Идеалист

− Хорошо, Алёша. Я уеду… - как заведённая, повторяла она занемевшими губами. – Я уеду. Только не сейчас. Дай мне немножечко, хоть немножечко прийти в себя…

Алексей Иванович был в не меньшем отчаянии. Рывком поднялся с места, тяжело переставляя плохо пристёгнутые протезы, шагал в малом пространстве кухни от плиты до стола. Ему хотелось кричать от бессилия, от того, что необходимый, близкий ему человек не понимал, не хотел понять его. Напрягаясь телом, он ходил взад-вперёд в тягостном молчании. Вся обычная для него логика рассуждений сбилась, мысли неуловимо прыгали, он не находил нужных слов, способных убедить, успокоить Зойку.

В очередном повороте каким-то иным взглядом увидел он в прижавшейся к столу, скорбной, рыдающей Зое, ту, до отчаянности самоотверженную, любящую его семигорскую девчонку и остановился: он вдруг понял, что никакой, самой убедительнейшей логикой слов он не внушит, не сможет внушить Зойке своё понимание жизни. Чувственная женская Зойкина душа ждала от него не рассудительных, пусть даже самыхсамых правдивых и правильных в своей сути слов. Душа её ждала от него, от мужа, мужчины, другого: ждала ласки и защиты от жизненных горестей и бед.

И как-то сразу сумбур возбуждённых мыслей и эмоций спал. Он подошёл, охватил, крепко прижал к себе Зойкину голову и так стоял молча. Слёзы полились обильнее, он ощущал их укоряющую жгучесть на своей руке, и всё так же молча стоял, бережно как ребятёночка, баюкая беззащитную милую ему Зойку. Потом нагнулся, поцеловал в мокрую щёку, платком отёр подурневшее от слёз её лицо. Ещё раз поцеловал в красную пуговку носа, сел за стол, напротив. Зойка смотрела на него сквозь остановившиеся в глазах слёзы. Алексей Иванович положил на стол тяжёлые свои руки, как будто собирался снова подняться, но не встал, только выпрямился на стуле, сказал, как о деле решённом и совершенно ясном для них обоих:

− Значит, так, Зойченька. Начнём с малого. Запишешься в вечернюю школу. С этого начнём. Всё остальное постепенно приложится. Ну, договорились, ивушка моя плакучая?..

Зойка ладошкой отирала лицо, спрашивала измученно:

− И это всё, что ты хочешь, Алёша? Это то, что тебе надо? Зачем же ты так страшно говорил! Если это надо тебе, Алёша, я попробую. Я попробую, Алёша.

Зойка всё ещё всхлипывала, но в движениях её угадывалось облегчение, она чувствовала: на этот раз с бедой они разминулись.