Лагерь «Зеро»

– Отличная работа, – позже сказала ей Авалон. – Ты очень отзывчивая. Видишь, чего хочет клиент, и подстраиваешься под его потребности.

Со стороны Авалон это был комплимент, но Роза думала иначе. Податливость означала отсутствие определенности, недостаток знаний своей собственной цели. Роза действительно настолько не уверена в том, кто она такая?

Прошел год. Потом еще один. Некоторые клиенты предпочитали, чтобы она была «послушной, как настоящая гейша». Розе следовало отводить взгляд, когда они с ней заговаривали, подавать им чай, стоя на коленях. Умение подстраиваться под вкусы каждого клиента требовало мастерства и терпения, и, хотя некоторые аспекты работы ей нравились, иногда Роза задавалась вопросом: станет ли это смыслом всей ее жизни? Подача напитков. Обслуживание клиентов. Хладнокровное спокойствие за ужином, кивки в тон умопомрачительно скучному разговору про офшоры. Притворство, что она в полном восторге, когда клиент не слезает с нее битый час.

Работа была изнурительной, и, хоть и платили хорошо, Роза часто задумывалась о том, до какой степени она незаменима. Если она вдруг покинет «Петлю», кто-нибудь это заметит или просто тут же наймут другую полуазиатку, чтобы заполнить нишу?

Она редко обсуждала эти вопросы с другими хостес, которые казались вполне довольными работой в «Петле». Многим нравились свобода и деньги. Большинство были просто-напросто благодарны, что у них есть работа. У других на материке остались семьи, которые приходилось поддерживать материально. Но Розе казалось, что эта работа расколола ее душу надвое: одна половина жила работой, а вторая – все еще находилась в поиске.

Частенько, когда она гуляла по выходным в Плавучем городе, Розу мучил вопрос о том, к чему приведут эти поиски. Она надеялась, что к дому – месту, которое она сможет назвать своим. Плавучий город часто считали святилищем. Но святилище подразумевало под собой нравственный императив, что жизнь здесь лучше, благословеннее, чем жизнь, проведенная в другом месте. Никто в Плавучем городе не считал себя религиозным, но само это место стало системой верований, способом оправдать отрыв от материка.

Организация Плавучего города только подчеркивала несоответствие святилищу. Когда Роза прогуливалась по прохладным стеклянным площадям Первого сектора и видела семьи за ужином в ресторанах на вертолетной высоте, она задавалась вопросом: многие ли среди них думали о сверкающем кристалле «Петли» в самом сердце города? Глядя на Розу, могли ли они предположить, что ей платят за то, чтобы она расстегивала ширинку их мужей или отцов. Задумывались ли они о бронированном поезде, который привозил с материка низкооплачиваемых рабочих, чтобы те каждую неделю соревновались, кого же наймут?

Роза подозревала, что редко, хотя рабочие были повсюду. В отличие от самой Розы, чья работа протекала в закрытых комнатах «Петли», большая часть наемного труда в Плавучем городе была выставлена напоказ. Рабочие рыли канавы, орошали теплицы, забивали свиней и кур на скотобойнях. Они мыли окна блестящих башен, дезинфицировали лифты и конференц-залы, чистили туалеты и натирали мраморные столешницы ванных комнат, нянчили городских детей, работали за кассами в продуктовых магазинах, удаляли омертвевшую кожу и красили ногти в салонах красоты. Все, что они делали, обеспечивало бесперебойную жизнь, за которую так ценился город. Наводнения, пожары, засуха, бунты, восстания, перенаселение – ничто из этого никогда не касалось города, сияющего в океане. И все-таки город по-прежнему был привязан к материку, ведь все так же зависел от него в плане рабочей силы.

Раз в месяц Роза ездила на поезде проведать мать, привозила подарки из Плавучего города: влажный круг сыра из непастеризованного молока, бутылку вина, букет настоящих тигровых лилий. Однако на самом деле ей очень хотелось маминой стряпни. К приезду дочери мать целый день готовила: острое рагу с тофу, булькающее в каменном горшочке; ребрышки, тушенные с соевым соусом и вареными яйцами; блин-пхаджон с морепродуктами и длинным зеленым луком, поджаренный до золотистой корочки; а еще полдюжины различных закусок-панчхан – ростки сои, маринованные огурцы, сушеные анчоусы, кубики желтого дайкона, два вида кимчи. Сыр обычно оставался нетронутым, Роза с мамой пировали в тишине и прерывали ее, лишь чтобы попросить еще воды, риса или пожаловаться на пересоленные анчоусы.

После этого на десерт мама наливала им холодного грушевого компота, затем поднимала на Розу взгляд и расспрашивала о жизни в Плавучем городе.

– Там действительно есть вертолеты?

– Везде, – отвечала Роза. – Кружат над городом, как мухи над сырым мясом.

Мама отпила компот.

– И что они делают?

– В основном перевозят припасы, иногда – жителей. В Плавучий город все доставляется по воздуху. Кроме, конечно, рабочих, – рассмеялась Роза. – Я езжу на поезде, как и все остальные.

– В отеле к тебе хорошо относятся?

– Да, даже говорят, что однажды меня могут повысить до менеджера.

– Я горжусь, что ты наконец отсюда сбежала. Я всегда знала, что ты найдешь жизнь лучше, чем моя.

Роза поднесла чашку к губам. Сладкая густая груша служила единственным лекарством от горечи, которую она чувствовала.

– У тебя не такая уж плохая жизнь.

Мама засмеялась и назвала ее корейским именем.

– С каждым годом гостей все меньше и меньше.

Роза коснулась руки матери:

– Постоянники все равно будут приезжать.

