В начале жатвы
- Автор: Николай Лупсяков
- Жанр: Советская проза
- Дата выхода: 1962
Читать книгу "В начале жатвы"
2
Идут с пашни коровы. На улице — пыль. Блеют овцы. Над стадом, то и дело сбивающимся в гурт, проносятся ласточки и стрижи. Пастух щелкает кнутом...
Стадо ведет величественная черная корова с поседевшим от старости подбрюдком. У нее толстые рога, загнутые назад, и широкие отвислые уши. Бабушка Вера, как и каждая хозяйка в этот час, стоит на улице у ворот своего дома. Завидя ее, корова, верно, вспоминает теплое пойло и еще издали обрадованно мычит.
Бабушка Вера в красной поневе, подвязанной белым фартуком, с хворостиной в правой руке. Вот так каждый вечер встречает она стадо. Ее глаза ревниво следят за коровами, губы часто приоткрываются.
— Идешь? То-то! — говорит она.
Носятся в воздухе ласточки и стрижи — не те, что облюбовали для себя кручи приднепровских берегов, а другие — гнездящиеся в развалинах бывшего панского имения. Шепчутся листьями деревья возле плетня, и все еще тарахтит в поле трактор.
— Галя! Галька! — зовет бабушка.
Старая корова с седым подбрюдком отбивается от стада. Подойдя, она тычется мордой в бабушкин фартук. Бабушка осторожно смахивает хворостиной с боков коровы слепней, гладит подбрюдок.
— Ишь ты, продай! Нет, брат, не дождешься!
В хлеву, доя корову, бабушка Вера заводит с ней откровенный разговор:
— Стара ты стала, негодница. Подумать, годов-то сколько! Еще в войну молоко давала. Что теперь с тобой делать? Ну скажи, что?
Корова вяло жует жвачку, тяжело дышит.
— Борис заходил, — доверительно сообщает ей бабушка. — Все продать уговаривает, на мясо, по контрактации. И откуда у него прыть такая, ума не приложу. Во всем ведь слушались его, а тут не послушаемся. Продержим еще год, а там видно будет. Двести рублей! Другая теперь жизнь, да и ты, дай бог, еще не один год проходишь, если, конечно, присмотр будет. Ему, Борису, лишь бы сказать! Сказал, а мы с Никодимом, не сговариваясь: не продадим тебя. Хватит у нас пока сил присматривать за тобой. Вот так вот!..
Струится из-под бабушкиных рук в ведро молоко. Звенят в нагретой за день траве за хлевом кузнечики, словно похваляются перед бабушкой, как им там хорошо и уютно под звездами. С дальних лугов доносится едва уловимое пение ночных птиц. Пахнет навозом, скошенной травой, куриным пометом. Бабушка в последний раз перебирает вымя и устало разгибается.
На дворе уже совсем смерклось. Запирая ворота хлева, бабушка вдруг ощущает в себе непонятную, беспокоящую ее радость. Что-то очень важное, прочное, что, должно быть, никогда уже ее не покинет, вошло в ее жизнь. Какая-то старческая уверенность. Она, а не кто другой, хозяйка на своем дворе!.. Но что в том хорошего, если она сегодня поссорилась с сыном?
...Ночью бабушка долго не может заснуть. Уже и петухи умолкли в пристройке, а она все лежит с раскрытыми глазами. Ей вспоминается, как во время войны к ним в деревню ворвались гитлеровцы. Наспех связали они с Никодимом два узла, вскинули на плечи и побежали вместе с другими к ближнему болоту. Сзади стреляли фашисты, пули свистели над головой, а они все бежали. Лишь когда добрались до болота, бабушка набралась смелости оглянуться — да так и ахнула. Показалось, что все это ей мерещится: следом за ними бежала корова — их Галька. Единственная из всей деревни! Голову пригнула, мычит, отбрыкивается, а пули свистят...
— Галька! Галюшка! — вскрикнула слабо бабушка.
Не оглядываясь больше, она побежала, не чуя под собой ног, пока не упала где-то между кочками. Вдруг видит — и Галька ее лежит совсем рядом, жвачку жует...
Долго потом скитались по лесам. Вспоминается бабушке, как спасала она молоком больных детей, как отпаивала раненых. Кое-что перепадало и бабушке Вере с Никодимом. И после всего этого продавать Гальку?..
Борис появился после войны. Так уж заведено, что дети должны заботиться о родителях. Борис сразу же стал проявлять к ним особое внимание. Поначалу старики даже радовались. Потом все эти его бесконечные заботы стали надоедать, словно он выдавливал что-то из них обоих. С неделю назад зашел к ним со своими приятелями и, между прочим, посоветовал:
— Состарилась корова ваша, продать ее надо.
Они не обратили тогда внимания на его слова. Но через день сын снова пришел.
— Продавай, отец, корову. Попозже купим молодую.
— Ничего, на наш век и этой хватит, — тотчас отозвалась бабушка.
А он, что ни день, все больше наседал. Дошло до того, что стал уверять, будто жить корове осталось от силы один год. Будто они никогда не имели коровы и не знают...
Ночь на земле. Давно угомонились петухи. Из окна видно, как перемигиваются в небе звезды. Кузнечики все еще звенят под окном как заведенные, назойливее, чем с вечера. Бабушка Вера вспоминает соседских девочек, которые в последнее время зачастили к ней — книжку прочитать, стихи, последние новости из газет рассказать, — и понемногу успокаивается.
То же чувство радости, еще не совсем осознанной, которое она ощутила вечером во дворе, когда с ведром парного молока запирала хлев, снова подступает к ней.
«Ну и пусть! И хорошо, что поссорились, что не дали потачку. Такую корову продать!..»
В окно видно: на востоке занимается заря. Бабушка Вера с облегчением вздыхает. И правда хорошо, что вовремя поссорились. Отстояли свое все-таки. После сегодняшнего уже не будет приставать. Все идет хорошо. И живут они с Никодимом богато. Всего в достатке. И колхоз богатеет, и председатель не пьянствует. И рожь шумит за домом — густая, высокая, с тучным колосом. И деревня приубралась садами, и в Днепре с каждым годом рыбы все больше. А на праздники далее артисты приезжают.
И понемногу утихает боль, причиненная сыном. «Ничего, теперь приставать не будет!» — думает бабушка.
Радость победительницы ощущает в себе бабушка Вера. Словно видит перед собой что-то новое, светлое.