Лагерь «Зеро»

Глава 11. Роза

В полночь Роза крадется мимо тихих комнат Цветов, держа в руках ботинки и парку. Все спят, но она все равно старается не издать лишнего звука. Один неверный шаг – и за ней бросятся собаки.

У входных дверей торгового центра Роза быстро натягивает верхнюю одежду, обувь и замирает. Еще не поздно вернуться в холодную темную комнату, всю ночь перечитывать какую-нибудь книгу Мейера, а после заснуть и видеть сны о мгновении, когда она соберет чемодан со скудными пожитками из номера Дэмиена в «Петле». О том, как она послушно заканчивает работу, за которую ей платят.

«Я вернусь, как только смогу», – пообещала она матери.

Они сидели рядом на ее койке в поместье. На следующий день Роза уезжала в лагерь.

«Не волнуйся обо мне, – сказала мать. – Со мной все будет хорошо».

Она коснулась щеки Розы тыльной стороной ладони.

«Это мать должна беспокоиться о дочери, а не наоборот».

«Я понимаю, – Роза попыталась улыбнуться. – Я хочу, чтобы у тебя было то, что ты заслужила».

«У меня есть ты. Вот и все, что мне нужно. Так что постарайся позаботиться о себе. У тебя только одна жизнь».

Сейчас, выходя из торгового центра, Роза думает о словах матери.

Одна жизнь.

Глаза не сразу привыкают к открытому пространству, все вокруг расплывается. Стоит ясная ночь. Полная луна заливает заснеженный участок холодным голубым светом, позволяя различить темную изгородь деревьев.

Когда Роза доходит до северной границы участка, там ее уже ждет Брадобрей. Он ничего не говорит, только показывает узкое отверстие в металлическом заборе и помогает Розе пролезть. Затем берет ее за руку и ведет сквозь деревья. И только когда они приближаются к черному снегоходу, припаркованному за мусорным контейнером, Брадобрей спрашивает:

– Уверена?

Роза усаживается позади Брадобрея, и ее сердце тяжело колотится в груди.

– Да. Поехали.

Брадобрей заводит снегоход – и он набирает скорость, петляя между деревьями. «Миллениум» уменьшается, исчезая из виду. Вокруг хлещет ветер, и Роза прижимается щекой к шерстяному бушлату Брадобрея. Мимо проносится дикая природа, в ушах стоит вой.

Они едут полчаса, потом Брадобрей сворачивает на дорогу, которая упирается в деревянный забор. Спрыгивает со снегохода, идет по глубокому снегу широченными шагами и быстро отпирает ворота. В свете фар Роза видит, как его дыхание превращается в клубы белого пара. Брадобрей возится с керосинкой, и она вспыхивает желтым светом. Брадобрей поднимает лампу повыше и ведет Розу ко входной двери маленького и скромного деревянного домика.

На вид ему лет сто, судя по вздувшимся старинным цветочным обоям в коридоре. На дощатом полу лежит потертый коврик, в воздухе пахнет Брадобреем: елью, растопкой и дымом.

Брадобрей, кажется, чувствует себя в этом доме более раскованно, чем в церкви. Он снимает бушлат, вешает его на крючок. Сегодня Брадобрей одет строго: в мягкую рубашку и подтяжки.

– Разведу огонь, – говорит он и проходит мимо Розы так близко, что она чувствует струящееся с его тела дыхание мороза.

Пока он возится с камином, Роза осматривает дом. В зале скудное убранство, разве что на стене висят фотографии в рамках, на которые падает мягкий свет лампы. Самое старое изображение – черно-белый снимок семьи из двенадцати человек вокруг деревянного плуга в поле. Мужчины в комбинезонах, с зачесанными набок волосами, стоят как истуканы, их неулыбчивые сестры и жены, сложив руки поверх цветастых фартуков, сидят в высокой траве, и к ним жмутся дети.

