Февраль - кривые дороги

— Когда?

— Сегодня ночью.

У Андрюши зачесались глаза, но он вспомнил, как Мояника писала ему: «Будь мужчиной», — и потому только сказал:

— Пить хочется.

Мояника бросилась на кухню, а когда вернулась, то уже не плакала, только глаза были все еще мокрые, но все равно веселые, и не поймешь по ним: хотят ли они плакать или смеяться.

Андрюша напился, и, наверное от холодной воды, ему стало спокойно на душе.

«Ничего, полечится и домой придет, — подумал он об отце. — Я тоже лежал в больнице. В прошлом году еще. Зато сколько игрушек понадарили…»

— Спасибо, — сказал он Моянике и протянул кружку.

Мояника взяла кружку, но не уходила, а стояла и смотрела на Андрея, и ничего не говорила, просто смотрела, и все. Но была она такая маленькая и грустная, что ему захотелось ее успокоить. И вдруг он вспомнил:

— А знаешь, когда я был большим, а ты маленькая, я тебя защищал от фашистов. Тебя и папу. Помнишь?

— Помню.

Мальчик удивился:

— Правда, помнишь?

— Конечно. Гранатами.

Андрюша внимательно посмотрел на нее и добавил:

— Ты не бойся. Я тебя всегда буду защищать, Мояника.

Она нагнулась и заглянула ему в глаза:

— Как ты сказал?

— Мояника.

— Мояника, — повторила она и опустилась на стул. Прикрыла глаза рукой. И так сидела долго, так долго, что Андрюше стало скучно.

— Пойду голубей погоняю, — сказал он и направился к двери.

Голуби сидели на карнизе окна и, ни о чем не подозревая, спокойно чистили себе носы. Андрюша заложил в рот четыре пальца, как учил его отец, и свистнул. Свиста не получилось, послышалось одно шипенье, но голуби все равно взвились и полетели — маленькие-маленькие в таком большом синем небе…