Повести, рассказы

12

Не иначе как с незнакомцем, заговорившим с ней в море, что-то случилось, второй день не приходит на пляж. Но когда он не пришел и на третий день, Лина решила, что у него, вероятно, кончился отпуск и он уехал домой. Ей было это безразлично, но она так привыкла к тому, что изо дня в день видела его на лежаке с книгой, что не могла не заметить его исчезновения.

И вдруг, когда она почти забыла о нем, снова увидела его в море, далеко за буйком. Лина не ожидала, что его появление может ее так обрадовать. Произошло это все так неожиданно, что Лина не успела скрыть от него свою радость, и он, безусловно, заметил: у него проницательный взгляд. Это было видно по тому, с какой быстротой он подплыл к ней. Значит, он не уезжал, был все время здесь и нарочно, наверно, переменил место, чтобы Лина его не видела. А он, наоборот, мог за ней наблюдать и, конечно, заметил, как она его ищет. Во всяком случае, в первые два-три дня он не мог не заметить, как она все время кого-то ищет, как пристально присматривается к лежаку, на котором он до этого лежал. Теперь она может быть уверена: если он ей тогда, у этого самого буйка, не сказал, что его никогда не подводит предчувствие, то он ей сейчас это скажет. И при этом, возможно, еще спросит: а что ей подсказала тогда ее интуиция? Она же не станет отрицать, что разыскивала его. Но в этом нет ничего особенного: человек догоняет ее в море, заводит странный разговор, дает понять, что давно уже к ней присматривается, искал случая ближе познакомиться, и вдруг, даже не назвавшись, бесследно исчезает. Не случилось ли с ним что-нибудь? Поэтому она и обрадовалась, снова увидев его. Только поэтому. И все же она себя выдала. Ее, как всегда, подвел голос — не хватило дыхания, когда спросила его:

— Где вы так долго пропадали?

Вглядываясь в ее большие, затуманенные глаза, пытающиеся спрятать под опущенными ресницами ее одиночество и растерянность, плывущий рядом мужчина, словно извиняясь, ответил:

— Был занят подыскиванием новой комнаты. Мне еще осталось здесь быть полторы недели.

— Вы разве не в санатории?

— Упаси бог! Я вижу, вас это удивляет. Но представьте себе, что ужасно не люблю проводить свой отдых в санаториях или пансионатах. Не люблю быть зависимым от кого-то. Хочу быть свободным: вставать, когда хочу, идти, куда хочу, делать, что хочу, спать, когда хочу. Быть совершенно свободным. А в санаториях, домах отдыха и даже в пансионатах это невозможно.

— А дома это возможно?

— Дома совсем другое. Дома я же не в отпуске, а на работе, а на работе человек, как солдат, подчиняется дисциплине и выполняет приказы. Сколько у вас в палате человек?

— Трое.

— А я хочу во время отпуска ни от кого не зависеть. Разве я не имею права хоть один месяц в году оставаться с самим собой? А вы разве не мечтаете об этом?

— Иметь отдельную комнату в санатории?

Лина знала, что не это он ждал от нее услышать. Но что она могла ответить ему другое, если сама еще не знает, была ли она до сих пор от кого-то зависима больше, чем сама хотела, и чувствовала ли себя менее свободной, чем желала. Вот она взяла с собой на этот раз ту полную свободу и независимость, что сама обрела, стоя тогда под темными окнами своей квартиры, и не знает, что с этим делать. Она здесь уже вторую неделю, а ведет себя точно так же, как в прошлые годы на отдыхе. Никто из окружающих не заметил в ней привезенную ею с собой свободу и независимость, и она не стремилась, чтобы это заметили, хотя после того, что произошло у нее с Генрихом, имела полное право пользоваться ими. Но он, плывущий с ней рядом незнакомец, заметил, видимо, ее состояние. Только не показывает это. Она уверена, что именно то имел он в виду, когда завел с ней разговор о полной свободе и независимости. Даже тем, что, не дождавшись ответа, поплыл навстречу высокой волне, он дал ей понять, что не ошибается. Он нарочно оставил ее одну, пусть задумается над его словами.

И снова Лине показалось, что она где-то встречала этого высокого, не по годам стройного мужчину с серыми проницательными глазами, от которых невозможно что-либо скрыть.