Роза следует за снимками, где одно поколение резко сменяется другим. Вот семья носит очки в роговой оправе и кринолины и, улыбаясь, стоит перед машиной-универсалом. А вот тут они одеты в расклешенные брюки и вязаные пончо, с длинными волосами на прямой пробор, а младшая девочка озорно размахивает флажком со знаком мира. На следующем снимке семья восседает в неоновых парках на снегоходах, а за ними простирается покрытый инеем лес. Четкая родословная. Крепкая семья.

Единственный портрет своей семьи, который Роза видела, был сделан за месяц до гибели ее отца. На фотографии мать держит маленькую Розу, а отец возвышается над ними на полголовы, криво усмехаясь, положив руку на хрупкие плечи жены. Мать выглядит застенчивой, даже нервной, с короткими, зачесанными набок волосами. На ней плохо сидящая блуза в «огурцах» с отложным воротничком, найденная на чердаке свекрови. Отец одет в мятую рубашку с жирным пятном на нагрудном кармане, он весь излучает блаженство. Вот моя жена и ребенок. Вот то, что я создал.

– Ростом ты пошла в отца, – часто повторяла Розе мать, – но лицом – в меня.

Что правда: у нее черные волосы матери и кожа медного оттенка, опущенные углы рта и негустые брови. Но, судя по фото, глаза она унаследовала от отца: светло-карие, горящие на солнце оранжевым.

Глядя на снимки, где-то внутри Роза распадается на части от боли. Она не знает ни истории своей семьи, ни родины матери, ни языка и культуры, которые, как ей казалось, не имела права считать своими. Дом для нее всегда был рядом с матерью. Вдали от нее Роза чувствует себя безродной и свободной. И одновременно с этим – разболтанной, словно никак не может обрести свою истинную суть.

Последняя фотография на стене – небольшая семья. Отец, мать, мальчик. Роза узнает черты, которые повторялись на протяжении десятилетий: прямой нос, широко посаженные глаза и копна темных волос. В лице мальчика они проявляются ярче всего.

– Это ты, – с удовлетворением осознает Роза. – Вот это – ты.

Брадобрей подходит ближе, освещая мальчика лампой.

– Мне было интересно, заметишь ты или нет. Фото сделано на следующий день после моего десятилетия.

Роза осматривает комнату.

– Это здесь ты вырос?

– Да, – кивает Брадобрей. – Но тут уже давно никто не живет. – Он проводит пальцем по лицу женщины, которая держит мальчика за руку. – Руки моей матери всегда были теплыми, даже зимой.

Он долго молчит, и Роза понимает, что он охвачен давно похороненными воспоминаниями. Брадобрей аккуратно касается ее запястья:

– Принесу нам выпить.

Брадобрей ведет Розу в заднюю часть дома. Аккуратная кухня выкрашена в ярко-желтый цвет, на окнах – выцветшие клетчатые занавески. Пол покрыт линолеумом, истончившимся и затертым у раковины.

Роза наблюдает на Брадобреем. Ей нравится, с какой заботой он разворачивает завернутый в ткань хлеб, откупоривает бутылку виски. Он тихонько напевает, протирая два стакана, и наливает в каждый на палец. Затем отрезает два толстых ломтя хлеба и подает на деревянном блюде вместе с сыром и салями.

Они переносят виски и еду в гостиную, скудно обставленную, чисто вымытую, с кружевными шторами на окнах. Брадобрей жестом приглашает Розу сесть в обитое коралловым бархатом кресло. Тепло потрескивает, добавляя уюта, огонь.

– Перед этим камином ели мои родители, – говорит Брадобрей и занимает второе кресло. – Поэтому предпочитаю сидеть тут, когда прихожу в дом. Дань уважения тому, как они провели последние счастливые дни.

Он рассказывает, что они родились в Доминион-Лейк, как и родители его родителей и так далее, аж до самых первых переселенцев, которые переехали на север, когда распространились новости об открытии нового нефтяного месторождения. Брадобрея воспитали в вере, что его жизнь будет в точности такой же, что он тоже научится трудиться на буровых установках, заработает на собственный дом и двор, где хватит места нескольким детишкам. А потом они вырастут и займут его место на буровой, зарабатывая от щедрот, которые, как они верили, никогда не закончатся. Десятилетие тянулось за десятилетием, они все были связаны с нефтью, и отец обещал маленькому Брадобрею, что и его дети получат все, что лежит под землей. Ложь, в которую его научил верить отец, а того – его отец. Никогда не подвергай сомнению то, для чего ты рожден. Не высовывайся и усердно работай.