– Те, кто еще жив. Они становятся все старше. – Мать подцепила палочками последнее ребрышко и положила на тарелку Розы. – Как и я.

Той ночью Роза лежала без сна на жестком матрасе своей детской кровати и слышала, как мать зовет ее во сне. Она часто так делала, когда ее мучили ночные кошмары. И во время них она всегда говорила по-корейски, поэтому Роза не могла понять, о чем ее кошмары. Если бы она только могла понимать родной язык матери, она бы, наверное, знала, как ее спасти.

Утром Роза спросила о том, как мама спала. Та ответила привычно:

– Как дитя. А ты?

Розе снились нависающий темный прилив, ее лицо, вжатое в песок, соленые брызги и ветер, мучительные попытки добраться до далекого берега. Но она никогда не рассказывала матери о своих снах, точно так же как мать не делилась с ней своими. Равновесие их отношений зависело от взаимного обмана, что все в совершенном порядке.

– Очень хорошо, – сказала Роза и налила кофе в две кружки, потом посмотрела на солнце, что поднималось над Атлантическим океаном. – Похоже, будет еще один прекрасный день.

Два года превратились в пять, и Роза начала уставать от «Петли». Клиенты чаще всего были одни и те же: надутые основатели, которые хотели потешить эго, или депрессивные белые воротнички, которые платили за то, чтобы почувствовать себя желанными. Мало кто привлекал Розу в более сложных отношениях, и все, что раньше приносило ей удовольствие: коктейли в тенистом саду, беседы в будуаре, завтраки в постели, – стало казаться банальным и шаблонным.

Авалон, видимо, заподозрила, что интерес Розы к работе угасает, поэтому сделала ей предложение – эксклюзивный договор: один клиент – одна работа.

– Ты получишь прибавку к зарплате и переберешься в номер побольше, – сказала Авалон. – Но с условием: ты должна быть готова по первому требованию ВИП-клиента круглосуточно.

– Кто клиент? – спросила Роза.

– Дэмиен Митчелл, – ответила Авалон. – Считай это честью – принимать его эксклюзивно.

С самого начала работы Роза задумывалась о том, удастся ли ей когда-нибудь встретиться с самым влиятельным клиентом «Петли». В отличие от других, сколотивших состояние на акциях технологических компаний и недвижимости, источник состояния Дэмиена был куда интимнее. Всякий раз, включая Флик, Роза чувствовала странную связь с его создателем. И ее интересовало, ощущают ли то же самое миллионы других пользователей. Дэмиен стоял ближе всех к самому настоящему богу в обществе, где религия имела небольшое влияние, но он также славился скрытностью. Договор был возможностью для Розы узнать, какой он на самом деле и как проявляется его власть.

Роза тут же согласилась на предложение, и Авалон изо всех сил постаралась ее подготовить. Она рассказала Розе, что Дэмиен педантично чистоплотен, почти до одержимости. Каждый день он надевал новую белую отглаженную рубашку к льняным штанам на кулиске. Перед встречей с ним Розе следовало принимать душ, пользуясь особым мылом из вулканической глины с Канарских островов. Она должна съедать и выпивать все, что Дэмиен перед ней поставит: шампанское, само собой, а также гуаву и джекфрут, которыми он питался в течение дня, став наполовину фрукторианцем. По вечерам Роза должна вместе с ним поглощать любое мясо, какое он только предпочтет. После захода солнца ему нравилось лакомиться пате из утиной печени и потрошками, запивая все это слегка охлажденным красным вином с собственного биодинамического виноградника в сельской местности Венето. Что бы он ни отправлял в рот, Роза тоже обязана это употребить.

Дэмиен всегда поднимался в «Петлю» на частном лифте, который открывался в морозильной камере кухни. Дэмиену нравилось попадать в прохладный хаос, лавировать между висящими кусками говядины, ящиками с вином, головками сыра, понемногу пробуя взбитые сливки из чана аккуратным движением указательного пальца. Дэмиен подхватывал гроздь винограда из долины Напа и смаковал фиолетовые ягоды, пока шел сквозь наполненную суетой кухню. Здесь он набирал еще больше деликатесов: мускусную дыню в прошутто, картофель фри по-бельгийски с ложкой ремулада[6], ломоть пещерного грюйера[7]. Вся еда сервировалась и отправлялась в личные апартаменты, где его уже ждали первая охлажденная бутылка шампанского и – Роза.

В отличие от других клиентов, которых хостес принимали в своих комнатах, у Дэмиена был собственный люкс, расположенный на пересечении бесконечной петли, в точке, где сходились два овала лопастей и откуда открывался вид на оба сада.

Номер был обставлен, как и остальные в «Петле», с простой и изысканной небрежностью, но имел гораздо большую площадь, собственный неглубокий бассейн, сауну и зеркальную комнату с велотренажерами. Жилые помещения включали в себя столовую, кухню, спальню и комнату для медитации.

Авалон велела Розе ожидать Дэмиена в спальне.

Наконец дверь скользнула в сторону, и вошел взмокший Дэмиен, вытирая голую грудь турецким полотенцем. Либо он не заметил Розу, либо предпочел не обращать на нее внимания. Он быстро прошел в ванную, и Роза услышала, как полилась вода.

– Ты идешь? – внезапно позвал Дэмиен.

Роза поднялась с кровати и пошла за его голосом в ванную, где он уже намыливался под душем. Он подтолкнул дверцу ногой, открывая ее шире.

Роза разделась и встала под струи воды. Дэмиен кивнул, окинув ее взглядом, и переложил часть пены с себя на нее.

– Люблю максимальную чистоту перед новым знакомством. – Он жестом велел ей поднять руки и принялся намыливать ее подмышки с усердием грумера домашних животных.

– Повернись, – велел он.