тобой биться?

Волчок получил своё имя пару месяцев назад, а Бельчонок остался там, в детстве. Если в битве он проявит себя как воин, то будет ему и воинское посвящение, и настоящее воинское имя. Ввиду скорой войны готовили отроков день и ночь. Вся жизнь — сплошное учение, но для него это было не в тягость, а в радость. Ведь сколько бабкиной науки можно было совместить с воинскими хитростями! Вот он и совмещал. В полную силу применить новые знания, не причинив вреда своим же, он не мог, а вот на враге их опробовать было очень даже интересно.

Асурбек обиделся. Он вышел биться в полную силу, а ему подсовывают мелюзгу. Похоже, это специально, чтобы он отказался, но не на того напали. Решив быстро убить сопляка и всё же сразиться с настоящим воином, он тронул коня, и разгоняя его, нацелил копьё в едва защищенное тело врага, выставленного на убой. Вот он рядом, ничто не может его спасти от неминуемой смерти! Но вдруг мальчишка буквально исчез из глаз, рука с копьём дрогнула, а в голове проскочила мысль, что лесные колдуны выставили против него призрака или дух мёртвого, чтобы посмеяться над ним.

Проскочив десяток шагов и поворачивая жеребца, он оглянулся и увидел по-прежнему стоящего на своём месте противника да почувствовал, как боль прорезала бедро. Мельком глянув вниз, степняк увидел кровь, стекающую в сапог.

Мальчишка держал в руках окровавленное копьецо и улыбался. Эта улыбка вывела Асурбека из себя, он снова пришпорил коня и бросился на врага, но почти с тем же результатом. Разница была только в том, что теперь и вторая нога сильно кровоточила. Решив изменить тактику, он стал приближаться медленно. Мальчишка, всё так же улыбаясь, подобрал с земли камешек, и видимо снова пытаясь разозлить противника, несильно кинул его в степняка. Асурбек понял, что малец не прост, и решил не спешить, а действовать, сохраняя спокойствие. Поэтому он едва двинул щитом, хладнокровно отбивая дразнилку, но удар был такой силы, что показалось, будто резко надвинулась каменная стена.