Когда ввели запрет на добычу нефти, Брадобрею исполнилось двенадцать. К его шестнадцати все, кого он знал, были уволены, а их дома – взысканы. Он был очень молод и не понимал, почему люди теряют работу и жилье. Замечал лишь то, что люди покидали Доминион-Лейк, особенно те, кому не исполнилось сорока. Население города сократилось вдвое, затем – еще раз вдвое, он хорошо это видел по клиентам в магазинах. Они больше не были молодыми бурильщиками, которые для покупки лотерейного билета и бутылки водки протягивали продавцу купюру в сто баксов. Теперь они стали пожилыми и немощными и клали на ленту кассы хлеб и банку тунца. Таким грозила скорая смерть, и тогда в Доминион-Лейк никого и ничего не останется. В восемнадцать Брадобрей решил уехать.

Только покинув Доминион-Лейк, он по-настоящему задумался о том, что произошло. Что его страна была построена на разграблении земли и коренных народов, которые жили здесь. Что это стремление к господству превратило колонию в торговый пост, а потом приманило промышленность и дало толчок экономике. Холодная, малонаселенная страна с одной из самых протяженных границ на земле, богатая полезными ископаемыми, лесом и нефтью.

– Я оказался неправ, считая себя белой вороной. Что я лучше или чем-то отличаюсь от своей семьи, – говорит Брадобрей. – Они всегда получали прибыль от эксплуатации земли, и я – тоже. Нам нужны были энергия, еда, участок, чтобы построить дом. И мы делали все, чтобы их получить. И тем не менее я удивился, когда Мейер основал лагерь. Почему американцы заявились сюда сейчас? И только после работы в лагере я понял, что он повторяет виток истории. Он хочет присвоить это место.

Брадобрей прав лишь отчасти, но рассказывать ему, зачем на самом деле нужен лагерь, – слишком большой риск. Вместо этого Роза обводит взглядом комнату и спрашивает:

– Как тебе здесь теперь?

– Жутковато, – отвечает Брадобрей. – Как будто я вернулся во времени, но рядом нет никого, чтобы напомнить, почему я ушел.

Огонь доедает последние красные угольки, грозясь перегореть. Брадобрей снимает с кожаного пояса маленький топорик и раскалывает ветку березы для растопки. Бросает щепки в камин и смотрит, как их поглощает пламя.

– У тебя когда-нибудь было чувство, что жизнь, которой ты живешь, не твоя?

Вопрос застает Розу врасплох.

– О чем ты?

– Что все твои действия словно предопределены.

Роза на мгновение задумывается.

– Нет, – пожимает она плечами. – Не совсем. Но мне интересно, получу ли я когда-нибудь то, что хочу.

Брадобрей бросает на нее взгляд:

– А чего ты хочешь?

Всякий раз, когда клиент задает этот вопрос, Роза отвечает то, что он хотел бы услышать: новых впечатлений или познакомиться с таким интересным человеком, как он. Всякий раз, когда это спрашивает кто-то из девушек, она говорит, что ей нужны деньги и кров. Но Брадобрей не просто спрашивает, чего именно она хочет. Он просит описать форму желаемого.

Что значит так долго отказываться от любви? Что Роза отвергла ее даже до того, как обрела? Пару раз она чувствовала, что клиент в нее влюблен или просто решил в это поиграть. В понимании клиента любить так же просто, как разговаривать о любви. А если нет, то прекрасно помогут деньги, шампанское, охлажденные фрукты и смятые простыни. Такая любовь была соглашением, которое можно создать и спланировать, вплоть до того, что чувствуешь, когда возлюбленный человек входит в комнату. Пульс бьется чаще. Ощущение, что паришь вне тела. Комната отступает, и остается только этот излучающий свет человек.