Достаточно было бы ему назвать себя, думала Лина, чтобы сразу вспомнить, где она его раньше встречала. И еще ей показалось: она не узнает его потому, что с первой минуты он выдает себя за человека, для которого самое главное — отделиться от всех и от вся, ни с кем не общаться, в то время когда он, скорее, один из тех, которые не могут и не хотят отделяться, возможно, даже не знают, что такое одиночество, как не знала этого раньше она, Лина. Такие, как он, представляет себе Лина, наверно, всегда окружены людьми. В нем есть что-то такое, что привлекает к себе людей, и она хочет вспомнить, чем он ее привлек, что она так разыскивала его и обрадовалась, снова увидев. Во всяком случае, одно она знает точно: он не похож на тех ее новых знакомых в санатории, которые, она это чувствует, никогда не проходят мимо, чтобы не оглянуться на нее. И те, кому она нравится, и моложе и красивее его. Но ей скучно с ними. После первой же прогулки с кем-нибудь из них она уже насквозь его видит, заранее знает, о чем он будет с ней говорить. А этот, Лина знает, всего себя не раскроет, если она даже будет с ним встречаться каждый день. Это, видимо, и влекло ее к нему и заставило подплыть к буйку — к сверкающему шару с трепещущим красным флажком — и, держась за него, подняться над водой, чтоб незнакомец ее увидел и вернулся сюда, где он ее оставил.

Когда он, спустя несколько минут, подплыл и, схватившись за шар, случайно прикоснулся к Лине, она отвернулась, чтобы он не видел, как она боится, что этот незнакомец заполнит пустоту, оставленную в ней Генрихом. Как бы Генрих ни был сейчас нежен и предан ей, он уже, видимо, никогда не заполнит в ней эту страшную пустоту. Не от него и не от нее это сейчас зависит.

Подпрыгивающий шар выскользнул из его рук. Ухватившись за него, незнакомец снова будто случайно прикоснулся к Лине. Лина резко оттолкнулась от буя и быстро поплыла к берегу.

— Меняется погода, — сказал он, догнав ее почти у самого берега. — В море полно медуз. Это первый признак шторма. Но вас, как я понимаю, три-четыре балла, конечно, не остановят.

— Даже пять, — ответила Лина. — Люблю купаться в шторм и забираться в лес во время грозы.

— Вы, простите, не дальнозоркая?

Лина широко открыла глаза:

— Почему вы так решили?

— Романтики часто страдают от этой болезни. Человек, который постоянно смотрит вдаль, вблизи плохо видит. А вы, я сразу заметил, натура романтическая.

— Знаете, — сказала она, выйдя на берег и растянувшись на раскаленном песке, — мне все время кажется, что я вас где-то встречала.

Он не удивился, точно ожидал от нее это услышать.

— Весьма возможно. Очень может быть.

— Но не могу вспомнить где.

— Ну что ж, давайте вспоминать вместе. Но для этого, вероятно, необходимо, чтобы вы знали мое имя. Меня зовут Рафаил Евсеевич Мандель.

— Лина Самсоновна Каждан.

Но когда ни он, ни она ничем не смогли помочь друг другу, чтобы вспомнить, где они встречались и встречались ли, Лина спросила:

— Чем же кончились ваши поиски новой комнаты? Нашли?

— За деньги, Лина Самсоновна, все можно найти.

— Все?

Рафаил Евсеевич помолчал и уверенно повторил:

— Да, за деньги вы получите все, что пожелаете. Надо только знать, кому или через кого дать эти деньги. Не смотрите так на меня. За деньги я достану вам манну небесную. Не подумайте, что я занимаюсь этим. Упаси бог. Такими делами никогда не занимался. Я просто знаю жизнь, а жизнь надо знать.

— Поделитесь своими знаниями, если это, конечно, не секрет.

— Для вас разве секрет, что на жизнь надо смотреть проще? Ничто не должно удивлять. Ничего не надо принимать близко к сердцу.

Лина чуть прищурила глаза, но тут же широко их раскрыла. Ей было важно знать: не связано ли то, что Рафаил сейчас сказал, с тем, что возле буйка он вдруг ее обнял, считает ли Рафаил, что она действительно поверила, что у него это вышло совершенно случайно, из-за налетевшей волны. Ее чуть прищуренный взгляд мог также обозначать: он не тот, за кого себя выдает, и она не понимает, зачем ему нужно выдавать себя за другого. Он продолжал выдавать себя за другого даже своим рассказом о том, как ему удалось снять комнату в самом лучшем месте, в парке, рядом с городским пляжем.

— На этот пляж, — сказал он, — мне теперь далеко ходить. Но ничего не поделаешь — меня тянет сюда!